Рассказ
старого эсперантиста
В 1928 и 1929 гг. как
учащийся Московской школы
пчеловодства, садоводства и
овощеводства я попал на практику
в г.Козлов (ныне - Мичуринск) к
известному ученому-практику
И.В.Мичурину. В составе группы
учащихся мы помогали ему
закладывать новый большой сад. В
старом саду мы делали прививки
новых сортов на садовых малых
деревцах. Работы было много, а
весна была сухая и жаркая. Мы
быстро уставали. От недоедания
кружилась голова. Однажды мне
стало очень плохо. Мичурин отвел
меня на отдых и лечение в свою
жилую комнату, где было
прохладно. Там я забылся на
час-другой. А когда очнулся, на
столе увидел небольшую книгу
"Эсперанто". На мой вопрос:
"Что такое эсперанто?"
Дедушка (как мы звали между собой
Мичурина) весь вечер рассказывал
мне об эсперанто и эсперантистах,
и особенно много о его авторе -
Л.Заменгофе. Он сообщил мне адрес
(Москва, Спиридоновка, 16), по
которому можно выписать учебник
"Эсперанто". Вскоре я имел
его. Поступив на заочные курсы, я
быстро выполнил 20 контрольных
работ, получил благодарность и
билет члена Союза Эсперантистов
за N 4001. Вскоре я получил и билет
члена SAT, т.е. международной
ассоциации эсперантистов. С
этого времени я начал выписывать
газету на эсперанто "Sur posteno"
и журнал на русском языке
"Международный язык".
Первые задания ЦК СЭСР (Союза
Эсперантистов Советских
Республик) были таковыми:
пропаганда эсперанто путем
расклеивания листовок об
эсперанто, рассказ об эсперанто
учащимся школ, печатание в
газетах сообщений об эсперанто,
отправка писем на эсперанто
ученикам Болгарии, Греции,
Германии, Франции, Англии,
Чехословакии, Испании и
Югославии, перевод на эсперанто и
высылка писем политэмигрантам и
политзаключенным в ряд стран
Европы от имени МОПРа -
Международного общества помощи
борцам революции, т.к. я бесплатно
работал в обкоме МОПРа и
одновременно учился в сельхоз- и
пединститутах г.Орджоникидзе
Северной Осетии (ныне -
Владикавказ).
При сельхозинституте в 1934 г. с
помощью Дмитрия Спиридонова и
доцента кафедры химии Горецкой
Нины Васильевны мною была
организована переписка с
эсперантистами всего мира и
бесплатные курсы по изучению
эсперанто. Создав эсперанто-клуб
в составе 16 человек, мы принимали
гостей-эсперантистов из Франции,
Германии, политэмигрантов из
Болгарии (первого секретаря
компартии Болгарии Андреева с
семьей) и Югославии, работников
Коминтерна. Фамилии последних
уже забыл, но помню это были чех,
мадьяр, финн, серб и женщина из
Хорватии (часть Югославии).
Материально мы, студенты, жили
плохо, т.к. получали стипендию
размером всего в 20-25 рублей.
Приходилось подрабатывать
грузчиками на железнодорожной
станции. Иногда местные студенты
приносили нам жареную кукурузу,
чрезвычайно, между прочим,
вкусную.
Вместе с нашими иностранными
гостями, мы ездили в г.Тбилиси,
рассказывали о Военно-Грузинской
дороге, Баксанском ущелье и иных
достопримечательностях. В 1935 г.
руководитель нашего
эсперанто-клуба Спиридонов Д.К.
возглавил Северо-Кавказский
эсперанто-комитет, а после его
ухода в ряды РК РА в начале 1936 г. в
должности уполномоченного ЦК
СЭСР по Северному Кавказу
заменил его я. Мы создали
городские эсперанто-комитеты в
городах Орджоникидзе,
Минеральные Воды, Пятигорск,
Кисловодск, Грозный, Махачкала и
Дербент. В них насчитывалось
примерно 240 человек. Мы
устраивали встречи, викторины,
концерты, экскурсии на
осетинские и кабардинские
свадьбы, обменивались скромными
подарками с иностранцами. Помню,
наша хорошенькая эсперантистка
Наташа, студентка
сельхозинститута, получила в
конверте газовый платок,
надушенный французскими духами.
Это было событие. Об этом писали в
городских газетах и говорили по
областному радио. К ней, Наташе,
приходили все студентки,
посмотреть платок. Она была
героиней, возглавила
эсперанто-кружок, занималась со
студентами в 3 смены, т.е. 3 дня в
неделю. Через 3 месяца она
исчезла. Ее и еще троих способных
эсперантисток и двух интересных,
умных юношей (осетина и грузина)
арестовало НКВД. 20 лет тому назад
их реабилитировали, но места их
захоронения, увы, неизвестны.
В начале 1937 г. ЦК КПСС и НКВД
приказали нашим
эсперанто-комитетам (городским и
Северо-Кавказскому)
самораспуститься. Архив наш был
опечатан, сдан в областной архив.
Наши документы сохранились, но
нам их не выдают и не снимают
копии. Почему? Не знаю. Мы,
эсперантисты, очень переживали
запрет эсперанто. Учителя школ,
руководившие эсперанто-кружками,
были уволены с работы. Мне тоже
угрожали расправой... Но военком
после окончания мною двух
институтов в 1938 г. отправил меня
на создававшийся Ленинградский
фронт. Вскоре началась война с
Финляндией. Там я получил
серьезное ранение и был
отправлен в госпиталь. На время
СМЕРШ потерял меня. Но когда
началась Великая Отечественная
война, начальник СМЕРШа 611-го
стрелкового полка сообщил мне,
что в первом же бою я погибну.
Неоднократно я был ранен, три
года висел в люльке в Московском
госпитале (уже после войны), но
выжил. В боях за Родину я
участвовал все годы Великой
Отечественной войны...
Эсперанто пригодился мне и в
годы войны. Когда в 1944 г. наша
дивизия вошла в город Бухарест,
мне и еще 7 офицерам было
приказано срочно найти воду, т.к.
в колонках воды не было. Мы долго
искали Н2О, стучали в дома, но
двери не открывались. Случайно
обратили внимание на прекрасный
особняк. Стучали в дверь, в окна -
ответа не было. Вдруг из окна
выглянул человек с
интеллигентным лицом. Мы
обратились на французском языке.
В ответ - молчание. Обратились на
английском языке. Снова -
молчание. На немецком языке, на
румынском... Лицо побагровело. А
затем мы услышали страшную
ругань, в том числе и на русском
языке: бандиты, вы разрушили всю
Румынию и всю Европу, но наш народ
вам не поставить на колени! Мы вас
будем уничтожать ночью, вы... На
груди его блеснул
эсперантистский значок - зеленая
звезда. Тогда я обратился к нему
на эсперанто. Он вздрогнул.
Всмотрелся и спросил: кто говорит
на эсперанто? Я подошел ближе и
громко сказал на эсперанто, что
мы не бандиты, не завоеватели, мы,
наоборот, пацифисты, боремся за
мир... Вы должны нам помочь найти
воду. На улице жарко и мы
испытываем жажду. Прикажите кому
нужно пустить воду в уличные
колонки. Vi estas kultura homo, inteligenta homo. Ni
petas - helpu al ni. Ni dankos. Он передразнил:
"данкос!". Но сдался. Звонил
по телефону куда-то, убеждал
кого-то. Спросив, сколько нас и
услышав, что pli ol dek miloj da homoj,
всплеснул руками, выругался
по-румынски и по-русски. Минуты
две помолчал, затем крикнул:
"Через 20 минут откроются 12
колонок и 40 минут будет идти вода.
Идите скорее, организуйте забор
воды!". Он быстро вынес из дома
кувшин молока, но руки пожал
только тем, кто знал эсперанто. Мы
побежали готовить емкости.
Набирая в них воду, пили сами и
поили лошадей. Задачу свою мы
выполнили. Командир полка
объявил нам благодарность,
пообещал наградить нас всех
боевыми орденами или даже
присвоить звание Героя. Но слово
свое он не сдержал, т.к. начальник
СМЕРШа был против награждения,
ссылаясь на то, что мы
разговаривали с румыном на
запрещенном у нас языке -
эсперанто. На самом деле
эсперанто в нашей стране никогда
не запрещалось.
При возвращении домой, т.е. в
СССР, после дня Победы,
неприятность произошла при
переправе через реку Днестр.
Главный начальник румынского
парома не знал русского языка, а
наш передовой отряд не имел
переводчика. Румын требовал
плату в 1 кг золота. У нас его не
было. Скандал затягивался.
Командир полка снова послал меня
и еще двух офицеров, владевших
немецким и французским языками к
румынскому начальнику парома. На
немецкие и французские слова он
не обратил внимания. Я вмешался
на эсперанто. Он повернулся и
искал взглядом говорящего на
этом языке. Он знал эсперанто, но
боялся признаться в этом. Тихо, на
ухо он сказал мне, что похищены
золотые и серебряные украшения
из приемной румынского короля. Мы
должны вернуть их ему. Наш
командир полка лично поговорил с
офицерами, а те с рядовыми
воинами и через час румыну были
показаны кольца и браслеты,
купленные в магазинах Бухареста.
Румын не взял их, а попросил 20
денежных знаков с изображением
В.И.Ленина и потом всем уходящим
нашим ротам кричал вслед на
эсперанто: "Felichon al vi!". Таким
образом, инцидент был исчерпан с
помощью эсперанто.
Находясь на лечении в одном из
госпиталей Москвы, в 1947 г. я
прочитал в городской газете о
появлении на одном из заводов
столицы эсперанто-кружка. Новые
эсперантисты просили помощи в
пропаганде языка Л.Заменгофа. Я
заговорил на эту тему со своим
соседом по больничной койке
Степаном, удостоенным в годы
войны звания Героя Советского
Союза и сочувствующим эсперанто.
Степану как Герою давали лучшие
лекарства и лучше кормили.
Настроение у него было
приподнятое, т.к. состояние
здоровья его пошло на поправку.
Он согласился пойти со мной в
один из майских дней в Кремль, к
члену Политбюро ЦК КПСС
М.А.Суслову за помощью в
легализации эсперанто.
Могущественный Суслов не хотел
разговаривать с нами, но Степан
сказал помощнику Суслова, что
если тот не примет нас, он
откажется от звания Героя
Советского Союза и сдаст Золотую
Звезду в Верховный Совет СССР.
Суслов принял нас и сразу заявил,
что помогать вам, эсперантистам,
мы не намерены, но и мешать тоже
не будем. Если сможете сами
развиваться, дерзайте. Затем он
позвонил в Министерство
просвещения РСФСР (до войны Союз
эсперантистов подчинялся этому
министерству) и спросил, может ли
оно оказывать помощь Союзу
эсперантистов? Замминистра
ответил: "Эсперанто надо
прикрыть, а эсперантистов
выслать на Чукотку. Никакой
помощи им!". Суслов сказал нам:
видите, какая слава о вас,
эсперантистах! Но, коль вас всего
4 эсперантиста на всю Москву,
прикрывать мы вас не будем.
Развивайтесь, но в парторганы не
обращайтесь. Мы обрадовались, что
нас не арестовали и долго потом
рассказывали об этом
эсперантистам.