Antonij Pogorelskij. Nigra kokino (3) Tiel Nigrulino estis savita de
kruela kaj neevitebla morto. Apenau la kuiristino foriris en
la domon, Nigrulino subenflugis de sur la tegmento kaj
alkuris al Aljosha. Ghi kvazau sciis, ke li estas ghia
savinto: ghi rondiris chirkau li sur la korto, frapis per
la flugiloj kaj klukis per ghoja vocho. La tutan matenon
ghi iris post li sur la korto Alitempe Aljosha estus tre ghoja
pri veno de la direktoro, kiun li delonge volis vidi,
char jughante lau la respekto, kun kiu pri li parolis la
instruisto kaj instruista edzino, li imagis, ke tiu devas
esti iu fama kavaliro en brilanta kiraso kaj en helmo kun
grandaj plumoj. Sed chi-foje la scivolemo cedis lokon al
la penso, ekskluzive lin tiam okupanta: pri la nigra
kokino. Li chiam imagis, Fine alveturis la direktoro. Lian
alvenon anoncis la instruista edzino, jam delonge sidanta
che la fenestro, fikse rigardante al tiu flanko, de kie
oni lin atendis. Chio turnis al movo: la
instruisto sage jhetis sin el la pordo por renkonti lin
sube che la perono; la gastoj eklevighis de siaj lokoj.
Ech Aljosha por minuto forgesis pri sia kokineto kaj
aliris al la fenestro por rigardi, Intertempe oni plej larghe
malfermis chiujn pordojn, kaj la instruista edzino
komencis riverenci en atendo pri tia honora gasto, kiu
montrighis iom poste. Komence oni ne povis vidi lin post
la dika instruista edzino, starinta ghuste en la pordo;
sed kiam shi, fininte sian longan saluton, ekreverencis
pli malalte ol ordinare, Aljosha, al sia ekstrema miro,
ekvidis post shi… ne plumajhan helmon, sed simple
malgrandan kalvan kapeton, ghisblanke pripudritan, kies
sola garnajho, kiel poste rimarkis Aljosha, estis
malgranda hupo! Kiam li eniris la salonon, Aljosha miris
ankorau pli multe, vidinte, ke malgrau simpla griza
frako, estinta sur la direktoro anstatau brilanta kiraso,
chiuj traktis lin neordinare respekte. Kvankam tio shajnis al Aljosha
tre stranga, kaj kvankam alitempe li estus tre ghoja pri
la neordinara arangho de la tablo, sed chi-tage li ne tre
atentis pri tio. En lia kapeto chiam vagadis la matena
akcidento pri Nigrulino. Oni surtabligis la deserton:
diversspecajn konfitajhojn, pomojn, bergamotojn,
daktilojn, vinberojn kaj juglandojn; sed ech nun li por
unu momento ne chesis mediti pri sia kokineto. Apenau oni
ekstaris de la tablo, li kun tremanta pro timo kaj espero
koro alvenis al la instruisto kaj demandis, chu permesate
iri ludi en la korto. - Iru, - respondis la instruisto,
- nur estu tie ne longe: jam baldau farighos malhele. Aljosha haste surmetis sian
rughan palton kun subajho el sciura pelto kaj verdan
veluran chapeton kun zibela cirkleto kaj ekkuris al la
barilo. Kiam li tien atingis, la kokinetoj jam estis
noktontaj kaj dormetante ne tre ekghojis pri alportitaj
paneroj. La sola Nigrulino shajnis ne havi volon pri
dormo: ghi gaje alkuris lin, frapadis la flugilojn kaj
denove komencis kluki. Aljosha longe ludis kun ghi: fine
kiam farighis malhele kaj tempis iri hejmen, li mem
fermis la kokinejon, anticipe certighinte ke lia kara
kokineto sidighis sur la stango. Kiam li iris el la
kokinejo, al li shajnis, ke la okuloj de Nigrulino glimas
en malhelo - Aljosha, Aljosha! Restu kun mi! Aljosha revenis hejmen kaj la
tutan vesperon sidis sola en la klaschambroj, dume en la
alia duono proksimume ghis la dekunua horo estis la
gastoj. Antau ol ili disveturis, Aljosha iris al la
malsupra etagho, en la dormejon, senvestighis, enlitighis
kaj estingis lumon. Li longe ne povis endormighi. Fine
dormo superfortis lin, kaj apenau lin absorbis
interparolo kun Nigrulino, li bedaurinde estis vekita de
la brue forveturantaj gastoj. Iom poste la instruisto,
akompaninta la direktoron kun kandelo, eniris lian
chambron, ekrigardis, chu chio estas en ordo, kaj eliris
for, shlosinte la pordon per la shlosilo. La nokto estis luna, kaj tra la
shutroj, maldense kunigantaj, en la chambron faladis pala
radio de la luno. Aljosha kushis kun malfermitaj okuloj
kaj longe auskultis, |
Таким образом Чернушка была спасена от жестокой и неминуемой смерти. Лишь только кухарка удалилась в дом, Чернушка слетела с кровли и подбежала к Алеше. Она как будто знала, что он ее избавитель: кружилась около него, хлопала крыльями и кудахтала веселым голосом. Все утро она ходила за ним по двору, как собачка, и казалось, будто что-то хочет сказать ему, да не может. По крайней мере он никак не мог разобрать ее кудахтанья. Часа за два перед обедом начали собираться гости. Алешу позвали наверх, надели на него рубашку с круглым воротником и батистовыми манжетами с мелкими складками, белые шароварцы и широкий шелковый голубой кушак. Длинные русые волосы, висевшие у него почти до пояса, хорошенько расчесали, разделили на две ровные части и переложили наперед - по обе стороны груди. Так наряжали тогда детей. Потом научили, каким образом он должен шаркнуть ногой, когда войдет в комнату директор, и что должен отвечать, если будут сделаны ему какие-нибудь вопросы. В другое время Алеша был бы очень рад приезду директора, которого давно хотелось ему видеть, потому что, судя по почтению, с каким отзывались о нем учитель и учительша, он воображал, что это должен быть какой-нибудь знаменитый рыцарь в блестящих латах и в шлеме с большими перьями. Но на этот раз любопытство это уступило место мысли, исключительно его тогда занимавшей: о черной курице. Ему все представлялось, как кухарка за нею бегала с ножом и как Чернушка кудахтала разными голосами. Притом ему очень досадно было, что не мог он разобрать, что она ему сказать хотела, и его так и тянуло к курятнику... Но делать было нечего: надлежало дожидаться, пока кончится обед! Наконец приехал директор. Приезд его возвестила учительша, давно уже сидевшая у окна, пристально смотря в ту сторону, откуда его ждали. Все пришло в движение: учитель стремглав бросился из дверей, чтобы встретить его внизу, у крыльца; гости встали с мест своих. И даже Алеша на минуту забыл о своей курочке и подошел к окну, чтобы посмотреть, как рыцарь будет слезать с ретивого коня. Но ему не удалось увидеть его: директор уже успел войти в дом. У крыльца же вместо ретивого коня стояли обыкновенные извозчичьи сани. Алеша очень этому удивился. "Если бы я был рыцарь, - подумал он, - то никогда тогда бы не ездил на извозчике, а всегда верхом!" Между тем отворили настежь все двери; и учительша начала приседать в ожидании столь почтенного гостя, который вскоре потом показался. Сперва нельзя было видеть его за толстою учительшею, стоявшею в самых дверях; но когда она, окончив длинное приветствие свое, присела ниже обыкновенного, Алеша, к крайнему удивлению, из-за нее увидел... не шлем пернатый, но просто маленькую лысую головку, набело распудренную, единственным украшением которой, как после заметил Алеша, был маленький пучок! Когда вошел он в гостиную, Алеша еще более удивился, увидев, что, несмотря на простой серый фрак, бывший на директоре вместо блестящих лат, все обращались с ним необыкновенно почтительно. Сколь, однако ж, ни казалось все это странным Алеше, сколь в другое время он бы ни был обрадован необыкновенным убранством стола, но в этот день он не обращал большого на то внимания. У него в головке все бродило утреннее происшествие с Чернушкою. Подали десерт: разного рода варенья, яблоки, бергамоты, финики, винные ягоды и грецкие орехи; но и тут он ни на одно мгновение не переставал помышлять о своей курочке. И только что встали из-за стола, как он с трепещущим от страха и надежды сердцем подошел к учителю и спросил, можно ли идти поиграть во дворе. - Подите, - отвечал учитель, - только не долго там будьте, уж скоро сделается темно. Алеша поспешно надел свою красную бекешу на беличьем меху и зеленую бархатную шапочку с собольим околышком и побежал к забору. Когда он туда прибыл, курочки уже начали собираться на ночлег и, сонные, не очень обрадовались принесенным крошкам. Одна Чернушка, казалось, не чувствовала охоты ко сну: она весело к нему подбежала, захлопала крыльями и опять начала кудахтать. Алеша долго с ней играл; наконец, когда сделалось темно и настала пора идти домой, он сам затворил курятник, удостоверившись наперед, что любезная его курочка уселась на шесте. Когда он выходил из курятника, ему показалось, что глаза у Чернушки светятся в темноте, как звездочки, и что она тихонько ему говорит: - Aлеша, Алеша! Останься со мною! Алеша возвратился в дом и весь вечер просидел один в классных комнатах, между тем как на другой половине часу до одиннадцатого пробыли гости и на нескольких столах играли в вист. Прежде нежели они разъехались, Алеша пошел в нижний этаж, в спальню, разделся, лег в постель и потушил огонь. Долго не мог он заснуть. Наконец сон его преодолел, и он только что успел во сне разговориться с Чернушкою, как, к сожалению, пробужден был шумом разъезжающихся гостей. Немного погодя учитель, провожавший директора со свечкою, вошел к нему в комнату, посмотрел, все ли в порядке, и вышел вон, замкнув дверь ключом. Ночь была месячная, и сквозь ставни, неплотно затворявшиеся, упадал в комнату бледный луч луны. Алеша лежал с открытыми глазами и долго слушал, как в верхнем жилье, над его головою, ходили по комнатам и приводили в порядок стулья и столы. |
|
|