Александр Харьковский

ОПАСНЫЙ ЯЗЫК
(заметки участника)

I.

У В.Г.Белинского есть мудрые слова: "Мы вопрошаем наше прошедшее, чтобы оно объяснило нам настоящее и намекнуло о грядущем". И оттого, что в России уж которое десятилетие ожидают весны, и там и здесь оглядываются на прошлое, когда оттепели сменялись еще более суровыми морозами. Так хочется жить с надеждой, чтобы лет через пять не повторять строку поэта: "Мы с сердцем до мая ни разу не дожили, и в нашей жизни лишь сотый апрель есть..."

Тема этих заметок - история движения эсперантистов, сторонников международного языка доктора Заменгофа, в послесталинской России. Эсперанто - язык надежды (само слово это значит "надеющийся"). И мы, участники движения, возрождавшегося буквально на пепелище, после истребления почти всех наших единомышленников как в сталинских, так и в гитлеровских концлагерях, быть может, особенно ярко помним ту, первую после смерти диктатора, оттепель.

Движение наше международное. Это значит, что эсперантистов можно встретить почти во всех странах мира, и в Исландии, и на Мадагаскаре; есть у нас, как, скажем, в США или в Китае, национальные эсперанто-организации и международная, со штаб-квартирой в Роттердаме, выходят на эсперанто газеты и журналы, вещает радио. Пишу об этом не для того, чтобы подчеркнуть размах движения - его-то как раз и нет, и на этом языке говорят вряд ли более ста тысяч человек, - а его интернациональность.

Зарубежные эсперантисты никогда не забывали о трагедии своих российских "samideanoj" (единомышленников, как друг друга называют эсперантисты). В 1952 году Всемирная эсперанто-ассоциация обратилась с открытым письмом к Сталину, которое диктатор оставил, разумеется, без внимания. Однако в 1954 году произошло событие, после которого пришли в движение немногие из оставшихся эсперантистов в Союзе.

Неправда, что свет всегда приходит с востока. На далеком западе, в уругвайской столице Монтевидео, состоялась очередная ассамблея ЮНЕСКО, организации объединенных наций, ведающей вопросами культуры и образования. Представители эсперантистов во главе с профессором Иво Лапенной добились того, что эта международная организация приняла весьма благоприятную резолюцию относительно изучения и распространения эсперанто.

Представители Союза, который "всегда и везде впереди", были смущены: "Эсперанто? Почему не знаем. И где у нас эти самые эсперантисты?" Глава советской делегации академик Столетов указаний по этому поводу не имел и от голосования резолюции воздержался. Но в делегацию входил профессор Зворыкин, зам. главного редактора Большой Советской Энциклопедии. И докладывая об этой резолюции в Москве, он не догадывался, что у него в редакции работают два ярых (хоть и тайных) эсперантиста - Ховес и Дановский. Вот с них-то, пожалуй, все и началось.

Известный лингвист, профессор Е.А.Бокарев собрал так называемую Инициативную группу, в которую входили как выжившие в ГУЛАГе эсперантисты, так и те, которых КГБ по недосмотру оставило на воле. Остается удивляться их смелости и вере, что теперь все будет иначе. Я видел пачки писем той поры: вчерашние зэки атакуют инстанции и требуют восстановления СЭСР - Союза эсперантистов. Более того, они связываются с "samideanoj" за рубежом, и вот уже два британца идут в советское посольство в Лондоне с официальным запросом от имени британской эсперанто-ассоциации, а левый американский поэт Эмрис Хьюз выступает со статьей о международном языке в московском "Новом времени". А в Австрии так называемые "борцы за мир" создают МЭМ - Международную организацию эсперантистов-сторонников мира.

Цель эсперантистов проста и понятна - свободный обмен людьми и информацией: поездки за рубеж (пусть вначале и на всякие левые сборища), переписка, встреча с "samideanoj" в Союзе, получение книг и журналов, все на том же любимом ими эсперанто. Есть надежда - раз этим языком владеют немногие, быть может, партия разрешит все это для небольших избранных групп, а потом... Кто захочет свободы, будет учить язык Заменгофа.

Разумеется, вслух никто таких крамольных речей не произносил. Писали в инстанции о "борьбе за мир", о необходимости "распространять наши идеи". Словно это было никак невозможно без международного языка.

Борьба за эсперанто идет под флагом ликвидации последствий культа. Вот отрывок из коллективного письма той поры: "Глубокоуважаемый Климент Ефремович! (Он был тогда председателем президиума Верховного Совета. - А.Х.) По инициативе М.Горького в двадцатые годы был создан Союз Эсперантистов Советских республик... В течение последних 18 лет Союз фактически никакой работы вести не мог, так как серия дел, сотряпанных бандой Берия по обвинению его членов в шпионской деятельности, их ссылки, увоз всего книжного склада Союза неизвестно куда и другие репрессии лишили Союз всякой возможности работы..."

Власти в нерешительности: с одной стороны, Союз не ликвидирован, его участников просто расстреляли, с другой, если разрешить, то как бы чего не вышло - люди активные, таких не остановишь. В Ереване академик Севак сумел издать номер журнала! Содержание - переводы поэзии, в том числе и расстрелянных поэтов. Название - "Armena Esperantisto". Весь тираж был арестован, а маститый ученый обвинен в том, что он... украл бумагу для журнала (законным путем ее получить было нельзя).

Покончили с одним делом, а на севере, в Питере доцент Б.Толль подготовил номер эсперантского журнала "Paco", который MEM решил выпускать по очереди в каждой стране последовательно. Там, рассказывая историю репрессий, Толль приводит неизвестно как им полученный текст приказа N120054 НКВД Латвии об аресте местных эсперантистов. И этот журнал властям удалось изъять. Но в то же время они упустили первый в послевоенное время учебник эсперанто: цензор подписал его, видимо, по ошибке (его печатали в глуши, в Карелии), и пока власти хватились - стотысячный тираж удалось вывезти и запереть в кабинете замдиректора Института Языкознания в Москве Е.Бокарева.

Учебник удалось отбить, и он пользовался популярностью на фестивале молодежи в Москве в 1957 году. Однако главной целью эсперантистов было возрождение их разогнанного Союза. Когда уже упомянутые два британца, Линн и Брукфилд, пришли в советское посольство в Лондоне, там им сказали, что никто Союз эсперантистов не распускал и если он прекратил деятельность, то это вина не властей, но эсперантистов. Воспользовавшись нерешительностью властей - вернее, нежеланием совбюрократов брать на себя ответственность - эсперантисты стали готовить новый, учредительный съезд своего Союза.

Когда читаешь протоколы неофициальных встреч той поры, вспоминается Польша времен расцвета "Солидарности". Вот на даче доцента Кирюшина под Москвой собирается группа, которая решает, что восстановленный Союз не будет носить сугубо "пролетарский" характер, а войдет в нейтральную Всемирную Эсперанто-ассоциацию. Протокол N9 от 6 мая 1956 года требует установить контакт с этой организацией. Вот еще одна встреча, на этот раз в гостинице "Москва", в номере двух гостей из Франции. Присутствуют и "избежавшие", и бывшие, то есть совсем недавние зэки. Неужели страх исчез? "Мы устали бояться", говорил мне бывший зэк поэт Дешкин.

Однако, поражает даже не это: просты люди мыслят государственно, то есть за государство, которое прячет голову в песок. Нет, они не выступают против установленного порядка, а, так сказать, идут в партийной струе, против "искривлений". Профессор Бокарев разъезжает по стране с лекциями о международном языке, вместе с профессором О.Ахмановой публикует статью на эту тему в академических "Проблемах языкознания", а в это время уже упоминавшиеся Ховес и Дановский выпускают, по сути, самиздатовскую брошюру "Факты об эсперанто". Директор одного из московских трестов Пащенко, бывший член ЦК СЭСР, обращается в юридическую комиссию Верховного Совета, запрашивая о судьбе своей организации. Ему отвечают: нет, официально она не была запрещена. "Значит, она существует, - решают члены Инициативной группы, - тогда соберем съезд СЭСР".

И вот 19 мая 1956 года в клубе "Идеал", что на улице Дурова 37 в Москве, собрался съезд эсперантистов. Власти были извещены об этом заранее, но собрание не запретили, хотя представителей своих туда не послали.

Собрание открыл заместитель председателя Инициативной группы Дановский Н. (профессор Бокарев, председатель, срочно уехал в отпуск). Говорили о том, что эсперантисты на местах все еще боятся объявляться, ждут, "что скажет Москва". Отметили, что в стране работает, однако, несколько десятков эсперанто-кружков. Затем бывший президент СЭСР П.Шумилов, отсидевший в лагере около 20 лет, объявил о восстановлении деятельности Союза.

Делегаты проголосовали за новый устав СЭСР, а Дановский под занавес прочитал приветственные телеграммы от зарубежных коллег. И вот здесь-то взорвалась "бомба".

На следующий день Пащенко позвонили из райкома партии. "Международное мероприятие в районе без нашего ведома? Почему не доложили? Сдать сейчас же печать Союза, протоколы съезда. Выговор получите позже, если легко отделаетесь".

Однако на дворе был уже не 1937 год, и СЭСР осмеливается жаловаться на партийные инстанции. Дановский писал на имя Ворошилова: "МК КПСС усмотрел в естественном желании советских эсперантистов развернуть работу в рамках своей организации нечто криминальное. Он наложил арест на печать и штамп Союза, сделал указание объявить собрание несостоявшимся, а Оргкомитет несуществующим... Прошу дать указание МК отдать нам штамп и печать..." и все в подобном роде.

Не знаю, как реагировал на это Верховный Совет, но реакция КГБ доподлинно известна. Профессор Бокарев был вызван из дома отдыха а его Кисловодское отделение и допрошен с пристрастием. "Обычно, когда я рассказываю о моем любимом эсперанто, - говорил мне Бокарев, - люди как-то заинтересовываются, светлеют, мои же собеседники мрачнели все больше. На прощание сказали, что в Москве меня ожидают неприятности".

Впрочем, Бокарев, как и Пащенко, отделались партийным выговором (весьма болезненным для него, замдиректора института). Видимо, власти решили пока к репрессиям не прибегать: на следующий, 1957 год, намечалось международное "действо" - фестиваль студентов и молодежи, на который, впервые за более чем тридцать лет, приглашались люди из десятков стран, и властям нужно было, чтобы у нас "все было, как у людей" - эсперантисты, и у нас они тоже есть.

Однако на те же события сегодня можно посмотреть и в ретроспективе. Ранняя хрущовская оттепель, которая многими принималась как начало весны. Власти дают видимую слабинку, зная, где граница, когда "нарушителей" можно остановить. Для эсперантистов такой границей был их неофициальный съезд.

Да, оттепель - еще не весна. Помнится, как в то время Евтушенко возражал Эренбургу: "Не согласен я с таким названьем - "оттепель". Это все-таки весна, хотя и трудная". И дальше: "Этот город, он в себе не сомневается. Он не даст воскреснуть темным силам снова. В нем бессмертен будет памятный 17-й. В нем не будет никогда 37-го".

Но впереди был не только фестиваль, но и Венгрия, и Чехословакия 1968-го и многое другое, сравнимое с 37-м. А пока, в 1956-м, мы жили ожиданием фестиваля.

(дальше)