5. ПОПЫТКИ РЕШЕНИЯ ИНТЕРЛИНГВИСТИЧЕСКОЙ ПРОБЛЕМЫ В XX ВЕКЕ

Встречая XX век, Герберт Уэллс выступил с предсказаниями того, что ожидает человечество в новом столетии (его книга с этими предсказаниями переводилась и издавалась в России несколько раз: в 1902, 1903 и 1909 гг.). В этом сочинении популярный английский романист-фантаст высказался, между прочим, относительно перспектив решения проблемы общения. Он допускал возможность превращения либо французского языка (французского прежде всего), или английского, или обоих, или трех национальных языков (еще и немецкого) во всеобщий язык, однако вполне естественно, добавлял он, что при этом «на сцену выступит национальное самолюбие народов»: англичане почувствуют себя обиженными, если всемирным языком объявят французский, немцы одинаково отвергнут и английский и французский языки, русские, пожалуй, захотят отстоять кандидатуру своего языка, а китайцы с полным правом заявят, что их язык, за которым числится давность тысячелетий и на котором говорят сотни миллионов людей, не хуже любого европейского.

Из этого затруднительного для всего человечества положения Уэллс видел лишь два выхода: «1) предоставить будущее естественному развитию, т. е. дать распространиться тому языку, который имеет под собой наиболее твердую для этого почву; 2) создать новый язык, и, не оскорбляя ничьего национального самолюбия, постепенно сделать изучение этого языка обязательным для всех народов». Отдавая предпочтение второму пути, он заметил: «Люди уже давно стремятся создать единый всемирный язык - возможно, что когда-нибудь эта грандиозная задача будет решена» (225).

В 1923 г. в Петрограде вышла книга Герберта Уэллса под названием «Спасение цивилизации». Здесь в главе «Вероятное будущее человечества» писатель говорил о «необходимости политической реорганизации мира в одно целое», чтобы спасти род человеческий «от того социального разделения и полного физического уничтожения, какие в конечном счете были бы неизбежными следствиями войны в современных условиях» (226). Уэллс мечтал об упразднении границ между народами, о всемирном государстве нового типа.

С наступлением XX в. произошли события, ставшие непосредственными предвестниками близкого начала новой эры: в 1903 г. на II съезде РСДРП были заложены основы большевистской партии.

Энтузиасты идеи общего языка всех народов множили и расширяли свои неустанные усилия претворить ее в жизнь, в условиях, совершенно для этого неподходящих. В XIX в.создателями апостериорных проектов международного языка были все больше священники, врачи, инженеры; в XX в., когда появился термин интерлингвистика, оказавшийся более приемлемым, чем космоглоттика, интерлингвистами становятся математики и логики, многие профессиональные лингвисты. Интерлингвистика вырастает в перспективное течение мировой лингвистики. Буржуазные ученые делают попытки коллективного решения интерлингвистической проблемы и даже прилагают усилия как-то привлечь к этому общественность.

В 1900 г. на конгрессе Французской ассоциации поощрения наук Луи де Бофрон зачитал доклад анонимного автора, впоследствии оказавшегося Л. Л. Заменгофом, - «Сущность и будущность идеи международного языка». Доклад начинался словами: «Все идеи, которым суждено играть великую роль в истории человечества, имеют общую участь: современники встречают их не только удивительно упорным недоверием, но даже какой-то необъяснимой враждебностью; пионерам этих идей приходится вести нелегкую борьбу и переживать немало страданий». Далее в докладе говорилось: «Мы боремся за дело, которое принесет человечеству громадную пользу и которое раньше или позже непременно осуществится...

Мысль о том, что международным языком может стать не тот, который мы избрали, не должна нас смущать, ибо мы боремся за идею, а не за ту или иную ее форму...»

Автор Эсперанто в своем докладе-послании заявлял: «Эсперантисты совсем не претендуют, что их язык представляет нечто такое совершенное, что ничего более высокое уже не может существовать. Напротив, когда осуществится авторитетный конгресс, относительно которого будет известно, что его решение будет иметь силу для всего мира, эсперантисты сами предложат ему избрать комитет, который занялся бы пересмотром языка и сделал бы в нем все полезные улучшения, если бы даже для этой цели нужно было изменить язык до полной неузнаваемости... или созданием какого-либл другого языка, более идеального...» (227).

В 1901 г. 30 членов Парижской академии обратились к президенту академии с письмом, где указывали, что мир вступает в новый век, которому суждено увидеть небывалое развитие международных отношений на всей поверхности земного шара «к великой пользе науки и цивилизации». Далее говорилось как об уже общепризнанном, что языком международных, интернациональных отношений не может стать ни один из национальных - для этого необходим язык более легкий и нейтральный по отношению ко всем нациям. Письмо через посредство президента Академии предназначалось для собиравшейся в Париже первой ассамблеи Международной ассоциации академий (L'Association Internationale des Academies), которая учреждалась тогда в составе академий наук и научных обществ 16 городов Европы. Но знаменательное послание на ассамблею запоздало. Вторая ассамблея Ассоциации академий состоялась в 1904 г. в Лондоне. На этот раз уже 272 ученых 70 научных учреждений 35 городов 9 стран непосредственно обратились к ней с призывом взяться за решение проблемы международного языка. Участники ассамблеи признали, однако, себя в этом деле некомпетентными.

Видный австрийский лингвист Гуго Шухардт (1842 -1928), критик традиционных школ в линвистике и искатель в ней новых путей, выступил в защиту идеи создания всемирного международного языка еще в середине 90-х годов - в статье «Всемирный язык и мировые языки» («Die Weltsprache und die Weltsprachen»), где, между прочим, высказывал мысль, что судьбу проекта всемирного международного языка могут решить либо правительства мира, либо «Красный Интернационал» (228).

Спустя десять лет в статье «Сообщение о движении, направленном на создание искусственного международного вспомогательного языка» («Bericht uber die auf Schaffung einer kгnstlichen internationalen Hilfsprache gerichtete Bewegung») Шухардт указывал, что множество языков для международных сношений общепризнанно представляет собой зло (Ubel) и что вспомогательный международный, интернациональный язык - «потребность, и притом растущая» (229а).

Шухардт решительно возражал против мистического отношения к национальным, народным языкам как якобы «естественным», а на самом деле более или менее искусственным, и против скептического отношения к языкам, созданным сознательно, называемым «искусственными»: принципиальной разницы между ними нет. Более того, утверждал Шухардт, «опыт учит нас, что все, что выражаемо в естественном посредническом языке [Vermittlungssprache], так же хорошо или даже лучше может быть выражено и в искусственном [языке ]...» (229б).

Автор известных «Очерков по семантике» Мишель Бреаль (1832 - 1916) писал в статье «Выбор интернационального языка» («Le choix d'une langue internationale», 1901): «Речь идет о том, чтобы наделить всех общим языком, вспомогательным языком-посредником, который был бы добровольно и единодушно принят всеми цивилизованными нациями мира... Существующие языки, смешиваясь, являют собой материал для нового языка...» (230а).

Толчком для оживления общественной деятельности в пользу скорейшего решения проблемы всемирного языка послужила Всемирная выставка 1900 г. в Париже, когда - особенно на многочисленных международных конгрессах, имевших там место, - мешанина языков дала всем остро почувствовать, как нужен разноязычным нациям мира общий язык. По инициативе французского математика Леопольда Ло (Leau), выпустившего в 1900 г. брошюру «Возможен ли всеобщий язык?» («Une langue universelle, est elle possible?» Париж), при ближайшем участии Луи Кутюра была создана инициативная группа, обратившаяся с воззванием ко всему цивилизованному миру: призвала откликнуться всех, кто готов оказать поддержку идее вспомогательного международного языка. Язык этот, говорилось в воззвании, не должен давать каких-либо преимуществ ни одной нации; это должен быть совершенно новый язык, способный обслуживать как обычное общение людей, так и международные коммерческие связи, различные науки, философию; он должен быть легок для усвоения людьми с начальным образованием, прежде всего для европейцев.

Воззвание нашло живейший отклик во всем мире. На него откликнулось 1250 профессоров из 189 академий наук, университетов и высших технических училищ и 310 всевозможных общественных организаций - торговые палаты и пароходные общества, религиозные союзы и офицерские собрания, объединения коммерсантов, клубы и кружки юристов, туристов, автомобилистов, велосипедистов, стенографистов... Вся эта разношерстная публика всех континентов и составила организованную 17 января 1901 г. Делегацию для принятия вспомогательного международного языка, которая через своих представителей избрала постоянный Комитет в составе 11 известных ученых. В их числе были: Гуго Шухардт, Отто Есперсен, Вильгельм Оствальд - все профессора, члены академий; Россию представлял профессор Петербургского университета И. А. Бодуэн де Куртенэ.

Воззвание инициативной группы и статьи Л. Кутюра, тогда профессора Тулузского университета, произвели большое впечатление на многих скептиков. В России принадлежал к ним В. В. Лесевич, автор статьи «Всемирный язык и народные языки», напечатанной в двух последних книжках «Русской мысли» за 1900 г. Во второй книжке того же журнала за 1903 г. он опубликовал статью «Международный язык культурных сношений», в которой его прежнее скептическое отношение к идее искусственного языка международного общения сменилось отношением сочувственным. Лесевич писал в заключение своих рассуждений: «Едва ли можно сомневаться, что новая постановка вопроса о международном языке, поддержанная коллективными силами ученых обществ и подкрепленная талантливостью и вдохновенностью таких провозвестников, каким является Кутюра, действительно вступает, наконец, на тот путь, который приведет ее к практическому решению» (230б).

В 1903 г. Л. Кутюра и Л. Ло выпустили книгу «История всеобщего языка» («Histoire de la langue universelle»), где анализировали 40 проектов этого языка (196). Интерлингвист Гюстав Готеро (Gautherot) назвал эту книгу «в своем роде шедевром» (199а). В начале XX в. новые такие проекты появлялись во множестве, так что вскоре тем же ученым пришлось выпустить дополнительный обзор их - «Новые международные языки» («Les nouvelles langues internationales», 1907).

Оба издания были разосланы членам Комитета, который, прежде чем самому решать вопрос о лучшем из проектов, попытался представить его на усмотрение Международной ассоциации академий, собравшейся в мае 1907 г. в Вене на свою третью ассамблею. Двенадцатью голосами против восьми Ассоциация снова отвела от себя этот вопрос, как не входящий в ее компетенцию. Тогда Комитет «Делегации для избрания международного вспомогательного языка» в октябре того же года собрался в Париже.

После 18 заседаний под председательством В. Оствальда этот интерлингвистический комитет пришел к заключению, что ни один из представленных на конкурс проектов не может считаться удовлетворительным, но за основу можно принять Эсперанто, поскольку этот проект уже успел найти сторонников во многих странах. Как раз за два года до того во Франции прошел первый Всемирный конгресс эсперантистов. При обсуждении проектов-кандидатур язык Заменгофа подвергся, однако, серьезной критике, особенно со стороны О. Есперсена и Л. Кутюра. В заключительном докладе Комитету, опубликованном не полностью и представленном его секретарями Л. Кутюра и Л. Ло, почти вся третья, заключительная, часть была отведена критическим замечаниям в адрес Эсперанто (234).

Наиболее серьезными его конкурентами на конгрессе оказались Идиом-Неутраль и Новилатин. Авторами Неутраля были В. Розенбергер и его сотрудники по интерлингвистической «академии». В основу грамматики неутралисты положили уже нашедший себе безоговорочное признание принцип логичности, а в основу словаря, содержавшего 9000 корней, - принцип отбора наиболее распространенных слов из главных европейских языков. Неутраль располагает более чем 50 словообразовательными аффиксами. Особых окончаний для имен существительных не имеет, но существительные со значением существ мужского пола оканчиваются на -о, а женского пола - на -а (в единственном числе); множественное число имеет флексию -s. О. Есперсен сказал, что Неутраль отличается от Воляпюка, как день от ночи.

После опубликования в 1902 г. первого варианта В. Розенбергер в 1908 г. представил его новый вариант - Реформ-Неутраль. Вот образчик текста на Неутрале: «El Reform-Neutral es un lingue artificial multe convenable pro relationi international. Et es apprensibl pro omnion de cultur europeen; it av gramatic simpl e reguli precis pro pronunciation pro sciptur e pro formation de paroli...»

Легко догадаться о смысле этих слов: «Реформ-Неутраль есть искусственный язык, очень удобный для международного общения. Он понятен всем [людям] европейской культуры; он имеет простую грамматику и точные правила произношения, правописания и словообразования».

Новилатин Е. Бермана появился в Лейпциге в 1894 г. и был близок некоторым другим проектам реформированной латыни, в частности всеобщему языку (Langue Catolique, Париж, 1892) А. Липтая (Liptay).

Кутюра и Ло в своем докладе Комитету Делегации писали, что, по их мнению, международный язык должен быть более «естественным» и более апостериорным, чем Эсперанто, более автономным (независимым) и более гибким, чем Неутраль, более простым и более регулярным (правильным), чем Новилатин (234).

Вскоре Комитету был представлен проект реформированного Эсперанто, автор которого скрылся под псевдонимом «Идо», что в приблизительном переводе значит 'дитя', 'потомок'.

Вот сравнительный текст на Эсперанто первоначальном (слева) и Эсперанто реформированном (справа):

Kiam chiuj, kiuj volas la sukceson de la lingvo internacia, konos chiujn kondichojn de la problemo, kiun oni devas solvi, tiam tiuj homoj konstatos, ke malgrau siaj bonaj ecoj, Esperanto...

Kande omni ti qui volas la succeso di la linguo internaciona, konocos omna kondicioni di l'problemo solvenda, lor ica homi konstatos, ke malgre sa bona qualesi, Esperanto... (197).

Это значит: «Когда все те, кто хочет успеха международному языку, будут знать все условия решения проблемы, они (эти люди) признают (констатируют), что, несмотря на свои хорошие качества, Эсперанто....»

Комитет принял Эсперанто за основу. Однако и проект Идо был признан нуждающимся в доработке. В ней приняли участие Л. Кутюра, О. Есперсен и другие, публично обсуждая предложения о поправках на страницах основанного тогда (1908) печатного органа Делегации - журнала «Progreso» (он выходит в Швейцарии и поныне). Оказалось, что некто Идо это сам Луи де Бофрон, представлявший Заменгофа и его проект перед интерлингвистическим Комитетом, но в результате обмена мнениями с выдающимися интерлингвистами разочаровавшийся в Эсперанто.

Вслед за Бофроном из эсперантистского лагеря в лагерь идистов перекинулось много видных деятелей движения за международный язык, в их числе Гастон Мок. Идисты объявили: если дело международного языка до сих пор находилось в «руках утопистов, мечтателей и фантазеров», в руках дилетантов, то отныне его в свои руки взяли ученые - лингвисты, философы, математики. Несколько изменив словарь Эсперанто (в основном словарном фонде Идо было до 2000 несовпадений с Эсперанто), авторы Идо значительно его пополнили, доведя число корней до 10 тыс., создав лексически самый богатый из сконструированных языков. Число аффиксов увеличено было более чем на два десятка. Если все слова в Эсперанто имеют ударение на предпоследнем слоге, то ударение в Идо, подчиняясь правилам без исключений, бывает не только на предпоследнем слоге, но и на последнем (в инфинитиве глаголов на -ar, -ir, -or). Для целого ряда деталей здесь было найдено, безусловно, более удачное решение, что признавали и некоторые правоверные эсперантисты. Но, конечно, и в Идо есть немало сомнительного, спорного, недоработанного.

В начале 1909 г. идисты основали союз, якобы распространяющийся на все части света, - Союз друзей международного языка (Uniono di l'amiki de la lingvo internaciona) под председательством проф. Л. Пфлаундлера и почетным председательством проф. В. Оствальда, а также идиотскую «академию», и уже к марту 1910 г. группы и клубы идистов организовались в сотне городов, главным образом Европы. Появились идистские издания, периодические и непериодические; двуязычные словари на Идо явились самыми крупными изданиями этого рода в интерлингвистике. Созывались конгрессы идистов и т.д.

Группа ученых, участвовавшая в работе Комитета Делегации для принятия международного вспомогательного языка и отчасти в разработке проекта Идо, внесла ценный вклад в теоретическую разработку проблемы. Председатель Комитета, основоположник физической химии и интерлингвист, всемирно известный ученый Вильгельм Фридрих Оствальд (1853 -1932) изложил важные принципы построения международного языка, формировавшиеся всем предшествовавшим развитием интер лингвистической мысли: принципы однозначимости, необходимости и достаточности.

Первый из них был сформулирован им так: «Между понятиями и выражающими их формами должно существовать однозначимое соотношение». Понималось это как принцип грамматической однозначимости в применении к морфологии, равно как и два других принципа. Об этих последних Оствальд писал: «Результатом разносторонних исследований, начатых Лейбницем и продолжавшихся в течение столетий, является действительная возможность преобразования грамматики на том основании, что язык должен служить выражением всего необходимого, но не излишнего».

Анализируя несовершенство национальных языков, Оствальд говорил о грамматических излишествах в одной из публичных лекций по интерлингвистике (1907): «В европейских языках содержания, выражаемые словами, часто заключают в себе больше, чем это необходимо; кроме того, есть и такие, значение которых нам совсем не нужно. Положим, я скажу: «Die steineren Hauser brennen nicht» («Каменные дома не горят») - этими словами я скажу много липшего. Множественное число Hauser уже говорит нам, что речь идет о многих домах. Тот же признак, ничего не прибавляющий к имеющемуся налицо, выражает множественная форма и члена die, и прилагательного steineren, и глагола brennen. Следовательно, если я скажу: «Steinern Hauser brenn nicht», то я скажу ровно столько же, как и раньше, ничуть не туманнее...» Излишность некоторых «содержаний» особенно ясна при рассмотрении разделения имен на роды. В. Оствальд рассуждал далее: «Если я скажу: die Rose (роза), das Veilchen (фиалка), der Klee (клевер), то я при этом не имею намерения выразить что-либо посредством артикля...» (231).

Принцип краткости языка универсальных функций был сформулирован другим интерлингвистом - Карлом Шпитцером, автором проекта Парла: «Интернациональный язык не должен содержать ни одной буквы более того, что абсолютно необходимо для выражения человеческой мысли» (207). Этот принцип, применить который в своих проектах стремились сам Шпитцер и ряд других языкотворцев, представляется очень рациональным, но практически он несовместим с принципом апостериорности международного языка.

Априорный отрыв от языкового опыта человечества осуждал в числе других Луи Кутюра, автор книг «Логика Лейбница» (1901) и «Алгебра логики» (1905). В работах «Об интернациональном вспомогательном языке» («De la langue internationale auxilliare»), «О словообразовании в Эсперанто» («Etude sur la derivation en Esperanto») и других он изложил свои представления о логических основах такого языка.

Предложения сделать общим языком всех наций один из нелогичных, нерациональных, возникших в процессах стихийной эволюции, какими народы пользуются для своих внутренних нужд, Кутюра отвергал «как химерические». И так же называл он априорные проекты международного языка. Принцип лингвистической априорности он считал ошибочным: неверно исходить из предположений, будто все наши понятия представляют собой лишь однородные и однообразные комбинации небольшого числа основных понятий, которые могли бы составить своего рода азбуку мыслей: это воззрение слишком упрощает процесс мышления, сводя все наши суждения к так называемым предикативным, а все предложения - к единому типу, где в сказуемое входит глагол быть; оно игнорирует все мыслимые отношения между предметами, кроме единственного отношения вида к роду. Главный же недостаток этих систем состоит в предпосылке, что основные элементы наших понятий якобы составляют незначительное число и могут быть изображены комбинациями букв или слогов, достаточно короткими для того, чтобы их легко запоминать и пользоваться ими. Однако, писал далее Кутюра, «эпитет искусственный в отношении международного языка вовсе не означает языка, не имеющего ничего общего с так называемыми естественными...»

Интересны мысли Кутюра о словообразовании в усовершенствованном языке: «Международный язык будет давать полную свободу образовывать от корней, заимствованных из разных языков, все производные и сложные слова, в каких явится надобность, и притом регулярным или, так сказать, автоматическим образом, не допуская никаких исключений и не наталкиваясь, как во всех наших живых языках, на вето пуристов: «Такого слова нет!» Он обретет вследствие этого такие богатства и гибкость, какими не обладает ни один из существующих языков... Части речи можно будет различать по их форме при первом же взгляде или при слушании... Это - такое удобство, какого не предоставляет ни один «естественный» язык». Что касается грамматики, то Кутюра сводил ее, как и другие западные интерлингвисты, к минимуму: на всю грамматику он считал достаточными менее двух десятков неизменяемых флексий, придерживаясь в этом принципа'предель-ного упрощения и схематизма (232).

В статье «Применение логики к проблеме международного языка» («D'une application de la logique au problem de la langue internationale») Кутюра писал: «Международный язык сообразен (releve) с логикой и заслуживает внимания со стороны философов». Структура международного языка подчиняется принципу, сформулированному им следующим образом: «Все элементы слова (морфемы) представляют неизменяемые элементарные понятия (идеи), причем та или иная комбинация этих элементов имеет определенный смысл именно этих понятий (идей)... Легко понять, что этот принцип представляет собой идеал языка, так как язык, являясь в сущности системой условных знаков, только тогда может быть теоретически совершенным и удобным на практике, когда он состоит исключительно из однозначимых соотношений между этими знаками и понятиями, которые необходимо выразить».

Из принципа однозначимости Кутюра вывел принцип обратимости, сформулировав его следующим образом: «Всякое производное слово должно быть обратимо, т. е. если мы, следуя определенному правилу, переходим от одного слова к другому того же корня, то должна быть представлена также возможность перехода от второго к первому согласно совершенно обратному правилу» (233).

Это положение он считал следствием принципа однозначимости, ибо в противном случае надо было бы приписывать одному - данному - слову два различных значения. Практически это значит: если существительное, произведенное непосредственно от глагола, обозначает действие или состояние, характеризуемое глаголом (или, лучше сказать, его корнем), то и глагол не может быть непосредственно произведен от существительного, если только последнее не выражает какого-либо действия или состояния...

Активным участником общественного движения за международный язык был один из крупнейших лингвистов России и Польши - Иван Александрович (Ян Игнацы Нецислав) Бодуэн де Куртенэ (1845-1929). Потомок выходца из Франции, уроженец Польши, где он и скончался, автор свыше 600 опубликованных работ, Бодуэн де Куртенэ выдвинул ряд смелых теоретических идей, некоторые из которых получили в наши дни развитие в структурализме.

Когда в 1907 г. немецкие лингвисты К. Бругман и А. Лескин выпустили книгу под названием «К критике искусственных мировых языков» («Zum Kritik den kunstlichen Weltsprachen»), где брали под сомнение возможность решения проблемы международного языка, создания его (поскольку язык является-де «организмом», который якобы нельзя создать «искусственно»), он ответил этим скептикам брошюрой, сокращенный вариант которой был опубликован в 1908 г. в Петербурге в журнале эсперантистов «Эсперо». В этой статье Бодуэн заявлял о себе: «Я вовсе не эсперантист, не приверженец какого-либо другого вспомогательного международного языка...» Идея, приверженцем которой он был, еще не нашла достойного себе воплощения, однако, писал он, «эта идея слишком могущественна и слишком жизнеобильна, а ее существование и продолжение не зависят вовсе от временных неудач». И далее: «Надеюсь, что творец Эсперанто доктор Заменгоф... не станет негодовать и не впадет в уныние при мысли о том, что в более или менее отдаленном будущем языку Эсперанто придется уступить место другому, более совершенному воплощению идеи международного языка. Ведь здесь, я полагаю, должно нами руководить желание осуществить идею возможно лучшим образом, а не удовлетворить чье-либо самолюбие и честолюбие...». Бодуэн был и цротив Идо.

Известно, что многие ученые и неученые относятся к идее создания международного языка свысока. «К сожалению, они забывают, что великие идеи нельзя заглушить ни зубоскальством, ни упрямым игнорированием»,- напоминал Бодуэн. Аргументированно возражая против предложений использовать в качестве общего языка всех народов один или два-три из национальных языков, он утверждал: «В свете сознания известные продукты стихийных процессов могут не соответствовать целям, которые мы ставим сознательно». Для марксистов это звучит очень убедительно. Полно глубокого смысла и научной мудрости и такое замечание Бодуэна: «Если не человек существует для языка, а язык для человека, если человек имеет не только право, но и обязанность совершенствовать все свои орудия, то очевидно, что этому совершенствованию должно подлежать и столь важное и неизбежное орудие, каким является именно язык» (106б).

Отто Есперсен, профессор Копенгагенского университета и член-корреспондент Британской академии наук, впоследствии (1928) ставший автором одного из проектов международного языка - Новиаля, поначалу был в числе скептиков в отношении искусственного международного языка, но в 1887 г. он присутствовал в Лондоне на заседании Филологического общества и там услыхал, как двое из участников заседания - англичанин и немец - прекрасно объяснялись на Воляпюке. В дальнейшем он неоднократно был свидетелем того, как люди различных национальностей свободно беседовали на Эсперанто или на Идо; впоследствии он и сам пользовался этими языками, а также Окциденталем.

В своей книге «Интернациональный язык» проф. О. Есперсен привел одно из возражений против «сконструированных», как он выражался, языков: они якобы никогда не могут быть столь хороши, как языки «натуральные». Он не счел нужным оспаривать это (что сделать не так-то уж трудно) и, соглашаясь, сделал существенную оговорку: «Учтите, что все хорошие качества, которые ценятся и используются в национальных языках, проявляются лишь тогда, когда на этих языках говорят и пишут те, для кого они являются родными. Интернациональный язык может легко оказаться богаче, чем английский, на котором говорит француз, изящнее французского, на котором изъясняется датчанин, энергичнее немецкого в устах итальянцев, красивее итальянского для англичан, полнее нюансами, чем русский, которым пользуются немцы, и более "домашен", чем мой родной язык в произношении русских. И, поскольку интернациональный язык является вспомогательным, он сопоставим с национальными языками лишь в употреблении их иностранцами...» (14б).

Но какому же все-таки проекту интернационально-международного языка становиться живым общим языком всех народов, всех наций? Поскольку Делегация для принятия международного вспомогательного языка и ее Комитет оказались неправомочными и бессильными решать вопрос об этом языке от имени народов мира, решили предоставить решающее слово правительствам. В 1912 г. по инициативе В. Оствальда в Берне образовался Комитет по организации междуправительственной конференции, которая должна была бы принять в качестве официального международного языка какой-либо его проект или организовать для выработки нового проекта международный коллектив ученых. Швейцарское правительство согласилось посредничать в этом деле. Разразившаяся война помешала, однако, созыву намеченной конференции.

Вопрос об официальном международном-межгосударственном языке рассматривался в Лиге наций в 1922 г. Секретариат Лиги подготовил и III Ассамблея Лиги одобрила ничего практически не решавшую резолюцию под названием «Эсперанто как международный вспомогательный язык». Малые государства, в частности внеевропейские, были заинтересованы в том, чтобы языком межгосударственных сношений и дипломатии стал какой-нибудь национально-нейтральный, искусственный язык, но решающее влияние при рассмотрении этого вопроса осталось за великими империалистическими державами.

Францию на обсуждение вопроса о международном языке представлял известный философ Анри Бергсон (1859-1941) -иррационалист, учивший, что интуиция - высшая форма познания. Он не был противником идеи нейтрального языка, но Франция, вовсе не заинтересованная в том, чтобы ее язык был вытеснен из дипломатического обихода, настояла через него на том, чтобы нерешенный вопрос был передан для изучения в Комиссию по культурным связям, где он мог изучаться бессрочно долго. И в самом деле: к нему Лига Наций больше не возвращалась.

Идея создания всемирного международного языка оказалась совместимой с обращенной в прошлое концепцией исторической и сравнительно-исторической лингвистики, как то убедительно показал такой видный представитель исторического компаративизма, как уже неоднократно здесь упоминавшийся Антуан Мейе (Meillet, 1864-1936). Мейе называли «одним из ученых с мировым именем и крупнейшим языковедом современной Франции» (235). Он был автором фундаментальных исследований; вместе с коммунистом Марселем Коэном (Cohen), главным редактором «Языков мира» - коллективного труда Французской академии наук, занимал ряд руководящих должностей в лингвистических учреждениях и обществах Парижа. В своей книге «Языки в новой Европе» («Les langues dans l'Europe nouvelle», 1928) он посвятил одну из глав проблеме искусственного языка как средства общения разноязычных наций. По его мнению (общему для многих ученых), не было бы ничего необычайного в попытке выявить в европейских языках общие элементы, чтобы сконструировать из них международный язык. Он писал: «Практическая польза международного языка очевидна. И, поскольку такой язык возможен, он должен быть создан [doit etre realisee]».

Мейе предлагал начать решение проблемы международного языка с изучения уже сделанных попыток этого рода, чтобы не повторять допущенных их авторами и сторонниками ошибок. «Надо отдавать себе отчет и в тех трудностях, которые могут возникнуть при изучении международного языка не только европейцами, но и восточными народами, например японцами, китайцами», читаем мы далее в рассматриваемой главе. И далее: «... Все сразу его не признают, но, если хотя бы несколько правительств отдадут должное самой идее, польза, которую принесет ее осуществление, станет столь очевидной, что ничье сопротивление этому начинанию не сможет оказаться длительным. Польза международного языка тогда также станет очевидной и для народов, говорящих на великих языках цивилизации, даже для народов английского языка» (68б).

Из лингвистов, представляющих нации английского языка, в первую очередь следует назвать выдающегося американского ученого Эдуарда Сепира (Sapir, 1884-1939), исследователя языков коренных жителей Америки и антрополога. В 1958 г. в США был издан сборник его избранных статей, названный «Культура, язык и личность» («Culture, Language and Personality»). Одна из статей этого сборника - «Язык» («Language», 1933) - в заключительной своей части содержит ряд высказываний по проблеме всеобщего языка. Вот одно из них: «Нельзя оставаться слепыми к тому факту, что такой язык, правильно построенный [regular] и легкий, каким он неизбежно должен быть, разрешил бы много трудностей в деле просвещения и в практической деятельности одним ударом» (236а).

Особенно интересна для нас статья сборника, названная «Функция международного вспомогательного языка» («The Function of an international auxiliary language»), которая начинается так: «Что касается теоретической желательности международного вспомогательного языка - в этом мнения не слишком расходятся. Но какие именно факторы следует считать наиболее вескими в решении проблемы - здесь существует простор для всякого рода мнений, и поэтому не удивительно, что интерлингвисты далеки от достижения полного согласия как в отношении метода, так и по сути самого дела.... Находятся такие сторонники идеи международного языка, которые считают, что английский язык уже стал таковым de facto» (236б). Эти притязания английского языка (в лице его идеологов) на всемирное господство Сепир считал научно необоснованными, поскольку английский язык не обладает простотой, ясностью и другими нужными для этой роли качествами, как не обладает ими французский и любой другой из национальных языков; он доказывал это на конкретном лингвистическом материале.

Международный язык, по мнению Сепира, совпадающему с мнением многих других ученых, должен быть не только простым, правильно построенным, логичным, но также богатым и творческим (creative);под последним определением он понимал, по-видимому, способность языка к художественности, его словесную продуктивность. «Я подчеркиваю логические преимущества сконструированного международного языка,- писал далее Сепир,- но здесь важно не пренебрегать и преимуществами психологическими. Положение независимости в отношении сконструированного языка, которое должны усвоить все говорящие на национальных языках, будет действительно великим преимуществом, ибо оно ведет к тому, что человек будет чувствовать себя хозяином языка, а не его покорным слугой. Общее владение такими формами выражения, какие не отождествляются с какой-либо одной национальной общностью, вероятно, представит собой наиболее убедительный символ свободы человеческого духа - символ, какого мир еще не знал. Поскольку восточные народы имеют все большее значение в современном мире, высокомерные претензии английского языка - или французского или немецкого - представляются мне все менее допустимыми...» (236в). Сепир предсказывал движению за международный язык особенный триумф в Китае и Индии.

С 1924 г. (Гаага) происходят международные конгрессы лингвистов. Проблема вспомогательного международного языка была поднята на II таком конгрессе (Женева, 1931), во втором пункте его программы, состоявшем из двух вопросов: «1) Какова, по-вашему, роль в становлении и эволюции языков, особенно в образовании языков унифицированных, с одной стороны - явлений стихийных и бессознательных, а с другой - вмешательства воли и разума? 2) Что вы думаете о принятии искусственного языка как языка вспомогательного?» (237а).

С докладом по этим вопросам выступил проф. О. Есперсен, указавший, между прочим, что «выработка вспомогательного языка выдвигает множество вопросов, которые не могут не интересовать профессиональных лингвистов». Из трех десятков участников конгресса, высказавшихся с трибуны по этой проблеме, лишь четверо предлагали возвести в ранг всемирного интернационального языка один из национальных, уже в той или иной мире выполняющих интернациональные функции. Остальные высказались за создание международного языка или за признание одного из уже созданных его проектов.

В принципе поддержал идею искусственного международного языка и представитель Советского Союза А. М. Пешковский (Москва), сказавший: «Что касается искусственного языка как языка вспомогательного, я полагаю, что принятие какого-нибудь языка этого рода всем человечеством для международных отношений вполне возможно и в высшей степени желательно» (237б).

Проблема эта обсуждалась также на VII Международном конгрессе лингвистов, происходившем в Париже в 1948 г. С докладом по ней выступил работавший в США Андрэ Мартинэ, рассказавший о деятельности американской Ассоциации международного вспомогательного языка (IALA). Вопрос о принципиальной возможности искусственного языка для международных отношений он считал положительно решенным практикой, а скептическое отношение к этому рассматривал как результат неосведомленности. Самой трудной задачей являлось, по его мнению, распространение международного языка, поскольку правительства не проявляют заинтересованности в этом деле.

Большинство выступавших, как это было и на II лингвистическом конгрессе, высказывалось в защиту идеи искусственного общего языка всех народов. В этом же духе было и выступление представителя Болгарии, одного из крупнейших лингвистов Европы, Владимира Георгиева, автора фундаментального исследования «Догреческое языкознание» (София, 1941; 1945), высказавшего распространенное среди прогрессивных ученых мнение, что проблема всеобщего языка является главной лингвистическая: проблемой нашего времени.

* * *

После первой мировой империалистической войны в капиталистическом мире нашлись приверженцы идеи международного языка, решившие, что именно капитализм располагает такими силами, которые могут, наконец, осуществить великую идею. В 1919 г. Совет международных исследований в США (International Research Counsil) с целью изучения проблемы международного языка создал специальный комитет, к которому примкнули несколько американских, а также британская, французская и итальянская научные ассоциации. В результате в 1924 г. была учреждена Ассоциация международного вспомогательного языка - International Auxiliary Language Association - IALA, задавшаяся целью создать такой язык, добиться официального его признания правительствами (явно имелись в виду правительства капиталистических стран) и включения его в программу школ.

Это начинание далекого прицела финансировалось семейством миллионеров Моррис-Виндербилд, а также рокфеллеровским фондом и тем Национальным советом исследований США, который не жалел денег на работу американских ученых-атомщиков. Директором IALA стал издатель «Нью-Йорк Тайме» Финлей, почетной председательницей - инициаторша всего этого предприятия, главная его филантропка - миллионерша Алиса Дейв Моррис. На информационно-рекламном листке IALA, отпечатанном на французском языке (205),- два портрета: Рэнэ Декарт и... Дейв Моррис - с претенциозной надписью: «Альфа и омега интерлингвистики». Омега-Моррис при участии вышеупомянутых «благотворителей» наняла целый коллектив американских и европейских ученых. В первое время деятельности IALA одним из его секторов руководил Э. Сепир. Активное участие в этой деятельности принимал А. Мартинэ, который, однако, разочаровался во всей постановке дела там. На завершающей стадии работ IALA возглавил Александр Гоуд*.

В 1951 г. IALA опубликовала свой проект интернационального языка - Интерлингву. Интерлингва представляет собой не очень оригинальный вариант, созданный (как ему предшествовавшие) на романской и английской основах. Авторы его руководствовались принципом натуралистической школы и старались не отходить от некоторых принятых в западных языках нелогичностей в правописании (например, g произносится то как г, то как ж, то как дж), поступались принципами логики и в грамматике. В научном отношении Интерлингва не явился шагом вперед по сравнению с ранее созданными проектами.

Специальная комиссия интерлингвистов Европы и Америки сопоставила Интерлингву и Эсперанто и отметила недостаточную регулярность первого из этих экспериментальных языков. Д-р И. Келлерман Рид (Чикаго) в своей работе, посвященной сопоставлению двух языков, активно претендующих на роль международного, с неодобрением отметил такие натуралистические элементы Интерлингвы, как опознание имен существительных по их функциям в предложении (их окончания разнообразны и не имеют «грамматической ценности»), такую же функциональную роль имен прилагательных и т. д. (238)

Появление нового и довольно серьезного конкурента обеспокоило руководство Всеобщей Эсперанто-ассоциации: UEA выпустила «Materialoj рог kritiko de Interlingua» - критические материалы, где подвергло осуждению систему Интерлингвы и претензии этого языка, объявив Интерлингву личным созданием - persona kreajho - Александра Гоуда.

Д-р А. Гоуд (Годе), уроженец Бремена, учился в университетах Вены и Парижа (в Сорбонне) и, получив докторскую степень в Колумбийском университете, обосновался в США. С 1934 г. он активно работает в области интерлингвистики, в IALA. В статье «Дело Интерлингвы» («The Case for Interlingua», 1953) он защищает и обосновывает научные принципы Интерлингвы: этот язык обобщил то типичное и общее, что имеется в западных языках, он является, собственно говоря, не «конструированным», а «экстрактированным»: «Is not constructed, but extracted» (239a).

Вот несколько строк на Интерлингве из предлагаемого IALA образца текста: «In le metropolitano de New York Dr Parker es adordate per in immigrante italian qui ha perdite su via... Ille non sape exprimer se in italliano. Ma ille sape exprimer se fluentimento in Interlingua...» («В метрополитене Нью-Йорка к д-ру Паркеру обратился какой-то итальянский эмигрант, который сбился в пути... Он не смог изъясниться по-итальянски, но он мог бегло изъясняться на Интерлингве...»)

В 1955 г. был создан «Всемирный союз» Интерлингвы (сторонников этого языка-проекта иногда не очень удачно и не совсем всерьез называют «интерлингваистами» в отличие от интерлингвистов)». Интерлингва был признан официальным языком наряду с английским и французским на ряде международных конгрессов - кардиологов (Нью-Йорк, 1954), педиатров (Сиракузы, 1954), гематологов (Бостон, 1956), ревматологов (Торенто, 1957) и др.; особенный интерес к Интерлингве проявляют почему-то медики. На Интерлингве начала выходить кое-какая литература и около двух десятков научных журналов США печатают резюме на этом языке. Пропаганда Интерлингвы ведется как «крупнейшего лингвистического мероприятия XX столетия». Проекту IALA все же не удается в конкурентной борьбе оттеснить заменгофский язык, породивший целое международное движение, более широкое и действенное, чем в свое время движение воляпюкистов.

Профессор романских языков Калифорнийского университета, автор ряда книг по вопросам интерлингвистики Марио Пей (Pei) в книге «Миру - один язык и как этого достичь» («One Language for the World and how to achive it», 1958) предлагает созвать всемирный конгресс лингвистов и путем голосования избрать для международного общения во всем мире один из языков - либо «естественный», либо искусственный. Он предусматривает регламент для ораторов: выдвижение языка-кандидата, высказывания «за» и «против», голосование в несколько кругов, пока какой-нибудь язык не окажется избранным на высокую «должность» главного языка человечества. Но разве это - научное решение всемирно-исторической проблемы?

М. Пей считает, что интерлингвистика уже исчерпала свои творческие возможности, что ничего нового здесь уже нельзя ни сказать, ни тем более создать: надо выбирать из того, что уже есть (206a). Американский интерлингвист судит как буржуазный ученый. Он не видит творческих возможностей последователей Маркса и Ленина, участников революционного преобразования мира - ученых и самих народов. Он не знает законов общественного развития и не видит направления этого развития.

Советские лингвисты не остались чужды идее создания общего языка всех народов. Помимо эсперантиста Э. К. Дрезена, видным деятелем общественного движения за международный язык был Н. В. Юшманов, член-корреспондент АН СССР с 1942 г. Будучи первоначально сторонником Идо, он и сам разработал подобный проект - Этем (что значит 'экономия времени, энергии, средств': ekonomi tempor, energi, medi). Юшманов написал по вопросам международного языка до сотни маленьких статей и заметок, часть которых напечатана в интерлингвистических изданиях. Сторонниками идеи создания международного языка были профессора Л. И. Жирков, Я. В. Лоя, А. М. Пешковский, Д. В. Бубрих и др.

Никогда в четырехвековой истории идеи всеобщего языка так старательно не подчеркивалась вспомогательная его роль, как в текущем столетии. Интерлингвисты, пищущие по-английски, неизменно добавляют к определению интернациональный определение auxilary, пишущие по-французски - auxiliaire, у немцев - Hilfsprache. Название же интернациональный показывает,что язык предназначается для общения между нациями; только в русском языке ему соответствует синоним международный.

Вспомогательный (никак не больше!) язык между нациями - таково основное положение буржуазной теории всеобщего языка. Оно покоится на убеждении в незыблемости существования классов, а следовательно, и буржуазии, которая поддерживает раздробленность человечества на государства, а эта раздробленность, в свою очередь, поддерживает раздробленность его на нации. Это - типично буржуазная идеология, буржуазное миросозерцание, которое никак не приемлет марксистско-ленинской идеи о всемирно-исторической роли пролетариата, идеи бесклассового, безгосударственного и в конце концов безнационального всемирного общества, в котором управление людьми заменится управлением вещами и освобожденное от капиталистов производство материальных и духовных благ будет рассчитано на удолетворение потребностей всех трудящихся.

Мы можем говорить о всеобщем языке как о вспомогательном только на первом этапе его существования, особенно в условиях раздробленности всемирного общества, и то его вспомогательная роль, как можно предвидеть, будет совсем не та, какая представлялась интерлингвистам в прошлом, даже еще в начале нашего столетия. Язык всемирной науки, всемирной техники, всемирной экономики (можно себе представить, какими они будут в XXI в.!), основной язык радио и телевидения, единственный официальный - всех международных конгрессов, конференций, ассамблей, симпозиумов, семинаров, форумов, фестивалей, олимпиад, выставок-ярмарок, всех международных организаций, федераций, ассоциаций, союзов, лиг, язык журналов, газет и бюллетеней, имеющих всемирное распространение, язык просвещения тысяч племен и народностей, не имеющих своей письменности, он - при наличии соответствующих качеств - быстро станет языком и новой всемирной художественной литературы, всем доступной в подлинниках, в которую через переводы вольются и все литературы национальные, языком новой всемирной цивилизации и новой всемирной культуры - коммунистической. Можно ли будет такой язык называть вспомогательным? Определение вспомогательный принижало бы роль и значение такого языка и не соответствовало бы широте и многообразию выполняемых им функций. Основной язык нового человечества - вот назначение и определение того проекта всеобщего языка, который предстоит разработать сторонникам всемирного социализма-коммунизма.

Чтобы признать возможность, необходимость и своевременность плановой научной разработки проблемы такого всеобщего языка, а затем и создание проекта его, надо прежде всего отрешиться от равнодушия к растущей жизненной потребности народов мира в общем языке, от игнорирования порожденной этой потребностью проблемы. Во-вторых, надо отвергнуть теорию упрощенного вспомогательного языка, которая сводит к минимуму его назначение и, соответственно этому, требования к нему, довольствуясь индивидуальным проектом его и принижая значение коллективных научных исследований в этой области. В-третьих, надо критически разобраться в тех воззрениях на проблему всеобщего языка, которые высказывались до сих пор в широкой марксистской, да и не только марксистской, литературе.

Если эти высказывания обобщить, то перед нами будут, помимо теории вспомогательного языка, еще три теории, которые в лице своих авторов претендовали и в лице своих последователей все еще претендуют называться марксистскими. Их можно было бы назвать так: теория двух всеобщих языков, вспомогательного и единого, теория выделения всеобщего языка из национальных и теория всемирного слияния языков.

---

* Выходец из Германии Gode - Годе - в английском произношении стал Гоудом.