Глава двенадцатая
МАМА И ПАПА ЧИТАЮТ ПИСЬМО

   Наконец письмо дяди  Федора в  город приехало.  В  городе уже  другой почтальон его в  сумку положил и  папе с  мамой домой понес.  А на улице дождик был сильный-пресильный.  Почтальон весь промок до  ниточки.  Папа даже его пожалел:
   - Что же  это вы  в  такую погоду мокрую письма-то  носите?  Вы бы их лучше по почте отправили.
   Почтальон согласился:
   - Верно,  верно.  Чего  это  я  ношу их  в  сырость?  Это  вы  хорошо придумали. Я сегодня же доложу начальнику.
   И папа с мамой стали письмо читать.  Сначала им все нравилось.  И то, что у дяди Федора дом есть и корова.  И что дом у него теплый,  и что он трактор купил. А потом они пугаться начали.
   Папа читает:
   - "А  еще  у  нас  печка есть теплая.  Я  так люблю на  ней отдыхать! Здоровье-то  у  меня не  очень:  то  лапы ломит,  то хвост отваливается. Потому что,  дорогие мои папа и мама,  жизнь у меня была сложная, полная лишений и выгоняний.  Но сейчас все по-другому. И колбаса у меня есть, и молоко парное стоит  в  мисочке на  полу...  Мне  мышей  даже  видеть не хочется.  Я  их  просто так  ловлю,  для  развлечения...  на  удочку или пылесосом...  А  днем я люблю на крышу вскарабкаться...  глаза вытаращу, усы расправлю и загораю как ненормальный. На солнышке облизываюсь..."
   Мама слушала,  слушала -  и раз,  в обморок упала! Папа воды принес и маму в чувство привел. Дальше мама сама читать стала:
   - "А на днях я линять начал.  Старая шерсть с меня сыплется -  хоть в дом не заходи. Зато новая растет - чистая, шелковистая! Просто каракуль. Да еще охрип я немножечко. Прохожих много, на всех лаять приходится. Час полаешь, два полаешь, а потом у меня не лай, а свист какой-то получается и бульканье..."
   Тут грохот в комнате раздался.  Это папа в обморок упал.  Теперь мама за водой побежала - папу в чувство приводить.
   Папа в себя пришел и говорит:
   - Что это с  нашим ребенком сделалось?  И лапы у него ломит,  и хвост отваливается, и на прохожих он лаять начал.
   - И мышей он ловит на удочку,  -  говорит мама.  -  И шерсть у него - чистый каракуль.  Может,  он там на природе в ягненочка превратился?  От свежего воздуха.
   - Да?  -  говорит папа.  -  А я и не слышал, чтобы ягнята на прохожих булькали. Может, он просто с ума сошел от свежего воздуха?
   Решили они письмо до конца дочитать. Читают и глазам своим не верят:
   - "Дорогие папа и  мама,  вы  меня теперь просто не узнаете.  Хвост у меня крючком, уши торчком, нос холодный, и лохматость повысилась..."
   - Что у него повысилось? - спрашивает мама.
   - Лохматость у него повысилась. Он теперь может зимой на снегу спать.
   Мама просит:
   - Ладно,  читай до конца.  Я  хочу всю правду знать,  что там с  моим сыном сделалось.
   И папа до конца дочитал:
   - "Я теперь сам в магазин хожу.  И все продавцы меня знают. Кости мне бесплатно дают...  Так что вы за меня не переживайте.  Я  такой здоровый стал,  прямо - ух! Если я на выставку попаду, мне все медали обеспечены. За красоту и сообразительность. До свиданья. Ваш сын - дядя Фарик".
   После  этого  письма мама  с  папой  полчаса в  себя  приходили,  все лекарства в доме выпили.
   Потом мама говорит:
   - А может,  это не он?  Может,  это мы с ума сошли?  Может, это у нас лохматость повысилась? И мы можем зимой на снегу спать?
   Папа стал ее успокаивать, а мама все равно кричит:
   - Это меня все продавцы давно знают и  кости мне бесплатно дают!  Это мне мышей видеть не хочется!  Вот сейчас у  меня тоже лапы ломит и хвост отваливается!  Потому что  жизнь у  меня была сложная,  полная лишений и выгоняний! Где моя мисочка на полу?!
   Еле-еле ее папа в себя привел.
   - Если бы  мы  с  ума сошли,  то не оба сразу.  С  ума по отдельности сходят. Это только гриппом все вместе болеют. И никакая лохматость у нас не повышалась, а наоборот. Потому что мы вчера в парикмахерской были.
   Но на всякий случай они себе температуру смерили.  И температура была нормальной -  36,6.  Тогда пана взял конверт и внимательно осмотрел.  На конверте стоял штамп,  и на нем было название деревни, откуда это письмо было отправлено. Там было написано: "Деревня Простоквашино".
   Мама  с  папой  достали карту  и  стали смотреть,  где  такая деревня находится. Насчитали таких деревень двадцать две. Они взяли и написали в каждую деревню письмо. Каждому деревенскому почтальону.
   "Уважаемый почтальон!
   Нет  ли  в  вашей  деревне городского мальчика,  которого зовут  дядя Федор? Он ушел из дома, и мы очень за него беспокоимся.
   Если он живет у вас,  напишите,  и мы за ним приедем.  А вам привезем подарки.  Только мальчику ничего не говорите, чтобы он ничего не знал. А то он может переехать в  другую деревню,  и мы его уже не найдем.  А нам без него плохо.
   С большим уважением - мама Римма и папа Дима".
   Они написали двадцать два таких письма и  разослали их во все деревни с названием Простоквашино.

Chapitro dekdua
LA PANJO KAJ LA PACHJO LEGAS LA LETERON

Fine la letero de onklo Teodoro alvenis la urbon. En la urbo alia poshtisto metis ghin en la sakon kaj ekportis al la pachjo kaj la panjo hejmen. Sed ekstere pluvegis tiutempe. La poshtisto malsekighis ghisoste. La pachjo ech kompatis lin:
- Por kio do vi dum tia malseka vetero leterojn disportas? Prefere vi sendu ilin perposhte.
La poshtisto konsentis:
- Ghuste, ghuste. Kial do mi disportas ilin dum tia humideco? Vi bone elpensis tion. Mi tuj hodiau raportos al la estro.
Kaj la pachjo kaj la panjo eklegis la leteron. Komence chio plachis al ili: kaj ke onklo Teodoro havas domon kaj bovinon, kaj ke la domo estas varma, kaj ke li achetis traktoron. Tamen poste ili komencis timi. La pachjo estas leganta:
- ""Kaj ankorau ni havas varman fornon. Mi tiom shatas ripozi sur ghi! Ja sano mia ne estas tre bona: jen la piedoj artikdoloras, jen la vosto apenau ne defalas, char vivo mia, karaj panjo kaj pachjo, estas komplika, plena de mizeroj kaj forpeladoj. Sed nun chio estas alia. Mi havas kaj kolbason, kaj la lakton jhusmelkitan en telero sur la planko... Musojn mi ech vidi ne deziras. Mi kaptas ilin simple por amuzo... per fish-hoko... au per vakupurigilo... Dumtage mi shatas surgrimpi la tegmenton... tie mi gapas, rektigas la lipharojn, sunbrunighas kiel freneza, lekas min sub sunradioj..."
Panjo auskultis, auskultis kaj - ek, falis svene! La pachjo alportis akvon kaj rekonsciigis panjon. Poste la panjo mem plulegis:
- "Kaj dum lastaj tagoj mi ekharshanghas. La malnova hararo shutighas tiom, ke mi prefere ne eniru la domon. Tamen la nova kreskas pura, kvazau silka, nu vera astrakano! Nu ankorau mi iom raukighis. Tre multas preterpasantoj, kontrau chiuj necesas boji. Unuan horon mi bojas, la duan, kaj poste ne bojado sed iu fajfado kaj gluglado rezultas..."
Tiam frapo audighis en la chambro. Chi-foje la pachjo svenfalis. Nun la panjo kuris por akvo por rekonsciigi la pachjon.
La pachjo rekonsciighis kaj diras:
- Kio okazis al nia infano? Kaj liaj piedoj artikdoloras, kaj la vosto apenau ne defalas, kaj ekbojas li kontrau preterpasantoj.
- Kaj musojn li kaptas per fish-hoko, - diras la panjo. - Kaj hararo lia estas kvazau vera astrakano. Eble li tie inter la naturo transformighis en shafidon sekve de fresha aero?
- Chu? - diras la pachjo. - Mi ial ne audis, ke shafidoj kontrau preterpasantoj gluglis. Eble li simple frenezighis sekve de fresha aero?
Decidis ili finlegi la leteron. Legas ili kaj ne kredas siajn okulojn:
- "Karaj pachjo kaj panjo, nun vi apenau rekonus min. Mia vosto kvazau hoko aspektas, la oreloj staras, la nazo estas malvarma kaj la vileco grandighis..."
- Kio che li grandighis? - demandas la panjo.
- Vileco lia grandighis. Li ek de nun povas dumvintre sur negho dormi.
La panjo petas:
- Bone, legu ghisfine. Mi volas scii la tutan veron, kio farighis tie el mia filo.
Kaj la pachjo finlegis:
- "Mi mem vizitadas vendejon. Chiuj vendistoj konas min kaj donas ostojn senpage... Do vi ne maltrankvilighu pri mi... Se mi trafus ekspozicion, mi gajnus chiujn medalojn - pro la beleco kaj spriteco. Ghis revido. Via filo - onklo Tuleto".
Sekve de tiu chi letero la panjo kaj la pachjo dum duonhoro rekonsciighadis kaj eltrinkis chiujn medikamentojn hejme.
Poste la panjo diras:
- Eble ne li, eble estas ni, kiuj frenezighis? Eble estas ni, kies vileco grandighis, kaj ni povas vintre dormi sur negho?
La pachjo ektrankviligas shin, dum la panjo plukrias:
- Estas mi kiun konas chiuj vendistoj kaj donas ostojn senpage! Estas mi kiu ne volus vidi musojn! Nun ankau che mi la piedoj artikdoloras kaj la vosto estas defalanta! Char la vivo mia estis komplika, plena de mizeroj kaj forpeladoj! Kie estas mia telero surplanke?!
Apenau la pachjo povis resobrigi shin.
- Se ni frenezighus, do almenau ne tuj ambau. Oni frenezighas chiu aparte. Oni nur gripas kune. Kaj neniu vileco che ni pligrandighis, ech male, char ni vizitis hierau frizejon.
Tamen por ajna okazo ili mezuris sian temperaturon. La temperaturo estis normala - 36,6. Tiam la pachjo prenis la koverton kaj atente rigardis ghin. Sur la koverto estis stampo kun nomo de la vilagho, el kiu la letero estis sendita. En la stampo estis tajpita: vilagho Acidlakta.
La panjo kaj la pachjo prenis mapon kaj rigardis, kie trovighas tiu vilagho. Ili nombris dudek du tiujn vilaghojn. Ili skribis leterojn en chiun tiun vilaghon, al chiu vilagha poshtisto.
"Estimata poshtisto!
Chu ne estas en via vilagho urba knabo, nomata onklo Teodoro? Li foriris de sia hejmo, kaj ni tre maltrankvilas pri li.
Se li loghas che vi, skribu, kaj ni alvenos por li, kaj al vi ni venigos donacojn. Tamen diru nenion al la knabo, ke li sciu pri nenio, char tiam li povos transveturi en alian vilaghon, kaj tiam ni neniam retrovos lin. Por ni estas malbone sen li.
Grandestime - panjo Rima kaj pachjo Dima".
Ili skribis dudek du tiajn leterojn kaj dissendis ilin al chiuj vilaghoj nomataj Acidlakta.