Валентин СИДОРОВ. МОСТ НАД ПОТОКОМ


- Что любит быть захороненным? - спрашивали в старину на Востоке. И отвечали: - Зерно.

Пшеничные зерна недаром обнаруживают в усыпальницах египетских фараонов. Они были обязательным элементом погребального обряда. Однако не только символом победы над смертью было зерно, прорастающее вверх, но и символом знания (ныне утраченного) о могучей энергии.

В древнеиндийских источниках, бесстрашно обращающихся с астрономическими цифрами и бесстрашно отодвигающих историю человечества все дальше и дальше в тайную глубину веков, говорится, что пшеница не является злаком нашей земли: она была транспортирована с Венеры примерно шесть миллионов лет назад. И не для выпечки хлеба предназначались пшеничные зерна. Нет, они служили источником энергии, которая двигала водные и воздушные корабли.

Этой энергией полновластно владели атланты. Те же источники спокойно сообщают, что Атлантида (они называют ее по-иному) существовала около миллиона лет назад. По техническому уровню она не уступала нашей цивилизации, а в чем-то и превосходила ее. Во всяком случае не было отравления окружающей среды, ибо не использовались отбросы Земли, упрятанные в ее чреве.

Но, к сожалению, нравственность атлантов была на много порядков ниже их технических достижений. В результате самонадеянных действий они вызвали к жизни пространственный огонь, и тот, соединившись с огнем подземным, взорвал материк. Чуть ли не мгновенно он опустился на дно океана.

* * *

"О, Египет, Египет! О верованиях твоих останутся лишь смутные сказания, им уже не поверит потомство - словам, вырезанным на камне и повествующим о благочестивом... Божественное возвратится на небо, покинутое человечество целиком вымрет, и Египет опустеет...

Мрак предпочтут свету, смерть сочтут лучшею, чем жизнь, никто не воззрит на небо. Верующий человек прослывет безумцем, нечестивый -мудрецом, свирепый - отважным, худшие - лучшими. Душа и все относящиеся к ней вопросы - рождена ли она смертною, может ли достигнуть бессмертия? - будут преданы осмеянию и сочтутся за суетность".

Так пророчил самый любимый и почитаемый мудрец древнего Египта Гермес Трисмегист ("Трижды великий"), и ход событий подтвердил его пророчество.

Нашествия варваров опустошили Египет. Безмолвные пирамиды погребли тайны не менее надежно, чем волны океана, скрывшие под собой страну, еще более древнюю, чем Египет, - Атлантиду. Правда, Гермес обещал людям будущего: "Я заговорю с вами в сердцах ваших". Но текли тысячелетие за тысячелетием, а обещание не исполнялось. Разговаривать было не с кем. Символ тайны человеческого бытия - сфинкс, обращенный лицом к восходящему солнцу, - стал страшилищем и пугалом для суеверных феллахов. А наполеоновские солдаты превратили его в мишень для учебной стрельбы и изрешетили картечью.

С горечью писал Николай Константинович Рерих, что варварски обезображен "Сфинкс Египта", по по счастью, добавлял он, "сфинкс Азии сбережен великими пустынями".

"Богатство сердца Азии сохранено, и час его пришел".

Путь простирается. И тем он необычен,
Что по нему без посоха идти
Легко и просто. Спосохом - труднее.

Ты ощущаешь странником себя.
И это ощущение дороже
Всего, что могут предложить тебе.

Лучи во мраке высветят твой путь.
Потом вершину. Каждый шаг к вершине
Даст вспышку света на твоем пути.

Для путника есть только смена форм,
А также изменение пейзажей.
А остановка каждая - трамплин.
И даже смерть всего лишь остановка
Пред поворотом на его пути.

Путь превращается в сияние луча,
Когда его пронизывает радость.

Луч - это путь. Шагайте по лучу.
Но чтобы сделать это, невесомость
Вам внутреннюю должно обрести.

Я вижу путь, ведущий из бессмертья
В бессмертие, из вечности в мир вечный.
Пусть гаснут Солнца - новые взойдут.

* * *

У индийцев - и об этом, помнится, я уже писал - врожденный дар идеальных собеседников. ... Обо всем этом я обязательно хотел сказать, предваряя содержание беседы с Ражендрой Авастхи, главным редактором журнала, носящего романтическое индийское женское имя "Кадамбини . ... В обратном переводе с хинди наш разговор выглядит так:

- Вот вы занимаетесь медитацией, пишете стихи-медитации. А не хочется ли вам уйти от суеты, от людей от толпы на какую-нибудь высокую гору, чтобы уединиться, чтобы никто не тревожил вашего безмолвия?

- Прежде всего я убежден, что ни на какой, даже самой высочайшей вершине мира, человек не может отъединиться от человечества. Это во-первых. А во-вторых, не кажется ли вам, что человек, если в нем действительно вдруг проснулось духовное начало, не должен стремглав, бросив все, бежать от толпы и людей на высокую гору, а должен нести свет этой горы именно толпе, именно людям. Это труднее, но для нашего времени необходимее. Истинная медитация не может разрезать жизнь на две не соединяющиеся половинки: одна - духовная, другая - житейская. Избрать для себя лишь одну половинку - неважно какую - значит уподобить себя человеку, стоящему на одной ноге, а на одной ноге долго не простоишь. Обязательно рухнешь.

- Какое ваше личное отношение к религии? Согласуется ли оно или, наоборот, противоречит официальной политике государства?

- Хочу начать с самого начала, а значит с Маркса, который, во-первых, заявлял - это доподлинные его слова, - что "насильственные меры против религии бессмысленны", а во-вторых, считал - это тоже доподлинные его слова, - что для судеб социализма проблема религии является ''совершенно второстепенным вопросом". Развивая мысль Маркса, Ленин писал о том, что единство мнения пролетариев в борьбе "за создание рая на земле для нас важнее, чем единство мнения пролетариев о рае на небе".

Вы скажете: но ведь были отступления от принципа. Были, но они-то и заставили нас с новой обостренной силой вспомнить о нем. Если хотите, помнить о нем нас заставляет само время, когда действительно единство мнений людей в борьбе за сохранение планеты и жизни на ней куда важнее единства мнений по любым вопросам другого порядка, в том числе и религиозным.

Что касается меня, то могу признаться - я твердо убежден: так же, как храмы Древнего Египта скрывали в своей символике космические тайны, так и в современных религиях, - в частности и в христианской, - зашифровано немало знаний эзотерического характера, неведомых по большей части самим священнослужителям, поскольку все это выродилось и превратилось в автоматически исполняемые обряды и ритуалы.

На Руси в храме есть церковные врата, которыми отделяется святая святых храма - алтарь - от остального помещения. Существуют четыре канонизированных церковью евангелия: евангелие от Матфея, евангелие от Марка, Евангелие от Луки, Евангелие от Иоанна. Каждому из них соответствует свой символ: Матфею - человек (с течением времени он трансформировался в ангела), Марку - лев, Луке - телец, а говоря попроще, бык, Иоанну - орел. Так вот: все это изображено на церковных вратах. Но если вдуматься и сопоставить, то ведь фрагменты символов складываются в фигуру сфинкса: сфинкс обладал телом быка, имел львиные лапы и лицо человека, а на спине у него были орлиные крылья. Что это означает? На мой взгляд, лишь одно: что символы для евангелистов отбирались с определенным умыслом, тут как бы заключается намек на то, что в их текстах содержится ответ на древнюю загадку сфинкса.

Вообще я считаю, что настало время, когда наука, отбросив предубеждения и крайности, должна смелее вторгаться в святая святых религий, стараясь найти и объяснить сокровенный смысл их символов. Уверен, что это один из путей к космическим тайнам. Конечно, было б идеально, если б представители религий не играли лишь роль суровых стражей при доверенных им сокровищах, а шли бы навстречу науке, но тут уж, наверное, требуется, как сказал один мудрый человек, чтоб священнослужители стали немного учеными, а ученые немного духовнее.

- Можно ли вас понять так, что вы не против возвращения религии и возрождения религиозных принципов, но, естественно, на новой, более современной основе?

- Нет, речь идет не о возвращении религии или реконструкции ее, а о более правильном подходе ко всему комплексу вопросов, связанных с нею. Николай Рерих говорил: "Не разрушай храм, если не можешь поставить на его месте новый". Если ты упраздняешь прежнее верование, то дай человеку идеал, не абстрактный, а такой, чтоб у него зажглось сердце и чтоб в полной мере он возместил человеку то, что им утрачено.

Мне очень близка позиция Лессинга. А он делил духовное развитие человечества на три периода.

Первый - детство. Ему, он считал, соответствовал Ветхий Завет с его однозначно-прямолинейной системой наказаний за совершенное зло ("око за око, зуб за зуб") и наград в виде материального богатства за добрые поступки. Естественно, это свидетельствовало о незрелом и грубом духовном состоянии тогдашнего человечества.

Второй - юношеский, а значит романтический. Ему соответствовал христианский Новый Завет, который старался затронуть в человеке не низменные, а высокие струны его души. Образ Христа, героически прошедшего через кровавые муки, стал олицетворением сострадания ко всему живущему.

Духовным зреньем посмотри на руки,
Дарующие помощь и спасенье.
Чьи б ни были они, но ты увидишь
На этих милосерднейших ладонях
Зияющие дыры от гвоздей.

Это была высокая ступень духовной эволюции, но - не последняя.

Третья, высшая ступень эволюции, по Лессингу, - зрелость человечества. Ее отличительные способности: во-первых, духовное совершенство и нравственная чистота, во-вторых, абсолютная независимость человеческой морали от веры в бога и провидение. Добро будет твориться ради добра, а не в ожидании уготованных за это воздаяний (земных или небесных).

Вот почему атеист, обладающий глубокой нравственностью, может быть нравственнее не только верующего, не обладающего такой нравственностью, но и верующего, обладающего точно такой же нравственностью, как и атеист. Ведь в первом случае - полное бескорыстие, во втором - надежда получить награду за свои поступки и мысли.

- Так что же: выходит, что атеист (если он обладает теми качествами, о которых вы говорили) ближе богу, чем верующий в него?

- Выходит, что так. В парадоксах всегда больше истины, чем в обкатанных силлогизмах.

- Укажите, а как вы относитесь к знаменитой мысли вашего великого писателя Достоевского (которого на наш индийский лад мы иногда называем "риши", то есть ясновидцем и мудрецом): "Красота спасет мир"?

- Видите ли, если исходить из определения Канта "Прекрасное есть символ нравственности", то отсюда как бы сам собой вытекает и афоризм Достоевского "Красота спасет мир". Этика и эстетика неразрывны, ото две стороны одной и той же медали.

Многие наши беды - естественно, я имею в виду то, что происходит у нас, в нашей стране, - идут от того, что мы разрушаем нерасторжимое единство этических и эстетических принципов, что мы забываем как о чем-то несущественном - об эстетической стороне вопроса. Иногда складывается впечатление, что мы во власти иллюзии: раз нравственные максимы правильны и неопровержимы, то они могут автоматически, сами по себе, воздействовать на сознание людей и преобразовывать их. Мы игнорируем тот факт, что простым, информативным повторением прописных истин делу не только не поможешь, но даже навредишь, потому что подчас это может дать прямо противоположный результат.

А самое главное, пожалуй, состоит в том, что мы игнорируем исторический опыт, поскольку в нем все это давным-давно учтено. Если мы обратимся, например, к истории религий, то увидим, что нравственные постулаты христианского или буддийского учения не витают в безвоздушном пространстве, они подкреплены авторитетом, подвигом, кровью, всей жизнью основателя учения. Но и этого мало. Смотрите, как высокохудожественно организованы тексты того же Евангелия, или Корана, или Вед. Порядок словосочетаний, ритм - всему здесь придается значение, и недаром они обнаруживают тяготение к стихотворному размеру. Существуют даже термины: библейский стих, евангельский стих, а Коран более чем наполовину зарифмован. Все это вместе взятое и воздействует не только на ум, но и на воображение, на чувства, на подсознание человека. Казалось бы, какие простые истины: "не убий", "не укради", "возлюби ближнего, как самого себя", но какой могучий дополнительный арсенал средств воздействия использован, чтоб попытаться утвердить эти истины в сердцах людей.

Вот почему я убежден: если мы всерьез, если по-настоящему озабочены задачей формирования гармонически цельной личности нового общества, то обязаны не только учитывать этот исторический опыт, но и стараться - если будет в наших силах - превзойти его. А тут возможен лишь один подход - другого не дано, - на который не однажды указввал Рерих: "Если хотите увлечь вашим знанием, сделайте его привлекательным. Настолько привлекательным, чтоб книги вчерашнего дня показались сухими листьями".

- Вы провозгласили свом идеалом коммунизм, но до осуществления его - чувствуется - еще далеко. Не кажется ли вам, что он, как и всякий идеал, отступает наподобие горизонта, когда к нему приближаются? Иными словами: он не только далек, но и недостижим?

- То, что скажу, вам опять покажется парадоксальным, но я действительно убежден в том, что коммунизм ближе к нам, чем нам это представляется. Просто мы смотрим на него как бы в перевернутый бинокль.

А знаете, почему я пришел к такому выводу, чтО главным образом на меня повлияло? Читательские письма, которые пришли с разных концов страны после моей "индийской" повести "Семь дней в Гималаях". В доброй половине этих писем звучала одна и та же нота: то, что нами завоевано, нами еще не осознано. Истинной, духовной ценности наших достижений мы еще не ведаем. И виной тому нравственные и другие издержки воспитания, искривляющие в конечном счете мышление человека.

И в самом деле: как была поставлена у нас пропаганда того же самого идеала коммунизма? Она носила прямолинейно-прагматический характер. Картина грядущего рисовалась примерно так: невиданное изобилие вещей, съестного, бытовых услуг и пр. Впадая в односторонность, забывали, что в отличие от буржуазного потребительского общества для нашего строя материальные блага не могут быть целью и смыслом существования, они лишь условия истинно человеческого существования. За них надо бороться, памятуя, однако, о том, что они не имеют права становиться самодовлеющей целью. А что же тогда становится целью? Нравственное преображение человека, одухотворение его чувств и мыслей.

Если под этим углом зрения посмотрим на наши проблемы, то выяснится, что грядущее, которое, как вы сказали, отступает от нас наподобие горизонта (и будет отступать, если будем вести себя, как прежде), в сущности, почти у самого порога. Ведь если созданы условия истинно человеческого существования - а они у нас в основном созданы, - приход коммунизма теперь целиком зависит от нас, от того, сумеем ли мы преобразовать и одухотворить свой внутренний мир, себя. Чтобы наступил коммунизм, надо утвердить его в себе, в наших душах.

Мой отец - старый партиец. Будучи мальчишкой, во время гражданской войны он вступил добровольцем в Красную армию. То, что он говорит сегодня, можно свести к следующему: если бы каким-нибудь чудом удалось соединить чистоту, энтузиазм, веру, бескорыстие людей периода военного коммунизма или первых пятилеток с теми материальными благами, которые у нас сейчас имеются, это и было бы то, что мы называем коммунизмом. Сложилась парадоксальная ситуация: из-за ошибок ли, порою трагических, из-за отсутствия ли опыта (нельзя исключить и наличие злого умысла тоже), но было сделано все, чтобы развести как диаметрально противоположные полюса советскую власть и духовное начало, хотя сама советская власть и родилась в результате огненного духовного порыва людских масс. Задача нынешних преобразований в стране, может, в том и состоит, чтобы поставить все на свои места, чтобы вернуться к тем духовно-нравственным, светлым и бескорыстным основам, с которых и начинался наш строй.

- Так вы полагаете, что шанс у вас есть. Надежду на успех вы, естественно, связываете с новым периодом вашего развития и новым мышлением. Тогда еще вопрос: не беспокоит ли вас, что новый период, период начавшихся преобразований, с одной стороны поднял у вас волну прагматизма совершенно западного толка, а с другой - породил ожесточенные нападки на "духовные Гималаи"' (как видите, мы следим за вашими дискуссиями такого рода), то есть именно на то, на что вы надеетесь и к чему зовете?

- Беспокоит, но не пугает. Если процесс перестройки революционный, - а мы полагаем, что он именно такой, - то значит, со дна поднимется всякая муть. Воспринимайте это как пену и накипь, процесс перестройки не может быть однозначным. Не может он также и совершиться в одночасье. И позвольте мне опять сослаться на Николая Рериха, которого, как вы знаете, я считаю своим Гуру и который говорил, что не надо принимать вынос сора за разрушение. Это лишь начало строительства.

- Как вы расцениваете положение дел с нашей цивилизацией, с планетой вообще?

- Могу ответить строчками стихов:

Земля больна. До крайности больна.
Но нужен ей не доктор, а Учитель.

События развиваются таким образом, что дают основания считать нынешний виток времени своеобразным экзаменом, который держит человечество на звание человека. Все, что может помочь выдержать данный экзамен, должно быть воспринято, все, что мешает, должно быть отсечено.

Само слово "экзамен" предполагает учеников, каковыми мы все, собственно говоря, и являемся. Это хотелось бы подчеркнуть особо, потому что бурное развитие современной технической цивилизации породило, увы, иллюзию, что мы превратились чуть ли не в учителей. Во всяком случае мы уже считали себя вправе поучать природу, по своему усмотрению останавливая, а то и меняя вековечное течение вод; мы считали возможным подправлять историю, корректируя картины прошлого, исходя из конъюнктурных сиюминутных соображений. Но будем откровенны: мы не достигли того уровня, чтобы стать учителями в подлинном смысле слова. Для этого нам не хватает знаний (наши знания при всех успехах науки еще ограничены), для этого нам не хватает соответствующих нравственных качеств. Поэтому главнейшей нашей задачей является, как троекратно провозгласил Ленин: "Учиться, учиться и учиться!". Учиться у природы соразмерности и внутреннему порядку, принимая к сведению, что мы не имеем права легкомысленно вмешиваться в творчество природы. Учиться у истории (тут мне бы хотелось вспомнить замечательные слова арабского поэта Маари: "История - поэма, слова меняются, но ритм остается"). Наконец, учиться друг у друга, стараясь жить и действовать по принципу вашей мудрой поговорки: "Никто тебе не друг, никто тебе не враг, но каждый человек тебе учитель".

Стремительное движение нашей цивилизации - а оно убыстряется год от года - настолько захватывает нас своей круговертью, что мы забываем спросить: а во имя чего в конечном итоге оно совершается и почему выходит из-под контроля? Ведь нарастание и убыстрение движения - не самоцель. Быстро, как известно, можно двигаться и к пропасти. Не настал ли момент, когда нужно сделать остановку, почистить, а, может, и заменить какие-то детали машины прогресса, которая в последнее время явно начала барахлить?

- Но как же сделать эту остановку? И кто решится на это первым: вы, американцы, японцы, немцы?

- Разумеется, ее надо делать сообща, как говорится, всем миром, дабы бегущие не растоптали остановившихся.

- Как вы знаете, некоторые люди потеряли веру в то, что мир выберется из трясины собственными силами, поэтому они связывают надежды на спасение с Космосом. Что вы можете сказать по этому поводу?

- Как ни странно, но эту точку зрения можно принять, однако с одним существенным дополнением, что Космос нужно выявлять и утверждать в самих себе, перестраивая и обновляя свое сознание по вселенской шкале.

По существу, нам остался единственный выход: поднять свое мышление на планетарно-космический уровень. То, что недавно еще считалось утопией, фантазией, далекой мечтой, а именно - расширение человеческого сознания и превращение его в космическое, - стало не только реальной, но и неотложной задачей в наши дни.

А кстати, космичность мышления нерасторжима и с коммунизмом. Ведь коммунизм предполагает сознательное и добровольное подчинение личного начала общественному, причем не только во имя блага общечеловеческого, но и во имя блага той же самой личности. Можно сказать поэтому, что коммунизм - это выявление в сознании и поведении человека его космических качеств.

- В повести "Семь дней в Гималаях" упоминается о пророчестве: когда один миллиард людей встанет под знамена высокой духовности, то это будет поворотным пунктом в истории человечества. Я верно передаю суть ваших слов?

- В принципе, да.

- Далее вы излагаете мысль, что пророчество подразумевало союз (причем не просто экономический или политический, а внутренне осознанный, сердечный, духовный) Индии с вашей страной. Он-то и будет обнадеживающим и спасительным примером для нашей цивилизации. Не изменилась ли с тех пор ваша точка зрения?

- Нет, не изменилась. Более того: я считаю, что как бы во исполнение пророчества звучат слова Делийской декларации, подписанной руководителями наших стран. Обратите внимание, что они "от имени более чем миллиарда мужчин, женщин и детей" - именно так сказано в декларации - выступают с призывом сделать основой человеческого сооощества принципы ненасилия.


<< >>