Antonij Pogorelskij. Nigra kokino (7)


Tuj post kiam la regho foriris, chiuj korteganoj chirkauis Aljosha kaj komencis chiel karesi lin, esprimante ilian dankemon pro tio, ke li savis la ministron. Ili chiuj ofertis al li siajn komplezojn: iuj demandis, chu li volas promeni en la ghardeno au rigardi la reghan zooparkon; aliaj vokis lin al chaso. Aljosha ne sciis, por kio decidighi.  La ministro fine anoncis, ke li mem montros la subterajn rarajhojn al la kara gasto.

Komence li kondukis lin en la ghardenon. La padoj estis prisemitaj per grandaj diverskoloraj shtonoj, reflektantaj lumon de sennombraj malgrandaj lampoj, kiuj estis pendigitaj sur la arboj. Chi tiu brilo treege plachis al Aljosha.

- Chi tiuj shtonoj, - la ministro diris, - che vi nomighas juvelaj. Tiuj estas briliantoj, rubenoj, smeraldoj kaj ametistoj.

- Ahh, se ankau che ni padoj estus prisemitaj per tio! - Aljosha ekkriis.

- Tiam ankau che vi ili estus same malvaloraj, kiel chi tie, - la ministro respondis.

La arboj ankau ekshajnis al Aljosha tre belaj, kvankam samtempe tre strangaj. Ili estis diverskoloraj: rughaj, verdaj, brunaj, blankaj, bluaj kaj lilaj. Kiam li rigardis al ili kun atento, li ekvidis, ke tiuj estas ne io alia, kiel diversspeca musko, nur pli alta kaj dika ol la ordinara. La ministro rakontis al li, ke chi tiu musko estas venigita de la regho kontrau granda mono el foraj landoj kaj el la profundo mem de la terglobo.

El la ghardeno ili iris en la zooparkon. Tie oni montris al Aljosha la sovaghajn bestojn, kiuj estis katenitaj per oraj chenoj. Rigardante pli fikse, li al sia miro ekvidis, ke chi tiuj sovaghaj bestoj estis ne io alia, kiel grandaj ratoj, talpoj, putoroj kaj similaj al ili bestoj, vivantaj entere kaj sub plankoj. Tio shajnis al li tre ridinda, sed li diris neniun vorton pro ghentileco.

Reveninte en la chambrojn post la promeno, Aljosha trovis en la granda halo aranghitan tablon, sur kiu estis starigitaj diversspecaj bombonoj, kukoj, pastechoj kaj fruktoj. CHiuj pladoj estis el pura oro, la boteloj kaj glasoj estis tornitaj el kompletaj briliantoj, rubenoj kaj smeraldoj.

- Manghu, kion vi volas, - la ministro diris, - sed preni ion kun vi ne estas permesite.

Aljosha tiutage tre bone vespermanghis, do li tute ne volis manghi.

- Vi promesis kunpreni min al la chaso, - diris li.

- Tre bone, - la ministro respondis. - Mi pensas, ke la chevaloj jam estas selitaj.

Nun li ekfajfis, kaj eniris chevalistoj, kondukantaj per bridrimenoj bastonetojn, kies pintoj estis skulptajhaj kaj prezentis chevalajn kapojn. La ministro kun granda lerteco eksaltis sur sian chevalon. Al Aljosha oni kondukis bastonon, multe pli grandan ol la aliaj.

- Gardu vin, - la ministro diris, - por ke la chevalo vin ne dejhetu: ghi ne estas el la plej trankvilaj.

Aljosha interne ridis pri tio, sed kiam li prenis la bastonon inter la kruroj, li ekvidis, ke la konsilo de la ministro ne estis senutila. La bastono komencis elturnighi sub li, kiel vera chevalo, kaj li pene povis resti sidanta.

Intertempe oni ekkornis, kaj la chasistoj impetis tutforte rajdi tra diversaj transirejoj kaj koridoroj. Ili longe rajdis tiamaniere, kaj Aljosha ne postrestis de ili, kvankam pene moderigis la furiozan bastonon.

Subite el iu flanka koridoro elsaltis kelkaj ratoj, tiaj grandaj, kiajn Aljosha neniam vidis. Ili volis preterkuri, sed kiam la ministro ordonis chirkauigi ilin, ili haltis kaj komencis kuraghe defendi sin. Malgrau tio ili estis venkitaj per vireco kaj arto de la chasistoj. Ok ratoj ekkushis surloke, tri impetis fughi, kaj unu, sufiche peze vunditan, la ministro ordonis kuraci kaj konduki en la zooparkon.

Post la fino de la chaso Aljosha tiel lacighis, ke liaj okuletoj estis nevole fermighantaj. Tamen li volis pri multo paroli kun Nigrulino kaj petis permeson reveni en la halon, el kiu ili elveturis al la chaso. La ministro konsentis pri tio.

Ili grandtrote veturis reen kaj post alveno en la halon fordonis la chevalojn al la chevalistoj, interriverencis kun la korteganoj kaj chasistoj kaj sidighis unu apud la alia sur la alportitaj al ili seghoj.

- Bonvolu diri, - Aljosha komencis, - kial vi mortigis la kompatindajn ratojn, kiuj ne maltrankviligas vin kaj loghas tiel malproksime de via loghejo?

- Se ni ne masakrus ilin, tiuj baldau elpelus nin el niaj chambroj kaj ekstermus nian tutan mangh-provizon. Aldone musaj kaj rataj peltoj estas che ni altprezaj kauze de liaj leghereco kaj moleco. Che ni nur al eminentaj personoj estas permesite uzi ilin.

- Do bonvolu diri, kio vi estas? - Aljosha daurigis.

- Chu vi vere neniam audis, ke subtere loghas nia popolo? - la ministro respondis. - Cetere ne multaj sukcesas vidi nin, tamen estis ekzemploj, precipe en antikveco, ke ni eliris en la mondon kaj montrighis al homoj. Nun tio okazas malofte, char homoj farighis tre maldiskretaj. Kaj che ni ekzistas legho, ke se tiu, al kiu ni montrighis, ne tenos tion en sekreto, ni estu devigataj senprokraste lasi nian restadejon kaj iri malproksimen, en aliajn landojn. Vi povas facile imagi, ke al nia regho ne estus ghoje forlasi chiujn lokajn establajhojn kaj kun la tuta popolo migri en nekonatajn landojn. Do mi insiste petas vin esti kiel eble plej diskreta. En mala okazo vi faros nin chiujn malfelichaj, speciale min. Pro danko mi persvadis la reghon alvoki vin chi tien; sed li neniam pardonos min, se lau via maldiskreteco ni estos devigataj forlasi chi tiun landon…

- Mi donas al vi vorton de honesto, ke mi neniam parolos pri vi kun iu, - Aljosha chesigis lin. - Nun mi rememoris, ke mi legis en iu libro pri gnomoj, kiuj loghas subtere. Oni skribas, ke en iu urbo dum plej kurta tempo tre plirichighis iu botisto, do neniu komprenis, de kie estighis lia richajho. Finfine oni sciighis, ke li kudris botojn por gnomoj, pagintaj al li pro tio tre kare.

- Povas esti, ke tio veras, - la ministro respondis.

- Sed, - Aljosha diris al li, - klarigu al mi, kara Nigrulino, kial vi, estante ministro, aperas en la mondon en aspekto de kokino kaj kian ligon vi havas al la oldulinetoj nederlandaninoj?

Nigrulino, volante kontentigi lian scivolemon, estis rakontonta al li detale pri multo, sed tuj che la komenco de ghia rakonto la okuloj de Aljosha fermighis, kaj li forte endormighis.


Лишь только король удалился, как окружили Алешу все придворные и начали его всячески ласкать, изъявляя признательность свою за то, что он избавил министра. Они все предлагали ему свои услуги: одни спрашивали, не хочет ли он погулять в саду или посмотреть королевский зверинец, другие приглашали его на охоту. Алеша не знал, на что решиться; наконец министр объявил, что сам будет показывать подземные редкости дорогому гостю.

Сначала повел он его в сад, устроенный в английском вкусе. Дорожки усеяны были крупными разноцветными камешками, отражавшими свет от бесчисленных маленьких ламп, которыми увешаны были деревья. Этот блеск чрезвычайно понравился Алеше.

- Камни эти, - сказал министр, - у вас называются драгоценными. Это все брильянты, яхонты, изумруды и аметисты.

- Ах, когда бы у нас этим усыпаны были дорожки! - вскричал Алеша.

- Тогда и у вас бы они так же были малоценны, как здесь, - отвечал министр.

Деревья также показались Алеше отменно красивыми, хотя притом очень странными. Они были разного цвета: красные, зеленые, коричневые, белые, голубые и лиловые. Когда посмотрел он на них со вниманием, то увидел, что это не что иное, как разного рода мох, только выше и толще обыкновенного. Министр рассказал ему, что мох этот выписан королем за большие деньги из дальних стран и из самой глубины земного шара.

Из сада пошли они в зверинец. Там показали Алеше диких зверей, которые привязаны были на золотых цепях. Всматриваясь внимательнее, он, к удивлению своему, увидел, что дикие эти звери были не что иное, как большие крысы, кроты, хорьки и подобные им звери, живущие в земле и под полами. Ему это очень показалось смешно, но он из учтивости не сказал ни слова.

Возвратившись в комнаты после прогулки, Алеша в большой зале нашел накрытый стол, на котором расставлены были разного рода конфеты, пироги, паштеты и фрукты. Блюда все были из чистого золота, а бутылки и стаканы выточены из цельных брильянтов, яхонтов и изумрудов.

- Кушай, что угодно, - сказал министр, - с собою же брать ничего не позволяется.

Алеша в тот день очень хорошо поужинал, и потому ему вовсе не хотелось кушать.

- Вы обещались взять меня с собою на охоту, - сказал он.

- Очень хорошо, - отвечал министр. - Я думаю, что лошади уже оседланы.

Тут он свистнул, и вошли конюхи, ведущие в поводах палочки, у которых набалдашники были резной работы и представляли лошадиные головы. Министр с большой ловкостью вскочил на свою лошадь. Алеше подвели палку гораздо более других.

- Берегись, - сказал министр, - чтоб лошадь тебя не сбросила: она не из самых смирных.

Алеша внутренне смеялся этому, но когда он взял палку между ног, то увидел, что совет министра был небесполезен. Палка начала под ним увертываться и манежиться, как настоящая лошадь, и он насилу мог усидеть.

Между тем затрубили в рога, и охотники пустились скакать во всю прыть по разным переходам и коридорам. Долго они так скакали, и Алеша от них не отставал, хотя с трудом мог сдерживать бешеную палку свою... Вдруг из одного бокового коридора выскочило несколько крыс, таких больших, каких Алеша никогда не видывал; они хотели пробежать мимо; но когда министр приказал их окружить, то они остановились и начали защищаться храбро. Несмотря, однако, на то, они были побеждены мужеством и искусством охотников. Восемь крыс легли на месте, три обратились в бегство, а одну, довольно тяжело раненную, министр велел вылечить и отвесть в зверинец. По окончании охоты Алеша так устал, что глазки его невольно закрывались. При всем том ему хотелось о многом поговорить с Чернушкою, и он попросил позволения возвратиться в залу, из которой они выехали на охоту. Министр на то согласился; большою рысью поехали они назад и по прибытии в залу отдали лошадей конюхам, раскланялись с придворными и охотниками и сели друг против друга на принесенные им стулья.

- Скажи, пожалуйста, - начал Алеша, - зачем вы убили бедных крыс, которые вас не беспокоят и живут так далеко от вашего жилища?

- Если б мы их не истребляли, - сказал министр, - то они вскоре бы нас выгнали из комнат наших и истребили бы все наши съестные припасы. К тому же мышьи и крысьи меха у нас в высокой цене по причине их легкости и мягкости. Одним знатным особам дозволено их у нас употреблять.

- Да расскажи мне, пожалуйста, кто вы таковы? - продолжал Алеша.

- Неужели ты никогда не слыхал, что под землею живет народ наш? - отвечал министр. - Правда, не многим удается нас видеть, однако бывали примеры, особливо в старину, что мы выходили на свет и показывались людям. Теперь это редко случается, потому что люди сделались очень нескромны. А у нас существует закон, что если тот, кому мы показались, не сохранит этого в тайне, то мы принуждены бываем немедленно оставить местопребывание наше и идти далеко-далеко, в другие страны. Ты легко представить себе можешь, что королю нашему невесело было бы оставить все здешние заведения и с целым народом переселиться в неизвестные земли. И поэтому убедительно тебя прошу быть как можно скромнее; ибо в противном случае ты нас всех сделаешь несчастными, а особливо меня. Из благодарности я упросил короля призвать тебя сюда; но он никогда мне не простит, если по твоей нескромности мы принуждены будем оставить этот край...

- Я даю тебе честное слово, что никогда не буду ни с кем о вас говорить, - прервал его Алеша. - Я теперь вспомнил, что читал в одной книжке о гномах, которые живут под землею. Пишут, что в некотором городе очень разбогател один сапожник в самое короткое время, так что никто не понимал, откуда взято его богатство. Наконец как-то узнали, что он шил сапоги и башмаки для гномов, плативших ему за то очень дорого.

- Быть может, что это правда, - отвечал министр.

- Но, - сказал ему Алеша, - объясни мне, любезная Чернушка, отчего ты, будучи министром, являешься в свет в виде курицы и какую связь имеете вы со старушками-голландками?

Чернушка, желая удовлетворить его любопытству, начала было рассказывать ему подробно о многом, но при самом начале ее рассказа глаза Алешины закрылись, и он крепко заснул.

<< >>