Александр ХАРЬКОВСКИЙ (Нью-Йорк) ДОКТОР ЗАМЕНГОФ - ОТЕЦ ОПАСНОГО ЯЗЫКА

    В Одессе, на Дерисовской, угол Пушкинской, во дворе стоит скульптурный портрет благообразного немолодого еврея. Каждый год, в день рождения этого человека, приходят сюда люди с зелеными звездочками на платьях и лацканах пиджаков и читают стихи на языке, похожем на итальянский. Автор скульптуры, Николай Блажков, поставил ее во дворе дома, сказав, что это - памятник его отцу. На самом деле - это скульптурный портрет польского врача и лингвиста Лазаря (Людвига) Заменгофа (1859-1917), который под псевдонимом "доктор Эсперанто" создал самый распространенный международный язык эсперанто, на котором в разных странах говорят около миллиона человек. В 1987 году 5946 любителей эсперанто отпраздновали в Варшаве столетие этого языка. А в прошлом году в Тампере (Финляндия) состоялся 80-й ежегодный форум эсперантистов, в котором участвовал и автор этих строк.
    Казалось бы, что может быть более аполитичным, чем язык вообще, и "ничей" эсперанто, в частности. Однако Гитлер назвал его в "Майн Кампф" "жидовской выдумкой", которую евреи пытаются навязать миру, чтобы захватить над ним власть; Сталин - "языком шпионов и сионистов", словно для тайных связей мало обычных языков и секретных кодов.
    Но гонители международного языка не ограничились словами - десятки тысяч эсперантистов погибли в концлагерях обоих тиранов. А при Хрущеве, Брежневе, Андропове, Черненко самые активные из них нередко оказывались в психушках, вынуждены были покинуть родину.
    И хотя после смерти Сталина движение эсперантистов официально не запрещалось (хотя и не разрешалось), распространять "опасный" язык, а тем более касаться личности основателя эсперанто, было небезопасно. Причиной были гуманизм доктора Заменгофа, его философия и национальность, хоть и был он таким же евреем (правда, некрещеным), как и основатель коммунизма. (1)
    Вспоминается рассказ писательницы Юлии Шмуклер. Там девочка просит учительницу:
    - Ответьте мне прямо, был ли Карл Маркс евреем?
    - Правда, дети. Такая вот беда, - вздохнула молодая учительница.
    В подобное же положение попадал и я, пропагандируя эсперанто. Нередко студенты, поверившие мне, что язык этот - легкий, простой и благозвучный, начинали записываться в мой кружок. И тогда в зале некто, человек из органов, задавал невинный вопрос:
    - Не могли бы вы рассказать о сионистской деятельности Заменгофа?
    На лицах слушателей появлялись недоумение и даже страх. Так вот куда я их вовлекал! Создатель языка, оказывается, еврей и сионист!
    Вопрос этот сбивал меня, как птицу, влет. Я покидал собрание, словно оплеванный.
    Однако переехав в США 15 лет назад, я с удивлением узнал, что и здесь, и даже в Израиле язык эсперанто стараются не связывать с его создателем, его философией и национальностью. Словно эсперанто образовался сам собой. Заменгоф оказался личностью более загадочной, чем виделся мне из России.

*

    Лазарь (Людвиг) Заменгоф родился 15 декабря 1859 года в Белостоке в еврейской семье. Отец его Марк был образованным человеком, последователем Хаскалы, еврейского Просвещения, и противником ассимиляции. Мать - простой религиозной еврейкой. Заменгоф-старший, искусный педагог, уже в 20 лет основал собственную школу, где преподавал языки. Шесть поколений семьи Заменгофов были раввинами и знатоками языков. В семье говорили на нескольких языках, но чаще - на русском.
    Лазарь рано стал полиглотом, знал 12 языков, переводил Андерсена, Шекспира, Гете и Библию.
    Идея всеобщего языка зародилась у него под влиянием Книги книг. Легенда о Вавилонском столпотворении и смешении языков так потрясла его воображение, что 10-летним мальчиком он написал на эту тему пятиактную пьесу, действие которой разворачивалось, однако, в Белостоке. (2)

Белосток в конце XIX века.

    Вот тогда и родилась у него идея - создать новый, всеобщий язык и с его помощью объединить разобщенных непониманием людей. Но с кого начать? Кому более других необходим был международный язык?
    Годы спустя Заменгоф писал французскому эсперантисту А.Мишо: "Если бы я не был евреем из гетто, сама идея объединения людей с помощью всеобщего языка не пришла бы мне в голову... Только еврей из гетто, молящийся на одном, почти мертвом, языке и обучающий детей на другом - языке своих притеснителей; только еврей, знающий, что по всему миру рассеяны его несчастные соплеменники, с которыми он при встрече не мог бы даже объясниться - нет у них общего языка; только он до конца понимает, как разделено и потому несчастно все человечество, но больше всего мы, евреи".
    Язык еще не был создан, а он уже думал о своих вечно гонимых единокровных братьях. Он считал, что если они научатся понимать друг друга, то соберутся и уедут на историческую родину, в Израиль, или в другое место, где смогут почувствовать себя в безопасности. Для этого, полагал он, нужно немного - выучить второй, международный язык.
    Диаспора при этом не исчезнет. Но если народ, рассеянный по миру, заговорит на одном, общем для него языке (сохраняя, однако, старые языки общения), не последуют ли его примеру все люди Земли? Ведь всеобщий язык - благо само по себе, а став средством общения миллионов, он ускорит прогресс.
    Так в мечтах юного Заменгофа космополитизм сливался с сионизмом. И вынашиваемый им универсальный язык должен был служить сначала евреям, а затем и всем людям мира.
    Знал ли он, за что берется? Над созданием универсального языка работали лучшие умы человечества - Лейбниц, Ньютон, Ян Коменский. И им пришлось отступить.
    Но если Лазарь не до конца понимал огромную сложность проблемы, то ему напомнил об этом отец-лингвист. И когда 19-летний его сын создал первый проект универсального языка, Заменгоф-старший решительно вмешался - у его сына должна быть прежде всего хлебная профессия. Фантазии - после работы. И Марк послал Лазаря учиться на медицинский факультет Московского университета. Проект же всеобщего языка отобрал, пообещав отдать, когда сын вернется с дипломом. И тут же уничтожил "заразу". Узнав об этом годы спустя, сын так и не простил этого отцу.
    Хорошим врачом Лазарь так и не стал. Боялся крови, не мог вскрывать трупы. К тому же продолжал работать над проектом своего языка. В конце концов, получил диплом окулиста. Но было это уже не в Москве.
    Время не способствовало учебе. В 1881 году был убит царь-освободитель Александр II. Начались еврейские погромы. Заменгоф оставил Москву, продолжил учебу в более безопасной, как считалось, Варшаве. Но погромы начались и здесь - евреев обвинили в поджоге костела.
    И вот в один день вчерашний интернационалист превратился в сиониста. Он пишет статьи, произносит речи. Евреи, считает он, должны как можно скорее покинуть Россию. Уехать в Палестину, не удастся - в Америку, Уганду или в Аргентину.
    "Когда англичанин приглашает к себе француза, - пишет Заменгоф, - тот отвечает ему взаимностью. У еврея же нет своей страны, куда он мог бы пригласить друзей. Милость же безответная есть не милость, но милостыня".
    И этого он, гордый иудей Лазарь Заменгоф, больше терпеть не мог. Евреям, считает он, нужен свой, национальный очаг. Они создадут его, если объединятся.
    И он, теперь уже 27-летний мужчина, начинает воплощать в жизнь идею, которая не покидала его с самого детства, - создание универсального языка. Ситуация для этого на этот раз складывается благоприятная. В 1886 году Лазарь полюбил молодую красивую девушку Клару Зильберник. Молодой врач понравился и ей, и ее отцу, человеку состоятельному. Молодые поженились, и тесть дал Заменгофу неплохое приданое, которого хватило, чтобы завершить проект универсального языка.
    В 1887 году в Варшаве вышла небольшая книжка "Международный язык Предисловие и полный учебник (для русских)". В том же году последовали ее издания на польском, французском и немецком языках. Автор ее скрылся под псевдонимом Д-р Эсперанто. Не хотел, чтобы пациенты окулиста Заменгофа знали, чем еще занимается их доктор, а адепты нового языка, что ее автор - врач.

Первые книги Л.Заменгофа.

    Принцип нового языка состоял в следующем: небольшой словарь корней международных слов (в основном - из латыни), объединенных простейшей грамматикой (всего 16 правил). А затем его автор повенчал новорожденный язык с поэзией, создав на нем стихи, оригинальные и переводные. Для этого Заменгоф создал эсперанто (так стали называть его язык) простым, логичным, гибким, благозвучным и интернациональным.
    Логичность и выразительность он позаимствовал у латыни, музыкальность - у итальянского, а гибкость и свободу словообразований - у русского, хотя есть тут влияние и идиш, и иврита и многих других, в том числе и восточных языков.
    Слова в эсперанто читаются, как пишутся, - каждой букве соответствует один звук. Ударения всюду в словах на предпоследнем слоге. Существительные кончаются на "о", прилагательные - на "а", инфинитив глагола - на "i", три времени, начиная с прошедшего, - на "is", "as", "os". Что такое sinjoro-sinjorino-gesinjoroj? Конечно же - "господин-госпожа-господа (обоего пола)"; "in" - "женский" суффикс: studento-studentino.
    Грамматика проста. Mi kantis, mi kantas, mi kantos - я пел, пою, буду петь. Но простота не ведет к упрощению - напротив: если kantanta - поющий, то kantata - пассивное причастие, не имеющее формы в русском (мы же не говорим "пемая" или "петая" песня, а на эсперанто - это запросто: kantata, kantita).
    В эсперанто не слова - корни, все они международные, легко узнаваемые, знакомые каждому культурному человеку. Есть среди них и русские - brovo, samovaro, svato, немецкие - knabo (мальчик), арабские - algebro, но в большинстве - все же латинские, что обеспечивает лексическое единство языка.
    Корней этих (без терминов) несколько сотен. Из них с помощью небольшого числа флексий (суффиксов, префиксов и окончаний) можно построить многие тысячи слов - понятные слушателю, так как он знает правила, по которым они создаются.
    А как язык этот звучит?
    Строка из Заменгофа: "Ech (3) guto (4) malgranda (5), konstante frapanta, traboras la monton granitan" переводится как "И малая капля, стуча неустанно, буравит гранитную гору". Думаю, многие поймут и без словаря.
    На эсперанто есть большая оригинальная и переводная литература, отличные переводы Библии (самого Заменгофа), Шекспира, Сервантеса, Данте, Пушкина, Толстого - чуть ли не вся мировая литература. Язык этот выразительный и точный.
    Французская Академия поставила эксперимент. Переводился рассказ В.Гюго "Труженики моря" на языки-посредники, а затем обратный перевод делали те, кто не знал первоначального текста. Победителем оказался эсперанто. Академия назвала этот язык "шедевром логики и красоты".
    На эсперанто вещают радиостанции (Варшава и Пекин - несколько раз в день), идут пьесы, созданы кинофильмы. А ведь язык этот молод.
    В 1905 году во французском городке Булонь-сюр-Мер состоялся первый конгресс эсперантистов, все участники которого говорили только на языке Заменгофа. А в 1995 году в Тампере (Финляндия), как я уже отмечал, собрался 80-й эсперанто-конгресс.
    Такие международные форумы собираются ежегодно. Об их интернациональности говорят места сборов: только в последнее десятилетие - Варшава, Гавана, Вена, Сеул. Но были и Бразилия, и Япония, не говоря уже о множестве региональных встреч.
    И все же эсперанто распространяется не так быстро, как хотели бы энтузиасты. Это понятно - его не поддерживает никто, кроме эсперантистов, ибо разноязычие выгодно. Великие страны - США, Великобритания, Франция, Китай, Россия - стремятся сохранить господство своих языков. За счет разноязычия живут и кормятся миллионы переводчиков.
    Однако эсперанто не просто еще один язык, еще одно дополнительное средство общения. Язык этот - новое качество; он, в отличие от национальных, нейтральный, "ничейный", а значит - "всехний". Ведь разговаривая с американцами по-английски, мы как бы у них в гостях (как они у нас, когда общаются с нами по-русски). Китаец, беседуя с французом по-английски, словно прислушивается к британцу, который машет у них перед носом руками, требуя не искажать его язык. И только пользуясь эсперанто, мы до конца ощущаем роскошь человеческого общения, равенство друг перед другом, как бы находясь на ничейной, нейтральной языковой почве.
    Эсперанто - язык демократический (ведь тот же английский, относясь к языкам германским, легче дается немцу, чем японцу). И в том, что он пока еще не стал массовым средством общения, виноват наш бурный, кровавый ХХ век.
    С самого начала создателя эсперанто и его язык сопровождали трудности и беды. Его отец работал цензором немецких газет. Его обвинили, что он пропустил в печать статью, где намекалось, что царь не дурак выпить лишнее.Заменгофу-старшему грозила тюрьма. Сын спас его, дав немалую по тем временам взятку - 5 000 золотых рублей! А ведь деньги эти были из приданого и нужны были для выпуска журнала La Esperantisto, первого и единственного тогда на новом языке.
    Заменгоф обратился за содействием ко Льву Толстому, послал ему учебник эсперанто. Денег у писателя, жившего, как простой крестьянин, не было. Но он ощутил легкость эсперанто, начав свободно читать на нем уже через два часа. Толстой высоко оценил создание Заменгофа в интервью журналу "Посредник" и разрешил опубликовать в "La Esperantisto" свою статью "Разум и вера".
    Казалось бы, хорошо? Но статья эта не была разрешена российской цензурой, и власти запретили ввозить в Россию издаваемый в Германии "подрывной" журнал. А так как подписчики были в основном русские евреи, то журнал пришлось закрыть, и Заменгоф разорился.
    Дальше - хуже. После царского указа 1906 года была создана Российская лига эсперантистов. Возглавил ее некий А.А.Постников, капитан Генерального штаба. Постникова обвинили в шпионаже. Лигу закрыли, многих эсперантистов арестовали. Но источником всех бед считался Заменгоф - отец "опасного" языка. Вспомнили и его ранний сионизм и поздний космополитизм. Почти как в анекдоте: мало того, что еврей, так еще и эсперантист.
    А как же планы автора языка начать его распространение прежде всего среди мирового еврейства? Увы, им не суждено было осуществиться.
    К началу ХХ века сионизм оформился организационно. Языком евреев-колонистов на земле Израиля все больше становился иврит - оживший древнееврейский, который никогда до конца не умирал. В Палестину переехал Элиэзер Бен-Иегуда, отец современного иврита. На нем пишут стихи и прозу Нахман Бялик, Владимир (Зеев) Жаботинский и другие российские евреи.
    Заменгоф, переводчик Библии, не хотел, конечно, чтобы с возрожденным ивритом конкурировал эсперанто. Не хотели этого и жители колониальной Палестины, а затем и Израиля. (Этим объясняется прохладное отношение там к эсперанто, ощущаемое и поныне.)
    Что же касается языка идиш, на котором говорило восточноевропейское еврейство (включая и сионистов), то тот же Заменгоф, идишист, автор наиболее полной грамматики этого языка, стоял за его распространение.
    Думается, с Заменгофом произошло то же, что некогда с Иисусом Христом. Начав с проповедей в синагоге и отвергнутый раввинами, Иисус обратился со своим учением ко всем народам, и не было для него ни иудея, ни эллина.
    Первый конгресс эсперантистов принял написанную Заменгофом "Булонскую декларацию", согласно которой эсперанто объявлялся нейтральным языком, который можно использовать для любой цели; на обладание им не могут посягать ни группы, ни страны, ни отдельные личности, включая сюда и автора языка.
    Таким образом Заменгоф отказался от прав на свое детище (7). Сам он не считал свой язык только лишь средством общения. Он считал, что эсперанто объединит души, сердца, ибо этот язык - не нечто безжизненное, а подобно организму живет и развивается движимый interna ideo (внутренней идеей), как бы душой языка.
    Заменгоф звал не к кровавому мечу, а к миру и гармонии меж людьми. В гимне эсперантистов звучит: "Ne al glavo sangon soifanta... Ghi promesas sanktan harmonion". Он верил: для того чтобы был мир, нужна общая моральная основа, нечто вроде универсальной религии, не отменяющей, однако, все остальные.
    В 1901 году Заменгоф опубликовал статью "Гиллелизм - проект решения еврейского вопроса" (8), в 1906 - "Догмы гиллелизма", подписав их Homo Sum, то есть "Есмь человек".
    Евреи, однако, не принимали никакой религии, кроме иудаизма, да и большинству неевреев гиллелизм был чужд. Разве что идеи Заменгофа, как моральные, так и язык эсперанто, разделили многие бахаисты.
    Заменгоф не хотел связывать свою философию с основанным им языком. Потому лишь в 1913 году, уйдя от автивной эсперантской деятельности, он, уже под своим именем, опубликовал исследование "Homaranismo" (от "homaro" - "человечество"). Сделав этот шаг от еврейства к космополитизму, он потерял уважение евреев, а для сионистов стал чуть ли не предателем.
    Но Заменгоф никогда не забывал о страданиях своего народа. Уже получив признание, на приеме в мэрии Лондона в 1907 году он говорил о "дорогой своей Литве", где свирепствовали погромы.
    Три года спустя на эсперанто-конгрессе в Вашингтоне приветствовал Америку, страну свободы, где евреи получили равные права.
    Подарив свое детище человечеству, Заменгоф все больше отделяет себя от своего языка, просит не называть его Majstro (Маэстро), почти скрывает свое еврейство.
    Вот тогда и родилась легенда, что автор эсперанто то ли поляк, то ли немец, то ли русский по имени Семенов (так для русского уха звучит "Заменгоф"). Истинная национальность автора мешала распространению его языка среди юдофобов.
    Заменгоф все больше становился чужим среди своих (евреев) и своим среди чужих (эсперантистов).
    Пройдут годы, и в 1933 году на эсперанто-конгрессе в Кельне доктор Геббельс, лишь недавно до того пришедший к власти, обрушит ушат клеветы на Заменгофа. К тому времени "д-р Эсперанто" будет уже 16 лет как мертв. Но продолжал жить созданный им язык, который чуть не скончался еще при жизни его автора.
    В начале века эсперанто набирал силу. Число его адептов росло, конгрессы эсперантистов проходили во Франции, Швейцарии, Германии, Англии, Испании, США. На этом языке появилась и оригинальная, и переводная литература. Язык жил полной жизнью. И тогда лингвисты решили как бы узаконить его, создать комиссию, которая даст ему статус международного.
    Собственно, другого выбора у комиссии не было. Лингвистические гомункулюсы типа Валапюка ("язык" этот остался в памяти лишь как имя некого графа в оперетте "Сильва") появлялись и умирали. Живым был лишь эсперанто.
    Заменгоф назначил адвокатом своего языка маркиза де Бофрона, "второго отца" эсперанто. И вдруг, вместо защиты порученного ему дела, Бофрон предложил новый язык - идо, созданный его коллегами Кутюра и Ло, входившими в комиссию. Более того, он заявил, что Заменгоф отказывается от своего языка в пользу идо, который назвали "усовершенствованным эсперанто".
    Это было двойным предательством - Заменгоф Бофрону такого права не давал, да и члены комиссии не могли выступать со своими проектами. Язык идо родился в грязи.
    Заменгоф строил свой язык как величественное здание. В основу его он положил Netusheblan Fundamenton - неизменяемый фундамент: основной словарный фонд и 16 правил грамматики. Как и в любом живом языке, главные, наиболее часто применяемые, слова и грамматика почти не менялись, но появлялись неологизмы (их Заменгоф и сам вводил и принимал). Идо же был тем языком-гомункулюсом, фундамент которого постоянно перебирался, почему и просуществовал язык недолго.
    Лингвисты требовали постоянных реформ эсперанто. Один из них предложил Заменгофу 250 тысяч франков, огромную по тем временам сумму, чтобы тот согласился изменить фундамент своего языка. Эти деньги позволили бы Заменгофу оставить медицинскую практику и целиком посвятить себя лингвистике. Но это убило бы эсперанто - это был бы уже не живой, развивающийся язык, а бездыханный труп. Не мог он поступить со своим языком, как Тарас Бульба с сыном: "Я тебя породил, я тебя и убью". И небогатый Заменгоф отказался.
    Рождение идо нанесло сильнейший удар по движению эсперантистов - 25% руководителей эсперанто-организаций объявили себя идистами. Но идо со временем умер, а сторонники Заменгофа создали свою Всеобщую эсперанто-организацию - Universala Esperanto-Asocio (UEA), со штаб-квартирой в Голландии. UEA организовала вот уже 80-й Международный конгресс эсперантистов!
    Язык побеждал. А Заменгоф? Он терял все больше. Для него эсперанто был не целью - средством внушить всем нам, что мы - братья, ибо все мы дети Бога. Но уже в 1905 году устротели первого конгресса помешали Заменгофу прочитать свою поэму, где он обращается к мистической силе, универсальному Божеству. А два года спустя, на новой встрече эсперантистов, Заменгоф заявил, что если его язык будет служить лишь практическим целям, торговле, наживе, то он откажется от своего детища, сорвет с груди verdan stelon - зеленую звездочку, символ эсперанто.
    Эсперантисты все еще называли его уважительно Majstro, а он становился все более одиноким. Евреи, включая и сионистов, считали его отступником, который поступился национальными интересами во имя общечеловеческих. А эсперантисты в целом не приняли его философии - и еврейский гиллелизм, и космополитический хомаранизм.

VESTNIK, vol. 8.2, No. 23 (151) November 12, 1996