 |
1968 г. |
Ответ читателям
Статья "64 языка... и еще один" вызвала много откликов. Среди откликнувшихся люди самых разных профессий, но преимущественно свзанных с умственным трудом. Это естественно: недостатки научно-технической информации волнуют прежде всего тех, кто их ощущает в своей повседневной работе. Нам пишут: доктор биологических наук, кандидат технических наук, гидроэнергетик, инженер-электроник, инженер пищевой промышленности, доцент-химик, доцент-математик, лингвист, писательница и т.д. Мы постараемся ответить всем, но прежде уточним основные положения.
Однажды, выступая на дискуссии по аналогичному вопросу, академик М.В.Келдыш сказал, что, если когда-либо будет существовать международный язык науки, это будет общий язык благодаря широкому значению, которое приобрела сама наука. Присоединяясь к этому мнению, мы полагаем, что не следует слишком сужать границы международного языка науки. Конечно, это прежде всего будет язык научных статей, резюме, докладов. Но международный язык должен быть и орудием устного общения ученых, на нем должны вестись дискуссии по заслушанным докладам, протекать беседы между учеными, необязательно касающиеся тем их узкой специальности. Хотелось бы также, чтобы ученый мог общаться не только с коллегами, но чтобы, находясь за границей, смог спросить прохожего о дороге, заказать обед в ресторане, прочитать статью о театре, познакомиться с художественной литературой страны, в которой находится. Иными словами, международный язык науки не должен быть резко отграничен от международного языка обиходного общения. Как и в национальных языках, он должен пополняться наборами терминов для каждой специальности, но простые бытовые слова (без которых не может быть изложена ни одна научная тема) должны быть общими.
Недавно один из авторов этой статьи присутствовал на конференции экспертов ЮНЕСКО по сохранению ресурсов биосферы. Все доклады на пленуме синхронно переводились на четыре языка.
В комиссиях согласно уставу допускались только два языка - английский и французский, причем выступавших на одном из этих языков часто не понимали делегаты, изучавшие другой. Десятки делегатов, не говорившие свободно ни на одном из рабочих языков, вообще воздерживались от выступлений, хотя обсуждались вопросы первостепенной важности им было что сказать. На частных совещаниях было очень трудно договориться. Личные контакты почти не завязывались.
В Организации Объединенных Наций существуют официальные языки, которыми считаются все языки постоянных членов Совета Безопасности. Но так как крайне трудно вести все дела на пяти языках сразу, были установлены два рабочих языка (английский и французский). Таким образом, создавалась дискриминация для части членов Совета Безопасности. Недавно в число рабочих были включены дополнительно русский и испанский языки, но при этом снова встала проблема многоязычия, переводов, огромных штатов переводчиков. К тому же дискриминация остается в силе по отношению ко всем непостоянным членам.
Международный язык принес бы большую пользу не только в области науки и политики. В нем остро нуждаются международная связь и транспорт, кино, внешняя торговля, международные выставки, службы погоды и борьбы с эпидемиями, эпизооптиями и вредителями растений, спасательная служба на морях, сфера международного права...
Поэтому совершенно недостаточным является выход из положения, который в своих письмах предлагают некоторые читатели "Литературной газеты", - свернуть информацию настолько, чтобы она помещалась на перфокартах К-6; статьи на К-5 и систему научных журналов заменить наборами перфокарт. Этим способом нельзя донести до сведения разноязычных пассажиров правила пользования и расписание международных авиалиний, нельзя передать сценарий фильма, нельзя дать пояснения на международной ярмарке. Да и в области научной информации перфокарты не панацея. В ряде случаев они незаменимы, но для передачи содержания индивидуальных статей объем памяти кодовой зоны даже громоздких карт К-4 часто совершенно недостаточен. Все информационные перфокарты содержат текстовую зону, написанную на каком-нибудь языке. Таким образом, перфокартный метод не снимает проблемы доведения статьи до разноязычных читателей.
Также малоприемлимо предложение другого читателя, исходящего из того, что языков, на которых пишутся научные книги, весьма мало. Его, очевидно, ввело в заблуждение название нашей статьи - "64 языка..." - это лишь количество языков, на которых работает Всесоюзный институт научно-технической информации. Число "языков-потребителей" современной науки и техники, языков народов, пользующихся машинами и вынужденных читать инструкции к ним, изучающих науки и вынужденных переводить учебную литературу, - многие сотни. Мы живем в век расцвета национальных языков, пробуждения самосознания всех народов, больших и малых. И первое, чего они хотят, это говорить и творить на родном языке. Эта прогрессивная тенденция будет развиваться, и скоро появятся научные работы на языках многих развивающихся народов.
Что же предлагает товарищ читатель? В одном из откликов на нашу статью предлагается принять в качестве международных два языка: английский (на котором издается наибольший процент общемировой научно-технической литературы) и русский. Но что скажут французы? Что скажут немцы, язык которых очень распространен в науке и технике? Что скажут все остальные народы, когда им предложат учить два таких трудных и таких несходных языка? И как это согласуется со словами В.И.Ленина: "...никаких безусловно привилегий ни одной нации, ни одному языку" [Ленин, т.24, с.118].
Другой отклик мы получили от сторонника латыни. Он полагает, что она устарела, но не безнадежно, ее можно возродить. Это уже пытался сделать итальянский кардинал Бачии. Для того чтобы современные люди смогли пользоваться латынью, он изобрел 15 тыс. новых слов. Получился новый язык, тот самый новый язык, в изобретение которого автор предложения не верит. Притом язык чрезвычайно неудобный, отягощенный грузом исторически возникших традиций - необычайно тяжеловесной системой склонений и спряжений, трудными правилами синтаксиса.
Один читатель сообщает, что конференция ЮНЕСКО уже приняла армянский язык в качестве международного и, таким образом, вопрос решается сам собой. Уточняем: предложение об интернационализации армянского языка было принято не ЮНЕСКО, а секцией антропологии конференции, проходившей под эгидой ЮНЕСКО. При этом выдвигались следующие доводы: армянский язык древний, он принадлежит малому народу, который не будет на основании использования своего языка в качестве международного добиваться гегемонии. К тому же в армянском языке правописание совпадает с произношением. Но секция не приняла во внимание фонетику (чрезвычайно своеобразную и трудную для иностранцев) и достаточно сложный грамматический строй. При всем уважении к армянскому языку мы все же думаем, что ученые мира вряд ли последуют совету секции.
Недоверие некоторых (ничтожного меньшинства) наших корреспондентов к искусственным языкам ("язык нельзя придумать", "нам не нужен лингвистический гомункулус" и т.п.) основано, вероятно, просто на неосведомленности. Да и почему нельзя изобрести язык, когда уже изобретены заменители многих высших функций мозга? На эсперанто люди разных наций свободно говорят, переписываются, ставят спектакли и кинофильмы, читают доклады, публикуют статьи по кибернетике, химии, биологии, астрономии, пишут и переводят толстые романы и поэмы - словом, делают все, что можно делать на национальных языках. Много ли людей владеет этим языком? Нет, сравнительно мало: вероятно, лишь около миллиона. Причины все еще недостаточного распространения эсперанто - социальные, а отнюдь не лингвистические.
С эсперанто связано большинство полученных нами писем. Авторы их рассказывают о его достоинствах, о его применении, спрашивают, почему мы о нем даже не упомянули. Мы должны сказать, что в наши задачи не входило предлагать определенный вариант международного языка или решать, должен ли им быть какой-либо из уже предложенных языков, или его еще надо изобретать. Мы хотели только заострить внимание ученых на том, что идея вспомогательного международного языка для научных контактов весьма актуальна и что таким языком может быть только нейтральный, "ничейный" и, следовательно, искусственный язык. Эсперанто создан в 1887 г.; он постоянно совершенствуется по мере его практического использования. Со временем, вероятно, в нем возможно будет провести более радикальные улучшения, чем до сих пор. Он изобретен одним человеком, но человеком, хорошо знакомым с главными европейскими языками, основательно овладевшим лингвистикой и отдавшим этому делу всю жизнь. Все великие изобретения делались одиночками и несколькими группами людей, а затем веками совершенствовались. Искусственный язык не представляет собой исключения. Международные комиссии еще никогда ничего не изобретали.
Можно ли использовать для создания идеального языка электронную машину? Навряд ли. Какую в нее заложить программу, что считать критерием совершенства языка? В живых языках бывает и один падеж, и семь, и тридцать, бывает и одно склонение, и двенадцать. И народы не чувствуют от этого никакого неудобства, пока язык функционирует в пределах одной нации.
Машина сможет подсказать только употребительность корнкй; скажем, что слово dog употребляется бОльшим числом людей, чем hund или собака. Но ведь употребительность - не единственный критерий выбора, надо принимать во внимание и краткость, и благозвучие, и возможность смешения с другими корнями. Эсперанто обладает всеми перечисленными здесь качествами. Стоит ли ради сомнительных преимуществ создавать новую систему? Человечество накопило большой опыт, все искусственные языки, изобретенные после эсперанто (а их были сотни), не достигли и сотой доли его распространенности. Не вызывает сомнения, что язык эсперанто на данном этапе вполне может играть роль международного (вспомогательного) средства общения.