Antonij Pogorelskij. Nigra kokino (5)

Kiam li rekonsciighis, la suno tra la shutroj lumigadis la chambron, kaj li kushis en sia lito. Estis videblaj nek Nigrulino, nek la kavaliroj. Aljosha longe ne povis rezoni sobre. Li ne komprenadis, kio al li okazis nokte: chu li songhis chion au tio okazis efektive. Li vestighis kaj iris supren, sed el lia kapo ne iris la vidata de li en la pasinta nokto. Kun malpacienco li atendis la minuton, kiam al li eblos iri ludi en la korton, sed la tutan tagon, kiel intence, forte falis negho, kaj ne eblis pensi pri eliro el la domo.

Dum la tagmangho la instruista edzino inter aliaj paroloj anoncis al la edzo, ke la nigra kokino kashis sin nekomprenate kien.

- Tamen, - shi aldonis, - la malfelicho ne grandus, se ghi ech malaperus: ghi antau longe estis difinita por la kuirejo. Imagu al vi, animchjo, ke de tiu tempo, kiam ghi estas en nia hejmo, ghi naskis neniun oveton.

Aljosha preskau ekploris, kvankam al li venis la penso, ke pli bone ghi estu nenie trovota, ol trafonta en la kuirejon.

Post la tagmangho Aljosha ree restis sola en la klasaj chambroj. Li senchese pensis pri tio, kio estis okazanta en la pasinta nokto, kaj neniel povis konsolighi pri la perdo de la kara Nigrulino. Iufoje al li shajnis, ke li nepre devas vidi ghin dum la sekva nokto, spite al tio, ke ghi malaperis el la kokinejo. Sed poste al li shajnis, ke tio estas neokazebla afero, kaj li ree sinkadis en triston.

Ektempis iri en la liton, kaj Aljosha kun nepacienco senvestigis sin kaj enlitighis. Apenau li ekrigardis al la najbara lito, la blanka littuko tuj ekmovighis - ekzakte tiel, kiel antautage… li shajne audis vochon, vokantan lin: «Aljosha, Aljosha!» - kaj iom poste el sub la lito ekiris Nigrulino kaj suprenflugis al li sur la liton.

- Ah! Bonan nokton, Nigrulino! - ekkriis li ekster si pro ghojo. - Mi timis, ke mi neniam vidos vin. Chu vi sanas?

- Sanas, - la kokineto respondis, - sed preskau malsanighis lau via bonvolo.

- Kiamaniere, Nigrulino? - Aljosha demandis timighinte.

- Vi estas bonkora knabo, - daurigis la kokineto, - sed vi estas ventokapa kaj neniam obeas ekde la unua vorto, kaj tio malbonas! Hierau mi parolis al vi, ke vi nenion tushu en la chambroj de la oldulinetoj, - malgrau tio vi ne povis vin deteni de peto pri la katina piedeto. La kato vekis la papagon, la papago la oldulinetojn, la oldulinetoj la kavalirojn - kaj mi pene venkis ilin!

- Mi estas kulpa, kara Nigrulino, sed mi ne plu faros tiel! Bonvolu konduki min hodiau ree tien. Vi vidos, ke mi estos obeema.

- Bone, - la kokineto diris, - ni vidos!

La kokineto ekklukis samkiel antautage, kaj aperis la samaj malgrandaj kandeletoj en la samaj arghentaj kandelingoj. Aljosha ree vestis sin kaj ekiris post la kokino. Ree eniris ili la chambrojn de la oldulinetoj, sed chi-foje li jam nenion tushis.

Kiam ili iris tra la unua chambro, al li ekshajnis, ke la homoj kaj bestoj, pentritaj sur la forna kushejo, faras diversajn ridindajn grimacojn kaj logas lin al si, sed li intence deturnis sin. En la dua chambro la oldulinetoj nederlandaninoj samkiel antautage kushis kvazau vaksaj en la litoj. La papago rigardis Aljosha kaj palpebrumis, la griza katino ree lavis sin per piedetoj. Sur la tualeta tablo antau la spegulo Aljosha ekvidis du porcelanajn chinajn pupojn, kiujn li ne rimarkis hierau. Ili estis salutantaj lin per klinoj de la kapoj; sed li memoris la ordonon de Nigrulino kaj trairis sen halto, tamen li preterirante ne povis deteni sin de riverenco al ili. La pupetoj tuj forsaltis de sur la tablo kaj ekkuris post li, chiam kun klinoj de la kapoj. Li preskau haltis - tiom amuzaj ili ekshajnis al li, sed Nigrulino turnis sin al li kun kolera aspekto, kaj li prudentighis. La pupetoj akompanis ilin ghis la pordo kaj vidante, ke Aljosha ne rigardas ilin, revenis al siaj lokoj.

Ili ree descendis lau la shtuparo, iris tra la pasejoj kaj koridoroj kaj venis en la saman halon, prilumitan de la tri kristalaj lustroj. La samaj kavaliroj pendis sur la muroj kaj ree, kiam ili proksimighis al la pordo el flava kupro, du kavaliroj foriris de sur la muroj kaj baris al ili la vojon. Tamen ili shajnis esti ne tiel koleraj kiel antautage; ili apenau trenis la piedojn kiel autunaj mushoj, kaj estis videble, ke ili pene tenis siajn lancojn.

Nigrulino pligrandighis kaj pufighis. Sed apenau ghi batis ilin per la flugiloj, ili tuj disshutighis poparte, kaj Aljosha ekvidis, ke tiuj estis malplenaj kirasoj! La kupra pordo mem per si malfermighis, kaj ili ekiris plu.

Iom poste ili eniris alian halon, ampleksan, sed malaltan, do Aljosha povis atingi la plafonon per mano. La halo estis prilumita de la samaj kandeletoj, kiujn li vidis en sia chambro, tamen la kandelingoj estis ne arghentaj, sed oraj.

Chi tie Nigrulino forlasis Aljosha.

- Estu tie chi iom, - ghi diris al li, - mi baldau revenos. Hodiau vi estis sagha, kvankam agis nesingarde, riverencinte al la porcelanaj pupoj. Se vi ne riverencus al ili, la kavaliroj restus sur la muro. Cetere vi ne vekis la oldulinetojn, kaj pro tio la kavaliroj havis neniun forton.

Post tio Nigrulino ekiris el la halo.

Restinte sola, Aljosha komencis kun atento rigardi la halon, kiu estis tre riche aranghita. Al li ekshajnis, ke la muroj estas faritaj el labradoro, kiun li vidis en la minerala kabineto, ekzistanta en la pensionato. La paneloj kaj pordoj estis el pura oro. En la fino de la halo, sub verda baldakeno, sur alta loko, staris foteloj el oro. Aljosha tre admiris la aranghon, sed al li ekshajnis strange, ke chio estis de la plej malgranda speco, kvazau por malgrandaj pupoj.

Когда пришел он опять в себя, солнце сквозь ставни освещало комнату и он лежал в своей постеле. Не видно было ни Чернушки, ни рыцарей. Алеша долго не мог опомниться. Он не понимал, что с ним было ночью: во сне ли он все то видел или в самом деле это происходило? Он оделся и пошел наверх, но у него не выходило из головы виденное им в прошлую ночь. С нетерпением ожидал он минуты, когда можно ему будет идти играть на двор, но весь тот день, как нарочно, шел сильный снег, и нельзя было и подумать, чтоб выйти из дому.

За обедом учительша между прочими разговорами объявила мужу, что черная курица непонятно куда спряталась.

- Впрочем, - прибавила она, - беда невелика, если бы она и пропала: она давно назначена была на кухню. Вообрази себе, душенька, что с тех пор, как она у нас в доме, она не снесла ни одного яичка.

Алеша чуть-чуть не заплакал, хотя и пришло ему на мысль, что лучше, чтоб ее нигде не находили, нежели чтоб попала она на кухню.

После обеда Алеша остался опять один в классных комнатах. Он беспрестанно думал о том, что происходило в прошедшую ночь, и не мог никак утешиться в потере любезной Чернушки. Иногда ему казалось, что он непременно должен ее увидеть в следующую ночь, несмотря на то, что она пропала из курятника. Но потом ему казалось, что это дело несбыточное, и он опять погружался в печаль.
Настало время ложиться спать, и Алеша с нетерпением разделся и лег в постель. Не успел он взглянуть на соседнюю кровать, опять освещенную тихим лунным сиянием, как зашевелилась белая простыня - точно так, как накануне... Опять послышался ему голос, его зовущий: "Алеша, Алеша!" - и немного погодя вышла из-под кровати Чернушка и взлетела к нему на постель.

- Ах, здравствуй, Чернушка! - вскричал он вне себя от радости. - Я боялся, что никогда тебя не увижу. Здорова ли ты?

- Здорова, - отвечала курочка, - но чуть было не занемогла по твоей милости.

- Как это, Чернушка? - спросил Алеша, испугавшись.

- Ты добрый мальчик, - продолжала курочка, - но при том ты ветрен и никогда не слушаешься с первого слова, а это нехорошо! Вчера я говорила тебе, чтоб ты ничего не трогал в комнатах старушек, - несмотря на то, ты не мог утерпеть, чтобы не попросить у кошки лапку. Кошка разбудила попугая, попугай старушек, старушки рыцарей - и я насилу с ними сладила!

- Виноват, любезная Чернушка, вперед не буду! Пожалуйста, поведи меня сегодня опять туда; ты увидишь, что я буду послушен.

- Хорошо, - сказала курочка, - увидим! Курочка закудахтала, как накануне, и те же маленькие свечки явились в тех же серебряных шандалах. Алеша опять оделся и пошел за курицею. Опять вошли они в покои старушек, но в этот раз он уж ни до чего не дотрагивался. Когда они проходили чрез первую комнату, то ему показалось, что люди и звери, нарисованные на лежанке, делают разные смешные гримасы и манят его к себе; но он нарочно от них отвернулся. Во второй комнате старушки-голландки, так же как накануне, лежали в постелях, будто восковые; попугай смотрел на Алешу и хлопал глазами, серая кошка опять умывалась лапками. На уборном столе перед зеркалом Алеша увидел две фарфоровые китайские куклы, которых вчера он не заметил. Они кивали ему головою, но он помнил приказание Чернушки и прошел не останавливаясь, однако не мог утерпеть, чтоб мимоходом им не поклониться. Куколки тотчас соскочили со стола и побежали за ним, все кивая головою. Чуть-чуть он не остановился - такими они показались ему забавными, но Чернушка оглянулась на него с сердитым видом, и он опомнился. Куколки проводили их до дверей и, видя, что Алеша на них не смотрит, возвратились на свои места. Опять спустились они с лестницы, ходили по переходам и коридорам и пришли в ту же залу, освещенную тремя хрустальными люстрами. Те же рыцари висели на стенах, и опять, когда приблизились они к двери из желтой меди, два рыцаря сошли со стены и заступили им дорогу. Казалось, однако, что они не так сердиты были, как накануне; они едва тащили ноги, как осенние мухи, и видно было, что они через силу держали свои копья... Чернушка сделалась большая и нахохлилась; но только что ударила их крыльями, как они рассыпались на части, - и Алеша увидел, что то были пустые латы! Медная дверь сама собою отворилась, и они пошли далее. Немного погодя вошли они в другую залу, пространную, но невысокую, так что Алеша мог достать рукою до потолка. Зала эта освещена была такими же маленькими свечками, какие он видел в своей комнате, но шандалы были не серебряные, а золотые.

Тут Чернушка оставила Алешу.

- Побудь здесь немного, - сказала она ему, - я скоро приду назад. Сегодня ты был умен, хотя неосторожно поступил, поклонясь фарфоровым куклам. Если бы ты им не поклонился, то рыцари бы остались на стене. Впрочем, ты сегодня не разбудил старушек, и оттого рыцари не имели никакой силы.

После сего Чернушка вышла из залы.

Оставшись один, Алеша со вниманием стал рассматривать залу, которая очень богато была убрана. Ему показалось, что стены сделаны из Лабрадора, какой он видел в минеральном кабинете, имеющемся в пансионе; панели и двери были из чистого золота. В конце залы, под зеленым балдахином, на возвышенном месте, стояли кресла из золота. Алеша очень любовался этим убранством, но странным показалось ему, что все было в самом маленьком виде, как будто для небольших кукол.