Сашка знакомится с зайцем, варит с ним суп и говорит о жизни

Невесело было на душе у Сашки. А тут ещё мимо пробежал Заяц и изо всех сил крикнул:

— Спасите!

Сашка посмотрел и увидел два зелёных огня. Он вначале подумал: «Машина с зелёными фарами». Вгляделся, а это волк. Сашка едва успел юркнуть за сосну. Волк прыгнул и опустился совсем рядом. Потом снова сжался для прыжка, взвился в воздух, и ещё б секунда — конец косому.

Сашке так страшно стало за Зайца, что он, забыв об опасности, закричал:

— Стрелять буду!

От человеческого голоса волк шарахнулся в чащу. Глядит из-за стволов зелёными глазами, думает: «Голос — человеческий, но тоненький. Да и какой охотник станет предупреждать волка?! Взял да и пристрелил. Нет, это не охотник, а мальчишка заблудился. Заяц убежал, не догонишь. Хорошо бы хоть человечинкой закусить. В мороз ложиться натощак — самое вредное дело».

Подумал всё это волк, вышел на дорожку и сказал сладким голосом:

— Ты чего испугался? Я с косым в прятки играл. Теперь, если хочешь, с тобой поиграем, погреемся. Я ведь хорошо вижу — вон ты где, во-о-он!

Очень хотелось Сашке сказать волку: «Старый, а врёшь! Ничего ты не видишь, потому что я невидимка». Но он удержался и тихонько, на носках, пошёл прочь.

А потом побежал что есть духу.

И всё ему казалось, кто-то дышит близко, за спиной — догоняет.

Бежал Сашка, бежал — чувствует, нет больше сил, и остановился. Будь что будет…

— А я думал, ты волк! — сказал Сашка, обернувшись и увидев косого.

— Какой я волк, если я Заяц. Волк давно спит. А мне не захотелось тебя одного в лесу оставлять. Мало ли чего…

— Как ты меня нашёл? — спросил Сашка.

— По следам, — ответил Заяц. — Следы, а над ними искры золотые.

— Есть хочется и холодно, — пожаловался Сашка.

— Беда не велика.

Заяц убежал и скоро вернулся. Идёт на задних лапах, а в передних у него морковка, три картошки и петрушка. Заяц бросил всё это на снег и говорит:

— Давай супчику горячего сварим! Посмотри, что у тебя там, в мешке. В солдатских мешках много чего бывает.

Сашка вытряхнул мешок, и на снег вывалились соль в тряпочке, коробок спичек, завёрнутый в клеёнку, закопчённый котелок и две ложки.

Натаскали Заяц с Сашкой хворосту, сидят у огня, варят суп в котелке и разговаривают.

— Дедушка у тебя живой? — спрашивает Заяц.

— Его с войны раненого привезли… Он через год умер… А у тебя дедушка живой?

— Охотники убили.

Понравился Сашке Заяц, он и рассказал, что с ним приключилось.

— Не знаю, что и посоветовать, — ответил Заяц. — Если бы тебе шишки были нужны или жёлуди, а то — веснушки. Где их найдёшь в лесу — веснушки?!

Веснушчатых волков я не встречал. И лисиц и медведей веснушчатых тоже не встречал. Дедушка, когда живой был, рассказывал, будто есть такие звери с длинной шеей — выше сосны, так у них по всей шкуре вроде веснушек. И кошки есть больше человека, тоже вся шкура в веснушках.

«Это он о жирафах и леопардах, — догадался Сашка. — Есть-то они есть, но за морем — в Африке».

— И ещё дедушка рассказывал, что где-то недалеко тут есть царство-государство, называется Золотое. Может, там… Только очень оно страшное!

— Чем же страшное? — спросил Сашка.

— Дедушка рассказывал: окружено Золотое царство золотой оградой. А за оградой золотой дворец. И там на золотом троне царь Колдун. Приведут тебя к царю Колдуну, и он задаст один-единственный вопрос, а какой — никому не известно. Ответишь как нужно, скажи три каких хочешь желания, Колдун выполнит. А не ответишь — отрубят голову.

Сказал это Заяц, положил соли в суп и заплакал.

— Чего плачешь? — спросил Сашка.

— Жалко мне тебя, — ответил Заяц.

— Не жалей прежде времени. Я иногда очень хорошо отвечаю на вопросы. Раз на контрольной по арифметике четыре с плюсом у Марии Петровны отхватил, а она знаешь какая строгая!

— Строгая-то строгая, да ведь голов не рубит?!

— Нет, голов она не рубит, — ответил Сашка и спросил:

— Плохо зайцам живётся?

— Вроде бы ничего, только все дразнятся.

— Как? — спросил Сашка.

— И «косой», и «что это такое — кругом шуба, внутри жаркое»?

— Ну это и меня дразнят: и «конопатый», и «кукушонок», по-всякому.

— И обижают очень волки, лисы… — вздохнул Заяц. — От волка надо так бежать — «вздвойкой» называется: в одну сторону бежишь, а после по своему следу — обратно. Или «петлей»; или «скидку» делаешь: бежишь, бежишь, а потом ка-а-ак прыгнешь в сторону сколько сил хватит, волк и собьётся со следу. От лисы — по-другому, от охотника тоже надо уметь улизнуть… Пока научишься…

— И людям не очень легко учиться, — сказал Сашка. — А тебя б на человека можно выучить. Ну, на отличника — не знаю, а на троечника, как я… Хочешь?

— Да нет, я заячью капусту люблю.

— И человеческая капуста есть!

— Есть-то есть, да я у мамы один. Она меня «мой зайчушка» зовёт. Как бы она меня стала называть, если бы я человеком стал?

— Не знаю, — подумав, сказал Сашка.

— То-то и оно. Нет, я как был зайцем — «комочек пуха, длинное ухо, прыгает ловко, любит морковку», — так и останусь.

За разговором незаметно суп поспел. Поели Сашка с Зайцем, подложили хворосту в огонь, прижались друг к другу, чтобы было теплее, и уснули.

Проснувшись, Сашка решил, что обязательно пойдёт в Золотое царство: веснушки ведь тоже золотые, там их должно быть видимо-невидимо.

Sashka konatighas kun leporo, kuiras kun ghi supon kaj parolas pri la vivo

Neghoje estis en l’animo de Sashka. Aldone pretere trakuris leporo kaj tutforte kriis:

— Savu min!

Sashka rigardis kaj ekvidis du verdajn lumojn. Li komence pensis: «Auto kun verdaj lumjhetiloj». Li strechis la rigardon — estas lupo. Sashka apenau sukcesis gliti malantau abion. La lupo saltis kaj mallevighis tute apude. Poste ghi denove kunpremighis por salti, strebis aeren, ankorau unu sekundo — kaj al la strabulo[1] venus fino.

Sashka tiel ektimis pri la leporo, ke forgesinte pri la danghero kriis:

— Mi pafos!

De la homa vocho la lupo jhetis sin en la densejon. Ghi rigardas el post la trunkoj per verdaj okuloj, pensas: «La vocho estas homa, sed maldika. Kaj kiu chasisto avertus lupon? Li simple mortpafus min. Ne, tiu ne estas chasisto, sed knabo vojeraris. La leporo forkuris, oni ghin ne atingos. Estus bone almenau per homviando regalighi. En frosto dormi malsata estas la plej malutila afero».

La lupo pripensis chion chi tion, elvenis sur la padon kaj diris per dolcha vocho:

— Pri kio vi timighis? Mi kashludas kun la strabulo. Nun, se vi volas, ni kun vi ludu, varmighu. Mi ja bone vidas — jen kie vi estas, j-e-n!

Tre volonte dirus Sashka al la lupo: «Maljuna mensogulo! Nenion vi vidas, char mi estas nevideblulo». Sed li detenis sin kaj silentete sur la piedpintoj iris for.

Kaj poste ekkuris tutspire.

Kaj chiam shajnis al li, iu spiras proksime, post la dorso — atingas.

Sashka kuris, kuradis — sentas, ke la fortoj ne plu estas, kaj haltis. Estu, kio estos…

— Sed mi pensis, vi estas lupo! — diris Sashka, turninte sin kaj ekvidinte la strabulon.

— Do kia lupo, se mi estas Leporo. La lupo delonge dormas. Kaj mi ne ekvolis lasi vin sola en la arbaro. Multo ja povas okazi…

— Kiel vi min trovis? — demandis Sashka.

— Lau la spuroj, — respondis Leporo. — La spuroj, kaj super ili estas oraj fajreroj.

— Mi estas malsata kaj frostighinta, — plendis Sashka.

— Tio ne estas granda malfelicho.

Leporo forkuris kaj baldau revenis. Ghi iras sur malantauaj piedoj, kaj per la antauaj tenas karoton, tri terpomojn kaj petroselon. Leporo faligis chion chi tion sur neghon kaj diras:

— Ni kuiru varmegan supeton. Rigardu, kion vi havas tie, en la sako. En soldataj sakoj povas multo esti.

Sashka elskuis la sakon, kaj sur neghon elshutighis salo en chifoneto, alumetujo, volvita de laktolo, fulgita gamelo kaj du kuleroj.

Leporo kun Sashka alportis branchetajhon, sidas che la fajro, kuiras supon en la gamelo kaj interparolas.

— Chu via avo vivas? — demandas Leporo.

— Lin oni de la milito vunditan alportis… Li post jaro mortis… Kaj via avo vivas?

— Chasistoj murdis.

Leporo plachis al Sashka, kaj li rakontis, kio al li okazis.

— Mi ne scias, kio estas konsilinda, — respondis Leporo. Se vi bezonus strobilojn au glanojn, ne lentugojn. Kie oni trovos ilin en la arbaro — lentugojn?!

Lentugajn lupojn mi ne renkontis. Kaj vulpojn kaj ursojn lentugajn ankau ne renkontis. Avo, kiam estis viva, rakontis, kvazau estas tiaj bestoj kun longa kolo — pli alta ol pino, do sur ilia tuta felo estas io simila al lentugoj. Ankau katoj ekzistas pli grandaj ol homo, kies tuta felo estas kovrita per lentugoj.

«Ghirafoj kaj leopardoj», — divenis Sashka. Ekzisti ili ekzistas, sed trans maro — en Afriko».

Kaj ankorau avo rakontis, ke ie nefore chi tie estas regno-shtato, nomighas la Ora. Eble tie… Sed ghi estas tre timiga!

— Chu pro kio do timiga? — demandis Sashka.

— Avo rakontis: La Ora regno estas chirkauigita per ora barilo. Kaj trans la barilo estas ora palaco. Kaj tie sur ora trono sidas caro Sorchisto. Oni kondukos vin al caro Sorchisto, kaj li demandos solsolan demandon, sed kian — neniu scias. Se vi respondos, kiel decas, diru tri kiujn vi volas dezirojn, Sorchisto plenumos. Sed se vi ne respondos — oni dehakos vian kapon.

Leporo diris tion, kushigis salon en la supon, kaj ekploris.

— Kial vi ploras? — demandis Sashka.

— Mi vin kompatas, — respondis Leporo.

— Ne kompatu antautempe. Mi iufoje tre bone respondas demandojn. Foje mi pro kontrola tasko pri aritmetiko «kvar» kun pluso de Maria Petrovna ekkaptis, kaj shi estas, por ke vi sciu, kia severa!

— Severa do severa, sed kapojn shi ja ne hakas?!

— Ne, kapojn shi ne hakas, — respondis Sashka kaj demandis:

— Chu malbone esti leporo?

— Kvazau ne. Nur chiuj mokas.

— Kiel? — demandis Sashka.

— Kaj «strabulo», kaj «kio estas — chirkaue peltajho, ene rostajho».

— Nu, min oni ja ankau mokas: kaj «lentugulo», kaj «kukolido», chiel.

— Kaj tre ofendas lupoj, vulpoj… — suspiris Leporo. — De lupo oni devas kuri tiel — nomighas «duoblajho»: oni kuras rekte, kaj poste lau sia spuro — reen. Oni faras au «mashon», au «dejheton»: oni kuras, kuradas, kaj poste t-i-o-m saltas flanken kiom fortoj sufichas, do lupo perdas la spuron. De vulpo — alie, de chasisto oni ankau devas scipovi forgliti… Longe oni devas lerni…

— Kaj homoj ne tre facile lernas, — diris Sashka. — Sed el vi en la lernejo oni povus fari homon. Nu, eble, ne kvinpoentulon, sed almenau tripoentulon, kiel mi… Chu vi volas?

— Ho ne, mi shatas leporan brasikon.

— Ankau homa brasiko ekzistas.

— Ekzisti ghi ekzistas, sed mi che panjo estas sola. Ghi nomas min «mia leporeto». Kiel ghi min nomus, se mi farighus homo?

— Mi ne scias, — pensinte diris Sashka.

— Ghuste. Ne, mi kiel estis leporo — «Lanuga bulo, longorelulo, lerte saltas, karoton shatas», — tio do restu.

Dum la konversacio la supo nerimarkeble pretighis. Sashka kun Leporo manghis, almetis branchetajhon en la fajron, premighis unu al la alia por ke estu pli varme, kaj endormighis.

Vekighinte Sashka decidis, ke li nepre iros al la Ora regno: lentugoj ja ankau estas oraj, tie da ili devas esti nekalkulebla abundo.

Ili kun Leporo surpiedighis tuj post la matenigho, matenmanghis — kaj ek en la vojon.

[1] Tradicia epiteto por leporo en la rusa folkloro.