ДАВЫДОВ И. И. : Опыт общесравнительной грамматики русского языка, изданный вторым отделением императорской академии наук. Издание второе, Санкт Петербург. В типографии Императорской Академии Наук. 1853.
I
II

§ 611. Сила языка.

Обращаемся ко второму условию совершенства языка — силе. Если, с одной стороны, необходимо, чтоб каждому понятию было соответственное речение; то, с другой стороны, нужно, чтоб язык имел определительность в значении слов. Богатство языка в речениях составляет объем его, большую или меньшую сферу в сравнении с другими языками; сила же его заключается во внутреннем содержании, в энергии. Полноте и объему речений должна соответствовать выразительность понятий и сочетаемость слов. Сила языка бывает: аналитическая, или словособирательная, состоящая в коренном значении слов и в определенном употреблении этого значения; синтетическая, или словоустроительная, состоящая в построении языка.

§ 612. Сила русского языка.

Значение слов, сохранившееся в церковном языке, поддерживает аналитическую силу нашего языка. Что касается до силы, зависящей от состава и построения речи, предыдущие исследования показали нам и эту сторону нашего языка. Мы не имеем надобности в членах при именах, иногда в местоимениях при глаголах, в предлогах в замену падежей, в глаголах вспомогательных, между тем, как новые европейские языки слабы, вялы, растянуты оттого, что исполнены длинными вспомогательными речениями, членами, подвержены необходимости употребления местоимений при глаголах. Сверх того, язык наш любит причастия, подобно греческому, и пользуется свободным словорасположением. Исчислим главнейшие преимущества наши в силе.
Связь предложений, в других языках из глагола есмь состоящая, у нас по большей части пропускается, равно и местоимения личные не всегда ставятся при глаголах. Русский поэт говорит:

«Я связь миров повсюду сущих,
Я крайня степень вещества,
Я средоточие живущих,
Черта начальна Божества....
Твое созданье я, Создатель».

В других языках необходимо дополнять гл. есмь.
Прилагательные неопределенные, поставляемые в виде сказуемого, получают особенное окончание, усеченное — свойство языка богатого, невстречаемое даже и в древних. После некоторых числительных употребление падежей, то родительного единственного числа, то родительного множественного, принадлежит к особенному разнообразию языка. Неопределенное глагола, поставляемое вместо подлежащего, есть также одно из достониств. Впрочем, эти подлежащие не склоняются, как склоняются они в греческом, где есть член. От этого сходства в церковном языке находим выражения, совершенно греческие, переведенные без всякого изменения.
К замечательным свойствам управления принадлежит та особенность языка нашего, что одни и те же слова от различного значения получают различное управление. Построение, зависящее от предлогов, придающее речи определенность, есть преимущество, общее с греческим языком, равно как и родительный, поставляемый после действительных глаголов, при означении части предмета или времени. Сюда относится и управление неопределенным глагола, зависящее от различного значения предшествующих глаголов. Гладкости способствует свойство языка превращать имена существительные в прилагательные притяжательные. Вместо существительного отглагольного полагаемое неопределенное глагола, равно причастие, как и в греческом, придают слогу плавность и достоинство. Деепричастия составляют один из употребительнейших оборотов.
Обладая столькими преимуществами в согласовании и управлении, русский язык способен ко всем возможным сочетаниям слов, зависящим от основных его законов. Он может хвалиться точною сооветственностью во всех частях, постоянною аналогиею в значении переносном, находя в себе самом все нужные вспомоществования.

§ 613. Словорасположение в русск. языке.

При исчислении главных отличительных свойств языка нашего, обратим внимание на особенное его преимущество — на словорасположение, признак полноты словопроизведения и словосочинения. Одно и то же речение, поставляемое на разных местах в предложении, получает различное значение и силу, производит различный смысл. Словорасположение есть одна из великих тайн слога: неведающий этой тайны несовершенно умеет писать. Красивые выражения и отборные речения, поставленные не на своём месте, не только не придают сочинению красоты, но производят сбивчивость и темноту. Живописный по словорасположению стих Виргилия:

«Extinctum nymphae crudeli funere Daphnim
Flebant»

можно буквально перевести на русский язык:

«Пораженного жестокою смертию Дафниса нимфы оплакивали».

§ 614. Благозвучие языка.

Наконец взглянем на язык наш в отношении к благозвучию. В каждом искусстве осуществление мысли условливается стихиею духа. Так живопись есть искусство созерцания; ее способы, принадлежащие к пространству, состоят в образах. Музыка, или настроенность чувства, живет во времени; а потому средства ее выражения заключаются в звуках. Мысль, как произведение разума, слагается из созерцаний и чувствований; полнейший способ ее осуществления должен состоять из звуков и образов: таково именно слово. Оно изображает внешний предмет звукоподражанием, и выражает внутреннюю деятельность духа от впечатления внешних предметов. Для этого голосу нашему, как органу слова, даны две стихии: согласные и гласные. Первые звуки — подражанием представляют внешнее; вторые выражают движения духа. Чем более в языке гласных, чем удобнее согласные переливаются, тем нежнее звуки, тем легче и плавнее выговор и приятнее для слуха. Напротив, чем язык обильнее в согласных и чем затруднительнее переход гласных, тем тверже звуки и тем грубее выговор. Посему идеал языка в отношении к стихиям членораздельных звуков представляется гармоническим сочетанием гласных с согласными; единственно таким сочетанием живописности и благозвучности образуется совершенное слово.
Если речения суть звуки голоса, во времени развивающиеся; то, для составления целого, они должны следовать один за другим по известному закону. Действительно, в слове, изображающем понятия и мысли, беспрерывное волнение гласных с согласными основывается на правильном движении этих звуков. Притом предметы, которым слово подражает посредством согласных, в природе внешней неподвижны; напротив, дух, выражающийся в гласных, требует изображения различных состояний: отсюда необходимость ударений. Ударения в начале речений, как большею частью они встречаются в английском, и в конце, как во французском языке, увлекая внимание то на начало, то на окончание, затемняют остальную часть слов: разнообразие — лучшее свойство ударения; они, из разнообразия составляя единство, дают душу речениям. Самая полнота произношения, или выговор всех букв, находящихся в слове, без опущения многих, как это бывает в английском и французском языках, способствует и полногласию и благозвучности.

§ 615. Благозвучие русского языка.

Русский язык и в том и в другом отношении имеет преимущество пред другими. Некоторые из наших речений, порознь взятые, могут казаться тяжелыми, каковы: усеченные прилагательные, причастия, деепричастия; но те же самые слова от искусного размещения получают новое достоинство. Обратите внимание на окончания наших склонений и спряжений: они большею частию состоят из гласных. То же можно сказать и о глаголах: прошедшие времена, кроме муж. р. ед., оканчиваются на гласные. Речения, относящиеся к миру видимому, отличаются верным изображением внешней природы, н. п. гром, грохот, жужжанне, свист, шопот, шелест, топот, щебетание, чиликание, мычание и т. п.
Не оставим без внимания соразмерного сочетания гласных и согласных в нашем языке: они так между собою перемешаны, что последовательно сменяют твердость мягкостью. Сравнивая отечественный язык наш с северными и южными языками, видим, что он занимает средину между ними — не имет жесткости одних и единоообразной мягкости других; в нем, кроме обилия и силы, находятся условия и благозвучия. Вот пример:

«В минуту жизни трудную
Теснится ль в сердце грусть:
Одну молитву чудную
Твержу я наизусть.
Есть сила благодатная
В созвучии слов живых;
И дышит непонятная,
Святая прелесть в них.
С души как бремя скатится,
Сомненье далеко —
И верится, и плачется,
И так легко, легко!»
Лерм.

На соразмерном переливе звуков основывается стихосложение, или музыкальное измерение количества звуков, из которых составляется речь. Каждое слово речи нашей может измеряться трояким способом: по отношению к пространству, времени и силе. Пространственное количество слова определяется числом слогов, из которых оно составлено; временное состоит в большей или меньшей продолжительности произношения слова; динамическое зависит от напряжения произносящего голоса и выражается ударением. Исследование всех этих родов измерения количества звуков, составляет предмет стихосложения. Целость звуков, определяемая единством меры, будет ли она пространственная, временная, или динамическая, называется просодическим периодом. Определенное число слогов дает период силлабический; определенное продолжение произношения — период метрический; определенное единство ударения — период тонический. Отсюда три рода стихосложения: силлабическое стихосложение, метрическое и тоническое. Силлабическое присвоено всеми европейскими языками, происшедшими от латинского: французским, итальянским, испанским, португальским; оно также принято у поляков. В XVI веке и у нас хотели ввести силлабическую версификацию; даже в XVIII столетии Кантемир писал силлабическими стихами. Метрическое стихосложение есть принадлежность древних языков, греческого и латинского, в которых долгота и краткость слогов определялась частью самым свойством гласных букв (natura), частью же их положением (positione). Из новейших языков соплеменные нам, чешский и сербский, имеют то же свойство. ...
Вот пример стихов с двумя ударениями или из двух просодических периодов, где оба ударения совпадают или одно другому подчиняется:

Мчатся тучи, | вьются тучи;
Невидимко | ю луна
Освещает | снег летучий;
Мутно небо, | ночь мутна.
Еду, еду I в чистом поле;
Колокольчик | динь-динь-динь.....
Страшно, страшно | по неволе
Средь неведо | мых равнин!
Пушк.

Народный стих наш в старинных песнях измеряется также ударениями, или просодическими периодами. Объем старинного стиха не простирается далее трех периодов; нынешний же стих наш допускает четыре, пять и шесть просодических периодов, иначе стоп или метров.

§ 616. Архаизмы, солицизмы, неологизмы.

При обозрении главных отличительных свойств языка нашего, рождается вопрос: какие речения и выражения из церковного, с одной стороны, и из народного языка, с другой, равно и из иностранных языков могут быть допущены, или терпимы ли в языке архаизмы, солецизмы, неологизмы, и где предел возможности нововведений в язык? Держаться ли только книг, писанных на церковном языке, или допустить всякое заимствование из языков новых? Употребление должно соглашать такие крайности. Знающие греческий и латинский языки встречают в старинных книгах наших обороты, нам несвойственные. Прежние переводчики буквально перелагали слова греческие и латинские на русские, сохраняя управление, согласование и словорасположение иностранное; они даже удерживали надстрочные знаки, которые у нас никакого значения в выговоре не имеют, каковы: дыхательные тонкое и густое. Подобные погрешности встречаются и в переводах с современных иностранных языков, особенно германизмы и галлицизмы. Вообще язык наш до Петра Великого представляет влияние греческого языка; после преобразователя России на него действовали языки Западные. Понятия народа, который идет вперед на поприще наук, расширяются; мысли его требуют других форм: и язык непременно изменяется силою времени и самых понятий. Новая мысль по необходимости должна заимствовать для себя речение или целое выражение. — Слова имеют отношение к сущности предметов: ясно, что между старыми словами нельзя искать новых речений; иначе значило бы искать чего-либо там, где ничего прежде не было. ...
Сравнивая Кантемира и Жуковского, между литературною деятельностью которых протекло менее полувека, удивляемся быстрым изменениям языка: уже для первого потребны толкования. Такая же разность между Феофаном и Карамзиным. Все эти перемены произвели сила необходимости и дух времени; они искусно изворачивают слова, изменяют выражения и даже смысл слов, приводя их в согласие с мыслями текущего времени; от них зависит возможность неологизмов, или нововведений в языке техническом, в области наук и искусств. Но должны быть изгоняемы слова, вводимые без всякой надобности, н. п. феномен, факт, цивилизация, прогресс, мораль, кризис, эффект, консеквентность, гуманный, интимный, импонировать, мистифицировать, концепировать, концепция, и т. п. У народов, оказывающих успехи в науках и словесности, язык неприметно становится гибче и разнообразнее для предметов мышления; общее употребление научает, с чем должно расстаться из наследия прежних времен, и чем можно воспользоваться. Сверх того, открывая в соплеменных славянских языках формы, образованные как бы из одного вещества и одним духом, мы найдем в них то, чего не высказано в нашем языке; в них отыщем слова, нам родные, излетевшие из уст соплеменных живых народов. Некоторые из них доселе сохраняются в устах народа, по различным областям нашего отечества.
Между областными словами языков обыкновенно различают три рода речений: первый род составляют слова, уклонившиеся от правильного употребления языка, нередко искаженные до крайности, или иноземные слова, заимствованные от соседних инородцев, частию верно сохранившиеся, частию измененные; ко второму роду относятся слова, некогда принадлежавшие к общему языку народа и вытесненные из него другими, а уцелевшие в народе вместе с заветною прародительскою песнью, сказкой, пословицей; третьего рода слова родились вследствие понятий, образовавшихся от предметов окружающей человека природы и от особенных занятий народа.
Областные наши слова представляют нам речения всех трех родов.
Слова, уклонившиеся от общего употребления и от литературного языка, во многом одинаковы в Северной России, н. п. в губерниях: архангельской, олонецкой, пермской, равно и в Средней России, в губерниях: псковской, тверской, рязанской, тамбовской и других, и касаются одних и тех же особенностей языка и неправильностей, как-то: в употреблении ц вместо ч, и наоборот, ш вместо щ, ы и и вместо е, в недоговаривании окончания тъ глаголов 3-го лица, в выпуске гласной е пред сим окончанием и т. п. Простолюдин в означенных губерниях говорит: отечь, цесть, ямшик, хлиб, писня, привяже да и таше, он играт, мы играм.
В коломенском наречии московской губернии сохранилось оправдание старинному говору, какой встречаем в письменных памятниках, именно после согласной и в окончании имен употребляются гласные я и ю, вместо а и у: тятенькя, маменькя, чайкю, тарелочкю.
Эти обезображенные местным выговором слова подтверждают изолированные нами определенные фонетические законы. Они в языке то же, что уклонения в царстве растительном и животном, которые однако объясняются естественными законами жизни.
В старинном русском языке, как мы видели, находим окончание винительного падежа одинаковое с именительным при неопределенном глаголе. Эта особенность сохранилась в нынешнем областном северном наречии. Так говорят: рукавица снять, сестра проводить, вода налить, река переплыть и т. п.
При всей неправильности и при всем уклонении от литературного языка, областной выговор основывается на законах изменения звуков, н. п. в заменяется гласною у, и наоборот: у Тулу, вдарить; о заменяется гласною а, и наоборот, е — буквою а: ворить, вм. варить, табе, сабе, вм. тебе, себе.
Часто перестанавливаются ударения, н. п. говорят: дик'ой вм. д'икой, др'ова вм. дров'а, н'ельзя вм. нельз'я, пр'иговор вм. пригов'ор, толст'ой вм. т'олстый. Это объясняет нам различные ударения в иных словах и литературного языка, н. п. м'ододец и молод'ец, д'овод и дов'од. Благозвучие, служащее ударениям основою в разных странах принимается различно.
Другого рода слова между областными речениями встречаются такие, которые или уцелели в древних письменных памятниках наших, или от которых мы употребляем только производные, или слова совсем у нас потерянные, тогда как они могут служить к обогащению языка по краткости, выразительности и благозвучию. Так н. п. слова: багрец, безотный, бесчерёдица, берёга, у нас заменяются онисаниями: шелковая ткань красного цвета, лишенный отца, нарушение череды или порядка, усердный уход. Мы употребляем старославянское речение брашно, а в курской губернии доселе слышится слово б'орошно, т. е. ржаная мука; брезг (оттуда брежжется) рассвет — говорится в симбирской губернии. Общеупотребительному слову венец, венок, находим в Сибири первообразное вен; или глаголу улыбаться корень лыбить сбережен в тверской губернии. Древняя форма слова свекровь — свекры доселе хранится в губерниях: московской, новгородской, тамбовской. Во владимирской и нижегородской губерниях до сих пор говорят устн'а, вм. рот и губы, как в старославянском языке.
Слова письменных памятников XII века еще слышатся в живой речи, н. п. речения из песни о Полку Игоревом: былин'а, к'икать и к'ыкат, к'омонь, ус'обица, щол'омя, туг'а, вм. старинная богатырская сказка, кричать по лебединому, конь, междоусобие, холм, тоска.
В третьем роде слов особенно замечательны русские морские речения, употребляемые в архангельской губернии и астраханской, которые могут заменить иностранные: опруга и упруга (шпангоут), перешва (бимс), увал (дрейф). Из числа местных речений, которых употребление ограничивается известным краем обширного нашего Отечества, можно привести в пример слова камчатские, иркутские, архангельские и в некоторых других губерниях употребляемые: торба (тормаз), т'орбас (сапог), торок'а (мешок, сума), т'ороз (льдины, взгроможденные одна на другую), травянка (мелкая щука), трясь'я (лихорадка), туроук (берестяной кузов), тур (печной столб), усолье (соловарня), 'ичиги (сапоги), каймак (густые сливки), тайга (дремучий лес).
В последнем разряде слов встречаются такие областные речения, которые указывают на образ воззрения простолюдинов на природу и на самих себя. Так в новгородской губернии слово утроба употребляется в значенни «душа, сердце», как у славян саксонских.
Прислушиваясь к народному языку, мы отыскиваем в нем сокровища, пережившие целые столетия. Областные слова служат убедительнейшим доказательством, что язык, как живой организм, беспрестанно изменяется, и что лишь только в словаре и грамматике гибкие формы живой речи крепнут и упрочиваются для потомков.
Объем и пределы современного русского языка обозначены в предисловии к Общему Словарю, изданному 11-м Отделением Императорской Академии Наук, а важность областных речений изложена в предисловии к Областному Словарю, изданному тем же Отделением Академии.

§ 617. Заключение об отличит. свойствах русского языка.

Из этого рассмотрения общих свойств языков: обилия, силы и благозвучия, в отношении к языку отечественному, мы можем вывести следующее заключение. В словесности, как и в мире историческом, каждый народ выполняет особенное назначение и стремится к осуществлению предначертания, нам неизвестного, но несомненно существующего. Справедлива мысль, что каждому. народу предназначено открыть известную сторону истины: от того различные эпохи словесности народов суть более или менее выразительные формы тех идей, к развитию которых народы призваны. Исполнение этого назначения обнаруживается гением или характером языка. Словесность наша соединяет первоначальный элемент религиозный с ученым, заимствованный у народов, упредивших нас на поприще наук: от того язык наш остается поэтическим, полным жизни. С заимствованием у других народов полезных знаний, мы уже чувствуем свою самобытность.
На такой степени развития и совершенствования находятся словесность и язык наш, исполняющий некоторые общие требованя слова и имеющие свои весьма выгодные свойства. В нем отражается характер народа; красоты его почерпаются из собственной сокровищницы. В языке нашем мы видим быстрые, разительные изменения, в глазах наших совершающиеся, согласно с развитием народного образования. Еще более быстрого совершенствования ожидать мы можем от своей словесности, при условиях нашего времени, отличающегося особенно направлением умов к исследованиям отечественным. Мысль о народности и самобытности в словесности, об открытии народных элементов, стала общею мыслию, и будущая судьба, словесности нашей заключается в судьбах нашего славного Отечества.
 

(конец)