Chapitro kvina

Se vi amas, la rev’ plenumighos!

Sub la kashtanarboj

Che la maljunaj kashtanarboj ni ekvidis la Princinon kaj Junulon. Ahhumdus sidighis sur folion de arbo ghuste super ili.

Ne, ili ne parolis pri amo kaj chio tia, sed disputis, preskau kverelis.

Sur kashtanarbojn faladis nigra ombro; eble tial la Princino kaj Junulo ne estis inklinaj al amkonfesoj. Tre proksime, en distanco da kelkaj pashoj teron iluminadis tenera lumo de la luno. Sed la ombro malrapide surrulighadis la iluminitan spacon.

— Baldau tiu chi malbenita ombro de la horlogho, iranta pasintecen, inundos la tutan mondon, se nur la Magistro… — angore zumis Ahhumdus.

— Malvarme kaj mallume, — malgaje diris la Princino.

— Jes, malvarme kaj mallume, ni ja ree estas en la mezepoko, — ehhis la Junulo.

— Chu morgau oni ree kondukos vin al la Inkviziciisto?

— Jes… Morgau, — respondis la Junulo.

— Kompatinda, malsagha… Kaj vi ree estos ripetanta, ke la Tero rondiras chirkau tiu chi malgranda Suno?

— Jes!

— Kaj ech dum torturo?

— Kion do alian mi povas diri? Kopernik ja pruvis, ke tio estas vero.

— Absurdo… La tuta strato, tuta kvartalo, tuta urbo scias, ke tio estas absurdo, sed vi gurdas sian por mortigi min kaj vin.

La Junulo silentis, mallevinte la kapon.

— Al chiuj estas konate, — daurigis la Princino, — la Suno levighas tie, malantaue de la frukta bazaro. La onjo Petra, kiu plej bone bakas kukojn kun rabarbo, frue matene iris tra pomaj vicoj kaj vidis, kiel la stulta Suno dormachas sub alero. La onjo Petra ankorau ekpensis: «Kia grandega rugha pomo», levis ghin kaj faligis — ghi estis tre varmega. Vi ja kredas al la onjo Petra?!

La Junulo silentis.

— Kaj la ochjo Piter, Chefo de la Nokta Gardantaro, iris kun patrolo lau la bordo de la maro kaj ekvidis vian karan Suneton, kiu estas al vi pli kara ol mi kaj ol vivo. Ghi plendrinkis ebria kaj sternachis sin dum nepermesebla tempo en nepermesebla loko. La ochjo Piter subbatis ghin per la piedo, kaj ghi momente forrulighis trans la horizonto en la maron — ghi ech ne ekblekis. Chiuj ja devas obei determinitan ordon. Vi ja kredas al la ochjo Piter?

— Tamen… — estis komenconta la Junulo, sed la Princino ne permesis al li findiri.

— Kaj la maljuna ochjo Inkvizitoro tiel malghojas, ke vi kontraudiras al li, kaj li estas devigata ree vin pridemandi. Vi devas diri tion, kion oni al vi ordonas, tion, al kio kredas chiuj respektindaj homoj, ech se vi mem ne kredas al tio. Alie mi foriros de vi. Mi foriros de vi por chiam.

La princino, ne turnante sin, ekiris for. Kaj la Junulo staris che la benko sub kashtanarbo, kvazau denove shtonighis. Li ne ploris kaj ne petegis, kiel farus mi kaj chiu alia, sed nur diris post la Princino kun sia stranga suferplena grimaco:

— Du mil libroj estas skribitaj pri maljuna doktoro Faust, kiu vendis la animon al diablo por chion scii kaj chion vidi. Kial do ekzistas tiel malmultaj libroj pri milionoj da homoj, kiuj vendas animon al diablo por nenion scii kaj nenion vidi?

La Princino foriradis pli kaj pli malproksimen, Ahhumdus timighis.

— Do kio, chu oni atendu ankorau okcent jaroj ghis kiam ili denove renkontighos kaj denove kverelos? Do ne! — ghi kolere rigardis al mi. — Por kia diablo vi rigardachas chiuflanken anstatau flugi al la Princino kaj ordoni al shi reveni.

Mi jam chesis atenti ghian krudecon kaj kiel eble trankvile respondis:

— Unue, mi ne estas tute senpartia persono kaj mi pene pacigus la Princinon kun la Junulo, kvankam, certe, mi deziras al ili felichon. Kaj vi mem dum tuta tempo zumas, ke mi estas simplulo; kiu do auskultos simplulon?!

— Absurdo! — preskau ghemkriis Ahhumdus, ech ne finauskultinte min. — Mi la lastan fojon demandas vin: chu vi vere ne diros al la charma pareto, ke ili pli rapide movighu el ombro de la diabla horlogho? Ja tute proksime estas serena luna lumo! Mi konas vin, fabelistojn! Vi chiam trovos motivon por kun plej nobla aspekto resti flanke de interbatigho.

Mi terure ofendighis.

— Kiel vi povas, ja nur antau nelonge…

— Nu, ne koleru, — ridetante, kvazau nenio okazis, ekzumis Ahhumdus. — Mi ja diras al vi, ripozu, mi mem sukcesos.

Kun tiuj vortoj Ahhumdus startis aeren. Oni do ne tre agrable «ripozas» sur folio de kashtanarbo. Hazarda ventopusho deblovos vin. Chiu pigra promenantulo-pasero post tempesta nokto povas senintence kolazioni vin, kiel dirate, — «forbeki vermeton».

«Ne, ne pri tiu forpaso li revis», — pensis mi pri si, kiel oni skribas en libroj. Sed lauvere mi revis pri neniu forpaso.

Feliche Ahhumdus baldau revenis. Chu vi pensas, ghi ekpetis pardonon pro ghia konduto? Nenio simila. Ghi preskau estis krevanta pro memkontenteco:

— Sur la selon, kaj ni flugu.

Voje ghi tuttempe babiladis:

— Mi ne komprenas, kion farus homoj sen mi. Vi estas strangaj estajhoj. Che ni, mushoj, tio nomighas vantozumado. Chu tio gravas: kio rondiras chirkau kio — chu la Tero chirkau la Suno au la Suno chirkau la Tero. Musho chirkau lampeto au lampeto chirkau musho… La Suno! Se ghi estus kupra kuvo kun konfitajho. Ne, ili trovis, pri kio disputi, viaj laudataj Princino kaj Junulo. Sed mi tamen finchagrenis ilin. Mi sidighadis sur la nazojn, mordadis ghis kiam ili persekutis min. Apenau la unua radio de luna lumo falis sur ilin, la Princino diris: «Ahh, kiel bonas», kaj li tute nekonvene respondis: «Je Dio, kiel vi belas». Poste shi diris: «Mi songhis koshmaron». Kaj li respondis: «Mi ankau songhis koshmaron». Kaj ili proksimighis unu al la alia… Kial do ni babilas — ni flugu, vi mem vidos.

Глава пятая
ЕСЛИ ЛЮБИШЬ - СБУДЕТСЯ!

Под каштанами.

У старых каштанов мы увидели Принцессу и Юношу. Ахумдус опустилась на лист дерева, прямо над ними.

Нет, они не говорили о любви и всяком таком, а спорили, почти ссорились.

На каштаны падала черная тень; может быть, поэтому Принцессе и Юноше было не до любовных признаний. Очень близко, всего в нескольких шагах землю озарял ласковый свет луны. Но тень медленно накатывалась на освещенное пространство.

- Скоро эта проклятая тень от часов, идущих в прошлое, зальет весь мир, если только Магистр... - тревожно жужжала Ахумдус.

- Холодно и темно, - грустно сказала Принцесса.

- Да, холодно и темно, ведь мы опять в Средних Веках, - отозвался Юноша.

- Завтра тебя снова поведут к Инквизитору?

- Да... завтра, - ответил Юноша.

- Бедный, глупый... И ты снова будешь повторять, что Земля вращается вокруг этого маленького Солнца?

- Да!

- И под пыткой?

- Что же другое я могу сказать? Ведь Коперник доказал, что это правда.

- Вздор... Вся улица, весь квартал, весь город знает, что это вздор, а ты твердишь свое, чтобы погубить меня и себя.

Юноша молчал, поникнув головой.

- Всем известно, - продолжала Принцесса, - Солнце восходит там, за фруктовым рынком. Тетушка Петра, которая лучше всех печет пироги с ревенем, рано утром проходила по яблочным рядам и видела, как это дурацкое Солнце дрыхнет под навесом. Тетушка Петра еще подумала: "Какое огромное красное яблоко", подняла его и уронила - оно было очень горячее! Ты же веришь тетушке Петре?!

Юноша молчал.

- А дядюшка Питер, Начальник Ночного Караула, проходил с дозором по берегу моря и увидел твое разлюбезное Солнышко, которое тебе дороже и меня и жизни. Оно напилось допьяна и валялось в неположенное время в неположенном месте - круглое, краснорожее. Дядюшка Питер наподдал его сапогом, и оно мигом скатилось за горизонт в море - даже не пикнуло. Ведь все должны подчиняться установленному порядку. Ты же веришь дядюшке Питеру?

- Все-таки... - начал было Юноша, но Принцесса не позволила ему договорить.

- И старый дядюшка Инквизитор так расстраивается, что ты перечишь ему и приходится тебя снова допрашивать. Ты должен сказать то, что тебе велят, то, во что верят все почтенные люди, даже если сам не веришь в это. Иначе я уйду от тебя. Я уйду от тебя навсегда. Принцесса, не оборачиваясь, пошла прочь.

А Юноша стоял у скамьи под каштаном, словно снова окаменел. Он не плакал и не умолял, как сделал бы я и всякий другой, а только сказал вслед Принцессе со странной своей страдальческой гримасой:

- Две тысячи книг написано об одном старом докторе Фаусте, который продал душу дьяволу, чтобы все знать и все видеть. Почему же так мало книг о миллионах людей, которые продают душу дьяволу, чтобы ничего не знать и ничего не видеть?

Принцесса уходила все дальше, Ахумдус всполошилась.

- Что же, еще восемьсот лет ждать, пока они снова встретятся и снова поссорятся. Нет уж! - Она сердито взглянула на меня. - Какого дьявола ты глазеешь по сторонам вместо того, чтобы подлететь к Принцессе и велеть ей вернуться.

Я уже перестал обращать внимание на ее грубость и возможно спокойнее ответил:

- Во-первых, я не совсем беспристрастное лицо и мне было бы тяжело мирить Принцессу с Юношей, хотя, конечно, я желаю им счастья. И ты сама все время жужжишь, что я Простак; кто послушает простака?!

- Чепуха! - прямо-таки завопила Ахумдус, даже не дослушав меня. - Последний раз спрашиваю: ты так-таки не скажешь милой парочке, чтобы она поскорее выбралась из тени дьявольских часов? Ведь совсем рядом ясный лунный свет! Знаю я вашего брата сказочника. Уж вы найдете повод, чтобы с самым благородным видом остаться в стороне от драки.

Мне стало ужасно обидно.

- Как ты можешь, ведь только что...

- Ну, не сердись, - улыбаясь, как ни в чем не бывало прожужжала Ахумдус. - Тебе ведь и говорят, отдохни, я сама справлюсь.

С этими словами Ахумдус взвилась в воздух.

Не очень-то приятно "отдыхать" на листе каштана. Случайный порыв ветра сдует тебя. Каждый бездельный гуляка воробей после бурной ночи может ненароком закусить тобой, как говорится - "заморить червячка".

"Нет, не о такой кончине он мечтал", - подумал я о себе, как пишут в книгах. Но, по правде, я не мечтал ни о какой кончине.

К счастью, Ахумдус скоро вернулась. Думаете, она извинилась за свое поведение? Ничего подобного. Она чуть ли не лопалась от самодовольствия:

- В седло, и полетим.

По дороге она все время болтала.

- Не пойму, что бы делали люди без меня. Престранные вы существа. У нас, мух, это называется пустожужжанием Подумаешь, важность: что вращается вокруг чего - Земля вокруг Солнца или Солнце вокруг Земли. Муха вокруг лампочки или лампочка вокруг мухи... Солнце! Был бы это медный таз с вареньем. А то нашли о чем спорить твоя хваленая Принцесса и Юноша. Но я все-таки допекла их. Садилась на нос, кусала, пока они не погнались за мной. Чертовски жалко, что ты не видел всего этого. Как только первый луч лунного, света упал на них, Принцесса сказала: "Ах, как хорошо", а он совершенно некстати ответил: "Боже, как ты прекрасна". Потом она сказала:

"Мне снился страшный сон". И он ответил "Мне тоже снился страшный сон". И они подошли друг к другу... Да чего болтать - летим, сам увидишь.