Словесность: Романы: Михаил Березин

КНИГА УСОВЕРШЕНСТВОВАНИЯ МЕРТВЫХ

Я - террорист. Мои объятия смертельны. В жилете, плотно облегающем мою
грудь, десять с половиной килограмм тротила.

Я - маньяк.

Я - фанатик.

А, попросту, я - дракон. ...

Я - self-made man. Человек, создавший самого себя. Мое имя - Дин Донн. Я сам
придумал его, и именно под этим именем меня разыскивают сейчас все полиции
мира.

Как я уже упоминал, я - дракон. И стал я им оттого, что ненавижу фламинго.
...

Самые непримиримые группы людей - это драконы и фламинго. Объяснюсь коротко:
фламинго - это выродки, начисто лишенные естественной для человека
потребности в ненависти. Своего рода евнухи. Однако именно они формируют
Общественное Мнение. (В обществе почему-то принято подавлять естественные
инстинкты.) Их любимые лозунги: "Все люди - братья!" и "Красота спасет мир!"

Драконы же - это те, кто не только ощущает потребность в ненависти, но и
дает ей открытый, ничем не завуалированный выход. Мы кочуем по земле в
жилетках, начиненных тротилом. ...

Я подчинился этой эстетике, во-первых, исходя из корпоративной солидарности,
а, во-вторых, поскольку она мне и в самом деле близка. Да и, к тому же,
попробуй различить в случайном встречном фламинго. Ни рост, ни вес, ни
профиль носа, ни даже профессия человека не говорят о принадлежности его к
этому ненавистному племени. Даже в хорошем знакомом иной раз невозможно с
большой степенью точности определить розового пернатого.

Оттого я и объявил войну любителям эсперанто. Истребляю всех, кто изучает
этот искусственный язык. К сожалению, я лишен возможности прикончить лично
доктора Заменгофа - создателя эсперанто (он умер задолго до того, как я
родился), зато уничтожаю всех его последователей, до которых удается
добраться.

Почему ополчился именно против них? Потому что все они заведомо - фламинго.
Ибо этот язык призван сделаться средством межнационального, т.е.
общечеловеческого общения. При наличии современных средств коммуникаций
существование - и, главное, дальнейшее развитие - подобного языка грозит
полной интеграцией отдельных групп в единую человеческую массу, в которой
окончательно восторжествует чудовищный монстр современности - Общественное
Мнение. По натуре я оптимист, и верю, что, быть может, где-то до наших дней
сохранились благословенные племена, еще не подпавшие под безжалостные
жернова этого монстра. И вот в среду подобного племени проникает отравленное
облако эсперанто. И дикари вроде как прозревают, в их узких лбах начинает
что-то шевелиться, прокручиваться и щелкать, и неожиданно они постигают
истину. Что нехорошо иметь общих женщин, что если у тебя в ожерелье
болтается на три кабаньих зуба больше, чем у соседа по пальме, то ты - более
уважаемый человек и т.д. и т.п.

Другими словами эсперанто - это своеобразный шприц, наполненный дурманом,
квинтэссенцией которого является Общественное Мнение. Если захотите выучить
эсперанто, похлопайте себя сначала по венам.

Мною выработан следующий официоз:

"Человечество не обладает достоинствами, поскольку все выставленные напоказ
добродетели - суть цинизм, лукавство, лицемерие или в лучшем случае - выдача
желаемого за действительное. Сорви этот покров лжи, и на смену приторному
благообразию в смокинге мгновенно явится оскалившая пасть химера. Одной
группе людей здесь совершенно нечем обогатить другую. Зато человечество
обладает массой пороков, которые при наслаивании одних на другие - а это
неизменно происходит в процессе интеграции - постепенно превращают человека
из глупого, но относительно безобидного животного в подлинное чудовище.
Следовательно, секта эсперантистов стремится именно к этому.
Жрецы эсперанто верно служат молоху Общественного Мнения, являясь его опорой
и оплотом.

Безусловно, и без эсперанто мир категорически несовершенен. Однако эсперанто
возводит это несовершенство до абсолютного уровня."

Вооруженный этим официозом, я и бросаюсь в атаку. ...

Я накупил учебников, консервов, компакт-дисков и заперся у себя в бункере. К
тому моменту я довольно сносно владел французским, немецким и испанским, так
что выучить еще один язык не составляло большого труда. Потом я написал на
эсперанто обширный трактат и разослал его электронной почтой всем членам
ИСЛЭ (Исполнительного Совета Любителей Эсперанто): Масперо, Шамполиону,
Лепаж-Ренуфу, Лепсиусу, Кетлину, Дю-Шалью, Пханье, Баудиссену и Делитчу. В
нем я отмечал, как важна сегодня их деятельность во благо эсперанто,
интеграции и взаимопонимания. Ведь лишь когда все люди снова заговорят на
едином языке прекратятся войны. И только лишь с исчезновением языковых
барьеров возможно достижение всеобщей гармонии. Ведь согласно Ветхому Завету
человечество когда-то уже обходилось одним единственным языком. Многоязычие
явилось карой господней. Но, пожалуй, в наше время, общество уже достигло
той поры зрелости, чтобы самому определить свою дальнейшую судьбу. Не
дожидаясь помощи Всевышнего, возвратить гармонию на землю. Вернуть
единоязычие и возвести гигантские плотины во избежание новых потопов. И если
вдуматься, тот библейский единый язык ведь тоже был эсперанто. Крючкотворы с
этим, естественно, не согласятся: мол, язык был совершенно другим. Однако он
был единственным, общим, а значит это все же был эсперанто. Эсперанто! Да
здравствует эсперанто!

На следующее утро, когда я подошел к компьютеру, меня уже поджидали восемь
сердечных ответов. Не откликнулся лишь Лепаж-Ренуф. Я сразу же решил, что
уничтожу его в последнюю очередь. ...

Первого любителя эсперанто я прикончил тут же в Пенсильвании. Я даже не
удосужился поинтересоваться его именем. К счастью, эсперантистов всегда
можно распознать по таким специальным значочкам, которые они носят с
беспредельной гордостью.

Я обратился к нему на эсперанто, получил ответ на эсперанто и всадил в него
обойму из своего бессменного "люгера". Он повис на мне, словно мешок с
дерьмом, а когда я сбросил его на землю, лацкан пиджака, на котором висел
значок, задрался, и тогда я посмотрел ему прямо в лицо. Стройный мулат лет
двадцати пяти, правильные черты, на губах улыбка, в глазах радость, во лбу -
дырка от пули. Рядом с ним я оставил свою визитную карточку, в которой
значилось: "Дин Донн, кафедра драконовских наук, бакалавр". Для себя же
решил, что после первой сотни стану магистром, а после тысячи - доктором.

Когда я прикончил десятого любителя эсперанто, обо мне заговорили всерьез.
Дело в том, что в каждом штате для начала я решил угробить по эсперантисту.
И на десятом это дошло, наконец, до полиции. Впрочем, и то, что я охочусь
именно за любителями эсперанто, до них дошло только после Дага Сайса, а он
был шестым. Газеты разразились потоком публикаций, ставивших целью разрешить
загадку Дина Донна. Заодно они пытались предугадать, в каком из штатов
произойдет очередное убийство. Нечасто им это удавалось.

Когда пал сорок девятый любитель эсперанто, всеобщее оживление достигло
апогея. Ведь теперь практически безошибочно можно было определить место
следующего преступления: штат Юта. Штат маленький, эсперантистов в нем - кот
наплакал, и полиция всерьез рассчитывала на успех при поимке зловещего Дина
Донна. Впрочем, в этом штате давно уже орудовал другой дракон по имени Грэг
Григ, который уничтожал мормонов. И ни полиции, ни ФБР пока не удавалось его
задержать. Но мормонов в штате Юта хоть пруд пруди, а любителей эсперанто -
как уже говорилось, кот наплакал. К каждому эсперантисту была приставлена
охрана, ФБР наводнило штат своими агентами. ...

Имя каждого из убитых мною любителей эсперанто - многие из них я узнавал
лишь из газет - получал очередной тарантул. Я надписывал его рядом с ним на
стеллаже аккуратным каллиграфическим почерком. Для членов ИСЛЭ был
заготовлен специальный стенд с бархатом, на котором покоились особенно
крупные тарантульи особи. Одновременно я вел активную переписку на эсперанто
с членами Совета и другими активистами движения. Компьютер пыхтел от натуги,
принимая все новые и новые сообщения, поздравления, предостережения. В
частности, мне рекомендовалось не носить значок в общественных местах, а
также не вступать в разговоры, если ко мне обратятся на эсперанто на улице.
Со своей стороны приблизительно то же самое я рекомендовал и другим. Им ведь
было невдомек, что ежедневно ко мне в компьютер поступают сотни новых имен и
адресов. Отныне я не нуждался в случайных встречах. К тому же мне удалось
вскрыть сетевую защиту и проникнуть в информационную базу данных
Исполнительного Совета. Вскорости сотый по счету тарантул получил имя, и я
сделался магистром. При этом прекрасно сознавая, что получить звание доктора
будет значительно сложнее. ...

Одна из штаб-квартир Исполнительного Совета любителей эсперанто
располагалась в Дублине в старом двухэтажном особняке. Я был принят там с
почетом и представлен членам Совета. При этом лишь Лепаж-Ренуф отнесся ко
мне довольно холодно и с настороженностью. Остальные же - в особенности я
сошелся с Масперо - проявили немалое радушие. Как и доктор Заменгоф, по
профессии Масперо являлся окулистом. Он был высоким, тощим, с большими
черными глазами и орлиным носом.

Штаб-квартира в Дублине представляла собой гигантскую библиотеку. Все без
исключения помещения были заставлены стеллажами с книгами. Книги, книги,
книги... Книги, написанные на эсперанто, переводы с различных языков мира на
эсперанто, переводы с эсперанто на различные языки мира, книги по
языкознанию. Повсюду на стенах были развешены плакаты.

Мы, эсперантисты, покажем миру, что взаимопонимание различных наций вполне
доступно, что идея искусственного языка не утопия, а дело вполне
естественное, наши внуки даже не захотят поверить, что когда-то было иначе и
что люди долгое время могли жить без него." (Л. Заменгоф.)

"Ключ к всечеловеческому языку, потерянный в вавилонской башне, должен быть
вновь искусственно выкован при помощи эсперанто." (Жюль Верн.)
и т.д. ...

Провалявшись несколько дней в бункере, я отправился в Кливленд, где разминки
ради шлепнул еще нескольких любителей эсперанто. Кливленд - большой город, и
развлекательных заведений в нем - тьма. Вечером я отправился в турне по
секс-клубам, и, наконец, встретил потрясающую девчонку. Волосы у нее были
пушистые, пепельного цвета. У нее были длинные красивые ногти. И ноги тоже.
Мы немного посидели в одном из ночных баров, и я все больше поддавался ее
очарованию. С ней было легко. У меня появилось ощущение, будто в жизни моей
начинает происходить нечто странное. Потом я здорово набрался и уж не помню,
как оказался у нее в постели. Она мне показала небо в алмазах. И тут среди
стонов и слов любви, я внезапно пришел в себя, в голове прояснилось, и я,
вдруг, понял, что говорим-то мы с ней на эсперанто. Мои мускулы мгновенно
отвердели, а пальцы сжались вокруг ее горла.

- Прощай, - пробормотал я все на том же роковом для нее языке.

Лицо ее исказилось, и она перестала дышать. Я не испытывал ни малейшей
жалости к этой фламинго. Ни малейшей! ...

...Шамполион высказал неожиданную мысль в подтверждение о необходимости
эсперанто. Доказательство он экстраполировал на проблемы языка и общения,
основываясь на достижениях математики. Вообще-то, основным занятием
Шамполиона - который, как и Баудиссен, являлся математиком по образованию -
и было эсперанто. Точнее, он возглавлял группу, занимавшуюся переводом
основных компьютерных программ на этот язык, а один из американских
университетов оплачивал работу. Так вот, Шамполион позволил себе сделать
предположение, что все народы мира не только говорят на разных языках, но и
цифры на этих языках записываются по-разному. Мало того, в различных странах
существуют различные системы исчисления: где двоичная, где троичная, где
семеричная и т.д. С какими же неисчислимыми бедами было бы связано подобное
положение! Буксовало бы развитие точных наук, и, как следствие, развитие
экономики. Не возникло бы необходимой базы для создания эффективных средств
коммуникаций. Ученые разных стран двигались бы вслепую, разрозненными
рядами, неоправданно ударяясь то в одну крайность, то в другую, а за ними бы
металось, повторяя все эти действия, обескураженное общество. Да, в
современных условиях, располагая ассемблерами, дизассемблерами, кодерами,
декодерами и прочими хитроумными штучками еще можно было бы как-то наладить
обмен информацией, но вся беда-то как раз и заключается в том, что этих
современных условий бы не возникло. Вернее, процесс их создания мог
затянуться на лишнее тысячелетие.

И вот в один прекрасный момент появляется математический эсперанто, т.е. -
нынешняя арабская система записи чисел и два унифицированных стандарта
исчисления: универсальный десятичный и компьютерный двоичный, и наука
решительно устремляется вперед. А вслед за нею невиданными темпами
развиваются и все остальные сферы жизни.

Так и с языком. Можно себе представить, какой гигантский скачок совершит
человечество, когда достигнет единоязычия. Как продвинется вперед наука, а
за нею и экономика. Возрастет взаимопонимание, подскочит жизненный уровень,
исчезнут войны...

Я решил, что следующим из членов ИСЛЭ отправлю на тот свет именно
Шамполиона. ...

Я думаю о том недалеком времени, когда в живых останется лишь один человек,
владеющий эсперанто. Игра закончится, и, если это буду я, на новую у меня
уже не хватит сил. Конечно, и помимо любителей эсперанто в мире еще остается
достаточное количество фламинго. Однако ненависть к ним - удел иных
драконов. ...

Без особых приключений я добрался до Каракаса и вылетел в Майами. Однако в
Америке неожиданно обнаружил, что меня отказываются понимать. И тут понял,
что говорю на эсперанто. Другие языки я с трудом понимал, но говорить на них
разучился. Ведь долгое время я общался в основном с любителями эсперанто, а
последние три года провел на острове, где говорить уже приходилось
исключительно на эсперанто.

Вернувшись к себе в бункер, я переломал все стенды с тарантулами и пошел
сдаваться в полицию...

Следствие растянулось на долгие годы, ведь жертвами были многие тысячи. От
беспрерывных допросов я постепенно отупел. Помню, как я сидел с отрешенным
видом, когда следователь зачитывал какой-то манускрипт, и только последние
фразы начали отображаться в моем сознании. "...Человеку не свойственно
ассоциировать себя со всем человечеством. Разделять людей на подгруппы,
причислять себя к одним и враждебно относиться к другим - вот что заложено в
его генах. И к чертям пацифистов, всех людей доброй воли вместе взятых.
Сколь бы ни были красивы их лозунги, реальность противоречит им. А
общественное мнение, формируемое ими, лишь давит на психику... Раньше - да и
теперь еще - человек в первую очередь ассоциировал себя с какой-либо нацией
и враждебно относился к нациям другим. Но у процесса этого нет будущего.
Межнациональные различия стираются. Арабы трахаются с француженками,
англичане с японками, папуасы с эскимосами. У нас в Америке переплав
различных наций в новую единую человеческую формацию особенно заметен. Но
сейчас по нашему примеру возникают Соединенные Штаты Европы и Соединенные
Штаты Латинской Америки. Скоро возникнут Соединенные Штаты Африки и
Соединенные Штаты Азии. Что дальше, нетрудно предугадать - Соединенные Штаты
Мира. И населять их будут люди единого типа: светло-шоколадные и в меру
косоглазые. И язык - будьте любезны - фламинго уже разработали. Но куда
девать врожденную ненависть людей из одной группы к людям из групп иных? Но
проблем! Тут и дальше будет происходить естественный отбор и сильные будут
выживать за счет слабых. Пешеходы станут ненавидеть автомобилистов,
рабочие - интеллигентов, созерцатели - созидателей, телезрители -
рекламодателей. Однако двумя основными группами, на которые разделятся люди,
станут драконы и фламинго..." Следователь продолжал читать. Я понял, что им,
в конце концов, удалось вскрыть защиту на моем компьютере и забраться
внутрь. "Не нужно пытаться найти в драконах какое-либо инфернальное начало.
Путь Дина Донна - лишь путь торжества законов природы", - закончил чтение
следователь.

Прошло еще какое-то время, и следователь положил передо мной свежий номер
"Таймс". В нем говорилось, что разразившаяся вокруг эсперанто шумиха
привлекла к нему внимание жителей всех континентов. И что когда опасность,
связанная с его изучением миновала, его принялись изучать повсеместно.
Сейчас эсперанто владеют уже многие миллионы.

Я не поверил, и высказал свои сомнения на эсперанто, но следователь без
труда мне ответил. Тогда передо мной живо возник мерцающий экран монитора,
на котором буква за буквой появлялось утверждение Баудиссена: чем больше
эсперантистов выйдет из игры, тем больше других окажется на их месте.

Эсперанто сделалось одной из самых популярных вещей на свете. Торговцы,
продававшие самоучители эсперанто, мгновенно стали миллионерами.

Сидя в камере, я теперь только об этом и думал. Мы проиграли, поскольку
ненавидели больше. Оказывается, кто больше ненавидит, тот проигрывает. Но
тогда возникает парадокс - если тот, кто больше ненавидит - проигрывает, то
чтобы выиграть, нужно ненавидеть меньше. Но если ты ненавидишь меньше, но
все же ненавидишь, то кто-то обязательно будет ненавидеть меньше тебя.
Значит, чтобы заведомо обеспечить себе победу, нужно вообще отказаться от
ненависти..