КРАСНАЯ ГЕРАНЬ

• дополнительная информация здесь

КРАСНАЯ ГЕРАНЬ рассказ Анатолий АНАНЬЕВ	RUGHA GERANIO rakonto Anatolij ANANJEV
Всех нас в тот день занимала легенда об известном в Болгарии царе Ивайле.	Chiujn nin tiutage interesis la legendo pri fama en Bulgario caro Ivajlo.
Когда-то в давние времена крестьянский вождь Ивайло, свинопас по профессии (как бы о нем сказали сегодня), подняв своих собратьев на борьбу с поработителями, разгромил заодно и регулярные войска тогдашнего правителя Болгарии, вошел в Великое Тырново и сел на престол. Ему бы, этому крестьянскому вождю, дать волю народу; ему бы сблизиться с народом и, опираясь на него, править, а он, ослепленный дворцовой роскошью, женился на царице, жене поверженного властелина. Народ от него отвернулся, а через месяц он был скинут с трона и под улюлюканье придворных трутней снова отправлен в свинопасы.	Iam en antikvaj tempoj kamparana gvidanto Ivajlo, porkopashtisto lau profesio (kiel oni dirus pri li hodiau), levinte siajn kunulojn por batalo kontrau sklavigintoj, frakasis samvoje ankau regulajn armeojn de tiama reganto de Bulgario, eniris Veliko-Tirnovo'n kaj sidighis sur la tronon. Li, tiu kamparana gvidanto, donu liberon al la popolo; li interproksimighu kun la popolo kaj, apogante sin sur ghi, regu, sed li, blindigite de palaca lukso, edzighis al la carino, edzino de la faligita potenculo. La popolo forturnis sin de li, kaj post monato li estis forjhetita de sur la trono kaj che mokado de kortegaj senfaruloj denove sendita por porkopashtado.
Я знал, что за легендой стояла действительность и что есть место, где родился Ивайло, пас свиней, и откуда начинал свой поход. В те давние-давние времена это была маленькая деревушка с глинобитными постройками и заборами. Располагалась она на юге Болгарии в восьмидесяти примерно километрах от Белого (Эгейского) моря. Вокруг возвышались Родопы, на склонах и у подножия которых так любят теперь отдыхать туристы и где много прекрасных здравниц и туристических баз, окруженных садами и виноградниками. На земле немало прекрасных мест, и человеку, любящему путешествовать, всегда хочется как можно больше увидеть и запомнить. Не скажу, чтобы я когда-либо мечтал побывать в Родопах (хотя легенда о царе Ивайле и привлекала меня туда), но, признаюсь, испытал особое чувство, когда автобус наш, миновав сначала Пловдив, потом Старую Загору, стал втягиваться по дороге в этот изумительный край гор, солнца, лесов и легенд. После четырех часов пути по ущельям мы, наконец, спустились в долину. Впереди виден был город с красивыми новыми строениями, с прямыми издали улицами, будто наполненными каким-то духом веселья, духом особенной жизни, одновременно соединившей в себе и ушедшие века (Фракия!) и нынешнее время. Это и был Ивайлоград, то историческое место, как мне сказали болгарские друзья, сопровождавшие нас, где пас своих свиней печально знаменитый крестьянский царь.	Mi sciis, ke malantau la legendo staris realajho kaj ke estas loko, kie naskighis Ivajlo, pashtis porkojn kaj de kie komericis sian militiron. En tiuj pra-praaj tempoj ghi estis malgranda vilagheto kun argilopajlaj konstruajhoj kaj bariloj. Situis ghi en sudo de Bulgario, chirkau okdek kilometrojn for de Blanka (Egea) maro. Chirkaue altis Rodopaj montoj , sur kies deklivoj kaj chepiede tiel shatas nun ripozi turistoj kaj kie estas multe da bonegaj sanatorioj kaj turismaj bazoj, chirkauitaj de ghardenoj kaj vinberejoj. Sur la tero estas nemalmulte da belegaj lokoj, kaj homo, shatanta vojaghi, chiam deziras kiom eble plej ekvidi kaj ekmemori. Mi ne povas diri, ke mi iam revis viziti Rodopojn (kvankam la legendo pri caro Ivajlo logis min tien), sed, mi konfesu, spertis apartan senton, kiam nia buso, preterinte komence Plovdiv'on, poste Stara-Zagora'n, komencis enighi lau la vojo en tiun mirindan landon de montoj, suno, arbaroj kaj legendoj. Post kvar horoj da vetarado tra intermontoj ni fine descendis en valon. Antaue videblis urbo kun belaj novaj konstruajhoj, kun rektaj de malproksime stratoj, kvazau plenigitaj per ia etoso de gajo, etoso de aparta vivo, samtempe kuniginta en si kaj pasintajn jarcentojn (Frakio!) kaj la nunan tempon. Ghuste tio estis Ivajlograd, tiu historia loko, kiel diris al mi bulgaraj amikoj, akompanintaj nin, kie pashtis siajn porkojn la vee fama kamparana caro.
Вечером нам предстояло встретиться с активистами Ивайяограда. До вечера было еще достаточно времени, и нам решили показать греческую границу. Хочу рассказать об этом потому, что чувство, которое потом овладело мной, было во многом связано и с этой поездкой. С пограничной вышки, на которую мы поднялись, нам открылась греческая земля. Стоял октябрь; с полей было уже все убрано, земля кое-где перепахана, кое-где жесткой щетиной проглядывала желтая соломенная стерня, и по этой стерне какой-то пастух-подросток, разумеется, грек, гнал стадо коз. Козы шли медленно, у всех на шеях висели колокольчики (каждый - своего тона) и колокольчики эти тоскливо, как души когда-то живших и ушедших людей, будто взывали о помощи. Что-то очень грустное, печальное было в их звоне, и пограничник, молодой болгарин, заметив, видимо, что я прислушиваюсь к привычному для него перезвону, и, может быть, даже уловив мои мысли (что, я заметил, бывает непроизвольно, во что люди не верят, но во что я верил и продолжаю верить), сказал:	Vespere ni estis renkontigontaj kun aktivistoj de Ivajlograd. Ghis la vespero estis ankorau sufiche da tempo, kaj oni decidis montri al ni grekan landlimon. Mi volas rakonti pri tio tial, ke la sento, kiu poste ekposedis min, estis en multo ligita ankau kun tiu veturo. De landlima turo, kiun ni ascendis, al ni malfermighis greka tero. Estis oktobro; sur la kampoj chio jam estis rikoltita, la tero - ie-tie replugita, ie-tie rigide hirtis flava pajla stoplo, kaj sur tiu stoplo iu adoleska pashtisto, kompreneble, greko, pelis kaprinaron. La kaprinoj iris malrapide, che chiuj sur la koloj pendis sonoriletoj (chiu siatona), kaj tiuj sonoriletoj sopire, kiel animoj de iam vivintaj kaj forpasintaj homoj , kvazau petis pri helpo. Io tre malghoja, malgaja estis en ilia sonoro, kaj limgardisto, juna bulgaro, rimarkinte, evidente, ke mi auskultas la kutiman por li sonoradon, kaj, povas esti, ech kaptinte miajn pensojn (kio, kiel mi rimarkis, okazas pretervole, je kio homoj ne kredas, sed je kio mi kredis kaj daurigas kredi), diris:
- На той стороне, как только опускается ночь, все темно, у них нет электричества, жизнь как будто замирает...	- Sur tiu flanko, apenau noktighas, chio estas malluma, ili ne havas elektron, la vivo kvazau chesas...
Странно, но это было как бы продолжением моих мыслей, моего настроения, которое навевали эти грустные козьи колокольчики, это стадо, бредущее по тощей скудной древней греческой земле. Когда-то здесь прокатывалась войны; когда-то здесь, или дальше по побережью, создавались знаменитые легенды, слагались истории богов и людей; сегодня же мне представлялся этот клочок земли обглоданной костью, выброшенной как бы на свалку истории. Я понимаю, что это не так, я знаю, что на ней живут столь же прекрасные, как прежде, люди; столь же, как и прежде, желающие счастья себе и другим; я знаю, что жизнь остановить нельзя, что она идет по прогрессивной вверх и только войны или стихия отбрасывают народы вспять истории, и все-таки мне грустно было смотреть на эту в октябрьской скудной, желтой стерне землю, на это козье стадо и слушать дробный и грустный звон колокольчиков.	Strange, sed tio estis kvazau daurigo de miaj pensoj, de mia humoro, kiun elvokis la malgajaj kaprinaj sonoriletoj, la grego, pashanta sur la malgrasa malfekunda antikva greka tero. Iam chi tie rulighis militoj; iam chi tie, au pli malproksime sur la marbordo, kreighis famaj legendoj , verkighis historioj de dioj kaj homoj; sed nun chi tiu peceto de tero prezentighis al mi kiel chirkauronghita osto, kvazau forjhetita al rubejo de la historio. Mi komprenas, ke tio ne estas tiel, mi scias, ke sur ghi vivas same bonegaj, kiel antaue, homoj; same, kiel antaue, dezirantaj felichon al si kaj aliaj; mi scias, ke haltigi la vivon oni ne povas, ke ghi evoluas supren, al progreso, kaj nur militoj au naturfortoj jhetas popolojn malantauen, kontrau la historio, kaj tamen al mi estis malghoje rigardi tiun teron en oktobra maldensa, flava stoplo, tiun kaprinaron kaj auskulti la subtilan kaj tristan sonoradon.
Но жизнь берет свое. Настроение это как будто исчезло, сменилось другим, когда мы вновь вернулись в город. На площади справлялась свадьба. Это был воскресный день, играл тот крошечный, но удивительно сыгранный (с бубном, свирелью, аккордеоном) оркестр, какие можно теперь встретить только в маленьких городах Болгарии. От него исходила как бы даже и не музыка, а само настроение; как будто сам Орфей своей магией звуков заставлял двигаться, веселиться, петь и плясать людей на площади. Молодые стояли напротив старой городской ратуши, возле них, как принято по славянскому обряду, суетились дружки с полотенцами через плечо. Седовласый болгарин, в чертах и выражении лица которого было что-то древнее, даже мифическое, держал перед собой повешенный на ремешок на шее, бурдюк с вином и приветливо наливал каждому, кто подходил поздравлять молодых. Мы тоже поздравили молодых, вино из бурдюка было отличное, "Кржалийский букет", так называлось это вино, которое готовили по старинному и неписаному рецепту родопские крестьяне.	Sed la vivo venkas. Tiu humoro kvazau malaperis, anstatauighis per alia, kiam ni revenis en la urbon. Sur placo oni festis nupton. dimancho, ludis tia eta, sed mirinde akorda (kun tamburino, shalmo, akordiono) orkestro, kiajn oni povas nun renkonti nur en malgrandaj urboj de Bulgario. De ghi emanaciis kvazau ech ne muziko, sed la humoro mem; kvazau Orfeo mem per sia magio de sonoj igis la homojn sur la placo movighi, kanti kaj danci. La gefianchoj staris kontrau malnova urbodomo, apud ili, kiel decas lau slava rito, tumultis fianchoamikoj kun vihstukoj surshultre. Arghenthara bulgaro, en kies trajtoj kaj mieno estis io antikva, ech mita, tenis antau si pendigitan per rimeneto che la kolo ledsakon da vino kaj afable regalis chiun, kiu aliris gratuli la gefianchojn. Ankau ni gratulis la gefianchojn, la vino el la ledsako estis bonega, "Krjhalia bukedo", tiel nomighis tiu vino, kiun preparis lau antikva kaj neskribita recepto la rodopaj kamparanoj.
Нет, дух Орфея, видимо, так и остался жить в этих местах, со своей легендарной судьбой (не исчезнув даже со смертью Орфея от вакханок, которые в буйстве веселия оторвали ему голову) и дух этот, который я бы назвал духом внутренней человеческой красоты, собранности, силы, проникал в нас, и уже нельзя было устоять и не пуститься в пляс, не закружиться в болгарском "хоро" со всем свадебным народом.	Ne, la spirito de Orfeo, videble, restis vivi en tiuj lokoj, kun sia legenda sorto (ne malaperinte ech post la morto de Orfeo pro bakhaninoj, kiuj en ekstazo de gajo forshiris al li la kapon) kaj tiu spirito, kiun mi nomus spirito de interna homa beleco, koncentriteco, forto, penetris nin, kaj jam ne eblis rezisti kaj ne alighi al la dancado, ne ekturnighi en la bulgara "hhoro" - rondodanco kune kun la tuta nuptanaro.
Вот так, с этого грустного на границе и веселого в центре города настроения и началась в сущности однодневная история, о которой я потом вспоминал многие годы и которая так же ясна в моей памяти сегодня, какой она и была в тот давний день и вечер, и на следующее утро в Ивайлограде, когда происходило все в действительности. Ничто как будто не предвещало необычного, мы отправились в гостиницу отдохнуть, чтобы вечером провести нашу встречу, и так как я не признаю послеобеденного сна, который вызывает только лень, я вышел из гостиницы, чтобы одному пройтись по городу. Знакомство с городом всегда начинается с ног, я это хорошо знал, и часы одиноких прогулок всегда доставляли мне удовольствие.	Jen tiel, de tiu malgaja che la landlimo kaj gaja en la urbocentro humoro komencighis la unutaga historio, pri kiu mi poste rememoradis multajn jarojn kaj kiu estas same klara en mia memoro nun, kia ghi estis en tiu antaulongaj tago kaj vespero kaj sekvatage en Ivajlograd, kiam chio okazis reale. Kvazau nenio promesis neordinarajhon, ni ekiris al gastejo por ripozi, por vespere okazigi nian renkonton, kaj, char mi ne agnoskas posttagmanghan dormon, kiu elvokas nur pigron, mi eliris el la gastejo por sola promeni en la urbo. Konatigho kun urbo chiam komencighas de la piedoj, mi bone sciis tion, kaj horoj de promenado unuope chiam min plezurigis.
Сухая, теплая осенняя погода располагала к раздумьям, я вспомнил о свинопасе Ивайле с его удивительной трагической судьбой и, задумавшись, не заметил, как вышел на ту самую площадь, где несколько часов назад шумела свадьба и где теперь ее не было, а валялись только обрывки разноцветных бумажных лент, конфетные обертки и несколько мальчишек гоняли ногами маленький тряпичный мяч. Я остановился, чтобы посмотреть на играющих мальчишек и прямо перед собой увидел падающие лепестки красной герани. Это было неожиданно и необычно. Они падали, как снег, кружат и планируя, и ложились на серый асфальт у ног. Я поднял голову - на балконе третьего этажа молодая женщина отчаянно била белым, плюшевым мишкой о перила и лепестки красной махровой герани, венком охватывавшей балкон, сыпались от этих ударов на землю. То ли женщина "наказывала" чем-то провинившегося северного пушистого зверя или этим движением, как бывает иногда, выказывала свое раздражение мужу или ребенку, но только вдруг передняя белая лапка у медведя оторвалась и упала к моим ногам. Я поднял ее. Мне захотелось успокоить женщину, передать ей лапку. Я отошел чуть в сторону, чтобы удобнее было забросить ее на балкон, но лапка была легкой, и понял, что не смогу этого сделать. Я смотрел на женщину, держа в руке лапку, она смотрела вниз на меня, и мне открыто было все ее красивое молодое лицо с тем легким природным южным загаром, цвет которого никогда не тускнеет; видны были ее густые темные волосы, по-домашнему, не очень аккуратно, но красиво схваченные лентой; она была в открытом платье или блузке (за щитом балкона нельзя было разглядеть - в чем точно), и, казалось, ничего особенно привлекательного, что поражает иногда в женщине с первого взгляда, в ней не было. Я подал знак, что не смогу добросить лапку на балкон, а она улыбнулась и показала тоже знаком, чтобы я вошел в дом и принес лапку. Не знаю - что, но что-то остановило меня и я не пошел к ней. Может быть, не хотелось разрушать впечатление красоты и необычности происходящего, как мне подумалось в первую минуту, может быть, оттого, что я был в чужом городе, в чужой стране и какой-то инстинкт стеснительности остановил меня. Я положил лапку на подоконник первого этажа, поклонился улыбавшейся мне молодой женщине и пошел дальше. Мне хотелось вернуться к размышлениям об Орфее, о крестьянско-мужицком царе Ивайле, но цепочка прежних мыслей оборвалась, и я решил вернуться в гостиницу, и о балконе, о женщине; белой лапке медведя было как будто забыто. Тогда, в тот день, вернее в тот вечер показалось бы смешным даже предположить, что не легендарные и мифологические герои, а эта маленькая и в сущности ни о чем не говорившая встреча станет событием, которое спустя даже годы я буду вспоминать с каким-то душевным теплом и волнением.	La seka, varma autuna vespero emigis al meditado, mi rememoris pri porkopashtisto Ivajlo kun lia mirinda tragika sorto kaj, enpensighinte, ne rimarkis, kiel mi eliris sur la saman placon, kie antau kelkaj horoj bruis la nupto kaj kie nun ghi ne estis, sed kushis nur pecetoj de diverskoloraj paperaj rubandoj, bombonpaperetoj kaj kelke da knaboj peladis per piedoj malgrandan chifonan pilkon. Mi haltis por rigardi la ludantajn knabojn kaj rekte antau mi ekvidis falantajn petalojn de rugha geranio. Tio estia neatendita kaj neordinara. Ili estis falantaj, kiel negho, turnighante kaj glisante, kaj kushighis sur la grizan asfalton che miaj piedoj. Mi levis la kapon - sur balkono de tria etagho juna virino furioze batis blankan plushan ursidon kontrau balustrado kaj petaloj de rugha geranio, krone chirkauanta la balkonon, shutighis pro la frapoj sur la teron. Chu la virino "punis" la iel kulpighintan nordan lanugecan beston au per tiu movo, kiel okazas iam, montris sian inciton al edzo au infano, sed nur antaua blanka piedeto de la urso subite forshirighis kaj falis al miaj piedoj. Mi levis ghin. Mi ekvolis trankviligi la virinon, transdoni al shi la piedeton. Mi deiris iom flanken por ke estu pli oportune jheti ghin sur la balkonon, sed la piedeto estis leghera, kaj mi komprenis, ke mi ne povos tion fari. Mi rigardis la virinon, tenante la piedeton en la mano, shi rigardis malsupren al mi, kaj al mi estis malfermita tuta shia bela juna vizagho kun. tiu facila suda sunbruno, kies koloro neniam palighas; mi vidis shiajn densajn malhelajn harojn, hejmece, ne tre akurate, sed bele ligitajn per rubando; shi estis en aperta robo au chemizo (pro la balkonshildo ne videblis - en kio precize), kaj, shajnis, en shi estis nenio aparte alloga, kio okulfrapas fojfoje en virino unuavide. Mi gestis, ke mi ne povos ghisjheti la piedeton ghis la balkono, kaj shi ekridetis kaj ankau gestis, ke mi eniru en la domon kaj alportu la piedeton. Mi ne scias - kio, sed io haltigis min kaj mi ne ekiris al shi. Povas esti, mi ne volis detrui la impreson de beleco kaj neordinareco de la okazantajho, kiel mi ekpensis en la unua minuto, povas esti, pro tio, ke mi estis en fremda urbo, en fremda lando kaj iu instinkto de singhenemo haltigis min. Mi metis la piedeton sur fenestrobreton de la unua etagho, klinis min antau la ridetanta al mi juna virino kaj ekiris plu. Mi volis reveni al meditoj pri Orfeo, pri la pleb-kamparana caro Ivajlo, sed la cheno de antauaj pensoj shirighis, kaj mi decidis reveni en la gastejon, kaj la balkono, blanka piedeto de la urso estis kvazau forgesitaj. Tiam, tiutage, pli ghuste tiuvespere shajnus ridinde ech supozi, ke ne legendaj kaj mitaj herooj, sed tiu malgranda kaj esence pri nenio parolanta renkonto ighos evento, kiun ech post jaroj mi rememorados kun ia anima varmo kaj emocio.
Как и должно быть, в назначенный час состоялась встреча. Потом мы вернулись в гостиницу. В ресторане, где мы ужинали, играла музыка, напротив за большими окнами был виден подсвеченный бассейн, в котором группа туристов продолжала плескаться и плавать. Чтобы заполнить остаток вечера, можно было посидеть в ресторане, можно было пойти к бассейну, но мне (по какому-то неведомому, тайному душевному зову) захотелось вернуться к тому дому с балконом, откуда сыпались на меня лепестки красной герани, и посмотреть, взята ли с подоконника белая пушистая лапка медведя. Есть что-то необъяснимое в таких действиях и желаниях. Я иногда думаю, что если бы это было объяснимо, то стало бы не интересно и не нужно. Жизнь должна быть полна загадок, разумеется, не тех коварных загадок, которых надо опасаться, а других - добрых, таящих в себе встречу с прекрасным. Сказал друзьям, что я хочу прогуляться по вечернему городу, по этому маленькому прекрасному Ивайлограду, с его тротуарами, заметенными желтой осенней листвой, с запахом подсушенной травы, как в деревне, и запахами хлеба, меда и вяленого винограда. Прохожих было немного, попадались только редкие парочки молодых людей, но в окнах домов еще горели огни и все, казалось, еще дышало той веселой (под музыку Орфея) жизнью, в которую мы, приехав, окунулись сейчас же, как только вышли из машины. Я хорошо помню это настроение, ощущение города, ощущение теплого октябрьского вечера, но еще более ясно помню, что чем ближе я подходил к тому дому с балконом, тем торопливее становились мои шаги, как будто , какое-то нетерпеливое чувство подгоняло меня. На балконе никого не было; на подоконнике же, там, где была положена мною лапка медведя, лежала вместо нее пачка сигарет. Я взял ее. Было нетрудно догадаться, что сигареты положены в знак благодарности за маленькую услугу, какую я оказал этой красивой (я сейчас же вспомнил ее лицо, ее волосы, ее улыбку) молодой женщине.	Kiel devis esti, en la intencita horo okazis la renkonto. Poste ni revenis en la gastejon. En restoracio, kie ni vespermanghis, ludis muziko, kontraue, malantau grandaj fenestroj videblis lumigata baseno, en kiu grupo da turistoj daurigis plaudi kaj naghi. Por plenigi restajhon de la vespero eblis sidi en la restoracio, eblis iri al la baseno, sed mi (lau ia nekonata, mistera anima voko) ekvolis reveni al tiu domo kun la balkono, de kie shutighis sur min la petaloj de la rugha geranio, kaj ekrigardi, chu estas prenita de sur la fenestrobreto la blanka lanugeca piedeto de la urso. Estas io neklarigebla en tiaj agoj kaj deziroj. Mi fojfoje pensas, ke se tio estus klarigebla, do ghi ighus neinteresa kaj nenecesa. La vivo devas esti plena de enigmoj, kompreneble, ne tiuj insidaj enigmoj, kiujn oni devas timi, sed aliaj - bonaj, kashantaj en si renkonton kun belo. Mi diris al amikoj, ke mi volas promeni tra la vespera urbo, tra tiu chi malgranda belega Ivajlograd kun ghiaj trotuaroj, surshutitaj de flava autuna foliaro, kun la odoro de sekigita herbo, kiel en vilagho, kaj tiuj de pano, mielo kaj sunsekigitaj vinberoj. Pasantoj estis ne multaj, mi renkontis nur maloftajn parojn de gejunuloj, sed en fenestroj de domoj ankorau estis lumo kaj chlo, shajne ankorau spiris per tiu gaja (che muziko de Orfeo) vivo, en kiun ni tuj mergighis, apenau. alveturinte kaj elirinte el la auto. Mi bone memoras tiun humoron, la senson pri l'urbo, la senson pri la varma oktobra vespero, sed ankorau pli klare mi memoras, ke ju pli proksimen mi iris al tiu domo kun la balkono, des pli hastaj ighis miaj pashoj , kvazau iu senpacienca sento pelus min. Sur la balkono estis neniu; sed sur la fenestrobreto, tie, kie estis la restigita de mi urspiedeto, kushis anstatau ghi paketo da cigaredoj. Mi prenis ghin. Ne estis malfacile diveni, ke la cigaredoj estas metitaj kiel signo de dankemo pro la malgranda komplezo, kiun mi faris al tiu bela (mi tuj rememoris shian vizaghon, shiajn harojn, shian rideton) juna virino.
Я не курю. Вернувшись в гостиницу, я положил пачку на столик, сказав себе, что утром передам ее моим курящим друзьям. Но, может быть, потому, что коробка сигарет была яркой, и - каждую минуту перед моими глазами, она невольно вновь и вновь вызывала воспоминания (может быть, слишком - употреблять слово "воспоминания" к событиям, которые произошли всего час, два, три назад, но все же это были именно воспоминания); нет, эта мимолетная встреча, эта лапка, эти сигареты... История еще не закончена. И мне показалось, не закончена она не с моей стороны, а с той, другой, с ее стороны, потому что - сигареты!.. Они же должны о чем-то говорить! Человеческая психика устроена таким образом, что мы можем, не зная предстоящих событий, предчувствовать их. Я не могу утверждать это с достоверностью, то есть с точки зрения научной обоснованности, но по состоянию души, по тому чувству или предчувствию, какое я не раз испытывал - и на фронте, и потом, я с уверенностью могу сказать, что многое из того загадочного, что окружает нас, мы часто предчувствуем.	Mi ne fumas. Reveninte en la gastejon, mi metis la paketon sur tableton. dirinte al si, ke matene mi transdonos ghin al miaj fumantaj amikoj. Sed, povas esti, tial, ke la skatolo de la cigaredoj estis hela, kaj - estante chiuminute antau miaj okuloj, ghi nevole ree kaj ree elvokis rememorojn (eble troas - uzi la vorton "rememoroj" pri eventoj, kiuj okazis nur antau unu, du, tri horoj, sed tamen ghi estis nome rememoroj); ne, tiu preterfluga renkonto, tiu piedeto, tiuj cigaredoj... La historio ankorau ne estas finita. Kaj al mi ekshajnis, ke nefinita ghi estas ne de mia flanko, sed de tiu, alia, de shia flanko, char - la cigaredoj!.. Ili ja devas pri io paroli! La homa psiko estas arangita tiamaniere, ke ni povas, ne konante okazontajhojn, antausenti ilin. Mi ne povas aserti tion kun kredendeco, t.e. vidpunkte de scienca baziteco, sed lau la stato de l'animo, lau tiu sento au antausento, kiun mi plurfoje spertis - kaj che la fronto, kaj poste, mi kun certeco povas diri, ke multon el tio enigma, kio chirkauas nin, ni ofte antausentas.
Нет, надо убрать сигареты, подумал я, но не убрал; я поймал себя на мысли, что мне приятно думать о незнакомке, приятно не просто представлять ее, но приятно думать о том, что она, как и я, тоже ищет продолжения этой в сущности мгновенной встречи. Но что было делать? Ворваться в чужой дом, чужую квартиру в такой час, в чужом городе? Нет, это безумие! И потом - все это глупо, и зачем?..	Ne, necesas forpreni la cigaredojn, ekpensis mi, sed ne forprenis; mi kaptis min che la penso, ke al mi estas agrable pensi pri la nekonatulino, agrable ne simple imagi shin, sed agrable pensi pri tio, ke shi, samkiel mi, ankau serchas daurigon de tiu esence momenta renkonto. Sed kion mi devis fari? Chu enrompighi en la fremdan domon, fremdan loghejon en tiu horo, en fremda urbo? Ne, ghi estus frenezajho! Kaj krome - chio chi estas stulta, kaj por kio?..
Спал я плохо, тревожно, и утром, когда поднялся, первое, на что я посмотрел - лежат ли на столе сигареты. Они спокойно лежали на том же месте и сразу же вызвали поток вчерашних воспоминаний. Я встал, оделся и тут же пошел к дому с геранями. Улицы были пусты, солнце еще не вставало, все вокруг было серо, какими бывают октябрьские утра в Родопах, особенно когда они соответствуют определенному грустному настроению.	Dormis mi malbone, alarme, kaj matene, kiam mi ellitighis, la unua, kion mi ekrigardis - chu kushas sur la tablo la cigaredoj. Ili trankvile kushis sur la sama loko kaj tuj elvokis lavangon de la hierauaj rememoroj. Mi starighis, vestis min kaj tuj ekiris al la domo kun la geranioj. La stratoj estis malplenaj, la suno ankorau ne levighis, chio chirkaue estis griza, kiaj estas la oktobraj matenoj en Rodopoj, precipe kiam ili respondas al certa malgaja humoro.
У самого того окна, с которого я взял сигареты (и где прежде оставил белую пушистую лапку), я остановился, ощупал машинально свои карманы, - попалась авторучка, я положил ее на подоконник...	Che la fenestro mem, de kiu mi prenis la cigaredojn (kaj kie antaue estis restiginta la blankan lanugecan piedeton), mi haltis, automate palpis miajn poshojn, - trovighis fontoplumo, mi metis ghin sur la fenestrobreton...
Мы уезжали в полдень. Предстояло еще несколько встреч с жителями Ивайлограда, которые прошли, как и проходят все подобные встречи - радушно, с обилием вопросов; но эти встречи в сущности не оставили у меня никакого впечатления. То я как будто с пограничной вышки смотрел на осенний клочок греческой земли, по которой неторопливо, вразброд шли козы с колокольчиками на. шеях, то память живо перебрасывала меня к дому с геранью, к лапке, сигаретам и авторучке, которую я оставил на подоконнике.	Ni estis forveturontaj je la tagmezo. Antaustaris ankorau kelkaj renkontoj kun loghantoj de Ivajlograd, kiuj pasis, kiel pasas chiuj similaj renkontoj renkontoj - gastame, kun abundo da demandoj; sed tiuj renkontoj esence restigis al mi nenian impreson. Jen mi kvazau. de la limgardista turo rigardis la autunan peceton de greka tero, sur kiu nehaste, malakorde iris kaprinoj kun sonoriletoj sur la koloj, jen la memoro vigle transportis min al la domo kun la geranio, al la piedeto, cigaredoj kaj fontoplumo, kiun mi restigis sur la fenestrobreto.
Меня снова тянуло к подоконнику, как будто я предчувствовал, что теперь вместо ручки там лежит какой-то другой загадочный предмет, которым она хотела сказать мне о своих чувствах. Так мне казалось, хотя все могло быть иначе, и никаких чувств она не испытывала ко мне, но я хотел верить в то, что рождалось моим воображением и было небеспричинным вымыслом: в конце концов, были же сигареты, мучили же они меня весь вечер и ночь, в конце концов, нет же при мне той ручки, которую я оставил на подоконнике (я невольно ощупывал рукой внутренний карман пиджака). Надо признать, что человеческое воображение безгранично; но надо признать также, что воображение человека всегда или по большей части целенаправленно - оно как предсказание, как указатель на развилке дорог, куда следует идти. Я не думал о том, понравилась ли мне эта женщина или нет, как человек, видимо, вообще не думает, но осознает состояние любви; и оно, это состояние, руководит им, его мыслями, его воображением; мною руководила она, и, вернее, даже не она, а тот укороченный, что ли, мгновенный ее образ в окружении красных лепестков герани, на балконе, ее лицо со смуглым загаром, освещенное теплым закатным солнцем (я не воспринимал закат как наступление ночи, но как что-то прекрасное, предвещавшее весну), ее черные волосы. И мягкую белую лапку, которую я держал в руках. Прямо из гостиницы, когда автобус, на котором мы должны были уехать, уже стоял у подъезда, никому ничего не говоря, я быстро пошел к знакомому дому: на подоконнике лежала белая лапка. Нет, - предчувствия не обманывают, они сбываются; я точно знаю, что она хотела, чтобы я пришел к ней; она говорила это лапкой медвежонка, которую я снова держал в руках.	La fenestrobreto ree logis min, kvazau mi antausentis, ke nun anstatau la fontoplumo tie kushas iu alia enigma objekto, per kiu shi volis diri al mi pri siaj sentoj. Tiel shajnis al mi, kvankam chio povis esti alia, kaj shi havis neniujn sentojn pri mi, sed mi volis kredi je tio, kion naskis mia fantazio kaj kio estis nesenkauza elpensajho: finfine ja estis ia cigaredoj, ja turmentis ili min la tutajn vesperon kaj nokton, finfine - ja ne estas che mi tiu fontoplumo, kiun mi restigis sur la fenestrobreto (mi nevole palpis mane la internan jak-poshon.). Oni devas agnoski, ke la homa fantazio estas senlima; sed oni devas agnoski ankau, ke la homa fantazio chiam au plejofte estas cel-direktita - ghi estas kiel auguro, kiel montrilo che disvojigho, kien necesas iri. Mi ne pensis pri tio, chu placas al mi tiu virino au ne, kiel homo, kredeble, ghenerale ne pensas, sed konscias la staton de amo; kaj ghi, tiu stato, gvidas lin, liajn pensojn, lian fantazion; min gvidis shi, kaj, pli ghuste, ech ne shi, sed tiu mallongigita, momenta shia bildo chirkauita de la rughaj geraniaj petaloj, sur la balkono, shia vizagho kun malhela sunbruno, lumigita de la varma vespera suno (mi perceptis la vesperon ne kiel noktighon, sed kiel ion belan, augurantan primaveron), shiaj nigraj haroj, kaj la mola blanka piedeto, kiun mi tenis en la manoj. Rekte el la gastejo, kiam la buso, per kiu ni estis forveturontaj, jam staris che la perono, mi, al neniu ion dirante, rapide ekiris al la konata domo: sur la fenestrobreto kushis la blanka piedeto. Ne, la antausentoj ne trompas, ili realighas; mi precize scias, ke shi volis, ke mi venu al shi; shi diris tion per la ursida piedeto, kiun mi denove tenis en la manoj..
...С тех пор прошло много лет и я храню эту лапку, но не только как приятное воспоминание о каких-то мимолетных, быстро забывающихся чувствах, нет, что-то вновь и вновь подсказывает мне, что я опять когда-нибудь буду в Ивайлограде, возле того дома с балконом и геранью на нем, и все вновь повторится со мной, и я уже не буду робким, как тогда, а войду сразу с мягкой белой лапкой в дом. И только одна тревожная мысль закрадывается и перебивает эти воспоминания: люди стареют, и то, что было, повториться не может; не стареет, видимо, только любовь.	...De tiam pasis multaj jaroj, kaj mi konservas tiun piedeton, sed ne nur kiel agrablan rememoron pri iuj preterflugaj, rapide forgeseblaj sentoj, ne, io ree kaj ree sufloras al mi, ke iam mi denove estos en Ivajlograd, apud tiu domo kun la balkono kaj geranio sur ghi, kaj chio denove ripetighos al mi, sed mi jam ne estos timema, kiel tiam, sed tuj eniros kun la blanka piedeto en la domon. Kaj nur unu alarma penso alshtelighas kaj rompas tiujn rememorojn: la homoj maljunighas, kaj tio, kio estis, ne povas ripetighi; ne maljunighas, vershajne, nur la amo.
	tradukis Natasha Grishchenko (1984)