ЛИНГВОФИЛОСОФСКИЕ И ИДЕОЛОГИЧЕСКИЕ МОТИВЫ СОЗДАНИЯ ПЛАНОВЫХ ЯЗЫКОВ

Д.Бланке

0. Введение. Иногда высказывают мнение о том, что авторы плановых языков создали свои проекты главным образом для облегчения международного языкового общения на нейтральной языковой базе. При более близком рассмотрении истории создания плановых языков следует констатировать, что мотивы, которые использовались авторами для создания, публикации и пропаганды своих проектов, были весьма различны, иногда очень контрастны. Можно было бы упомянуть между прочим следующие мотивы:

а) стремление реализовать в проекте конкретные лингво-философские концепции,

б) в целом облегчить международные отношения с помощью языкового средства,

в) добиться определенных социальных изменений путем введения международного языка (пацифистско-гуманитарные, националистические или даже империалистические изменения),

г) познакомиться в международном плане с полезным произведением (психологический мотив),

д) просто играть языковыми элементами и структурами.

Конечно, можно было бы упомянуть менее важные мотивы у отдельных авторов, хотя у определенного автора всегда действуют один-два главных мотива, однако в целом взаимодействуют несколько.

Мы хотим осветить несколько лингвофилософских и идеологических мотивов и показать, что конкретный этнолингвистический материал планового языка или его структуры определяются также философски и идеологически.

1. Лингвофилософские мотивы

1.1. Рациональное мьшление

Некоторые философы XVII в. - особенно рационалисты, - стараясь преодолеть средневековую схоластику, стремились упорядочить знание о мире к создать "общую науку" (scientia generalis). Для этого необходим был язык как инструмент. В то же время они осознавали несовершенство человеческого языка и пытались создать такой инструмент, который облегчил бы упорядочение знания и одновременно был бы выражением такого упорядочения. Создаваемый язык должен был бы обеспечить создание новых знаний. Особое влияние имело сочинение "Ars magna et ultima" кастильского мыслителя Луллия (1234-13I5), известная механика мышления и изобретения, которая путем комбинации отдельных элементов и отношений должна была бы позволить создание "правильных" ответов и новых заданий. Согласно Косериу (Coseriu, 1972), эта комбинация дала бы 531441, а го Кутюра (Couturat, 1901) даже 511*6 понятий. Под влиянием Луллия Декарт (1596-1670) и Лейбниц (1646-1716) представили свои идеи об идеальном языке, о которых мы находим достаточно много сведений в литературе по интерлингвистике. Часто несколько односторонне (Dietterle, 1921, 31-40) представляют идеи Лейбница, который фактически имел три цели:

а) создать систему способных к комбинациям элементов для фиксирования и упорядочения существующего знания (классификации),

б) создать логический язык как средство мышления для получения новых знаний,

в) дать язык, применимый в международном плане (c1 по а) + в) философского типа, с2 на базе латыни, следовательно, апостериорный проект планового языка).

1.2. Прогресс языковой эволюции

К группе проектов плановых языков с лингвофилософской базой принадлежит проект Альберта Липтая (Liptay, 1692). Своим langue catholique (т.е. общим языком) он хотел не просто предложить новый международный язык, но прежде всего пытался доказать на примерах существования законов, "которым подчиняются различные языки в своей эволюции, и выяснить из этих аксиом эволюции тенденцию языков в направлении к обобщению, упрощению и, наконец, человеческой речи" (Liptay, 1891, 3). К слиянию этому же имеет отношение и теория прогресса в языковой эволюции Отто Есперсена (1894) и слияния языков в единый язык человечества Марра (Маrr, 1920) и Сталина (Stalin, 1951).

1.3. Гипотеза Сепира - Уорфа

Два проекта плановых языков, не совсем четко выделяющиеся своей общей лингвофилософской базой, это - логлан Джеймса Брауна и интерлингва Александра Гоуда. Создание обоих проектов не мотивировано концепцией о необходимости более легкого средства международной языковой коммуникации, но основывается на гипотезе Эдварда Сепира (1884-1939) и Бенджамина Ли Уорфа (1897-1941) о лингвистической относительности. Гипотеза Сепира-Уорфа в определенной степени даже противоречит интерлинвистической концепции о международной языковой коммуникации. Гипотеза гласит, что не только языковой узус, но и мышление и восприятие мира человеком зависят в первую очередь от структур и классификаций, которые различаются в отдельных языках. Языки дают человеку неодинаковую интерпретацию реальности. Уорф подчеркивает, что понятия современной науки и культуры, термины и вообще концепции современной цивилизации развились на базе западноевропейских, т.е. в основном романских, языков. По нашему мнению, внутри европейских языков существуют общие черты, которые они могли бы выделить. Он пишет: "Так как едва ли в отношении сравниваемых черт английский, французский, немецкий языки различаются, я их объединил в группу, которую назвал конкретно SAE = Standard Average European, т.е. "стандартные общие европейские" (Whorf, 1963, 75).

Хотя невозможно отрицать общие черты европейских языков отношением между языком и мышлением, все же гипотеза Сепира-Уорфа, которая в настоящей форме обсуждается отдельно на базе работ Уорфа, не отвечает реальности.

Это фактически означает отрицание возможности перевода понятий между различными языками. Кроме того, материальность мира, т.е. объективность и независимость человеческого сознания, означает, что, несмотря на лингвистически детерминированную, часто неодинаковую интерпретацию частей реальности, разнояэычные индивидуумы способны толковать мир одинаково - в зависимости от своего практического опыта, образования, философских и идеологических позиций. Для эффективного применения планового языка в мировом масштабе, следуя гипотезе Уорфа, необходимо было бы отказаться от своей собственной лингвистической понятийной цели, чего человек не может сделать. Поэтому никакой плановой язык не мог бы функционировать во всемирном масштабе, максимально только там, откуда происходит основной материал-источник, например, латинический плановый язык на территории романских языков, но не в Азии, и т.п.

К гипотезе о "языковом релятивизме" Брауна и Гоуда подходят с двух различных сторон.

1.3.1. Логлан (Loglan)

С помощью Логлана (< Logical Language) Браун (Brown, 1975а, 1975б} хотел создать инструмент для проверки гипотезы лингвистической относительности. Если действительно верно, что мышление определяется конкретным языком, тогда, по мнению Брауна, логический язык должен был бы повлиять на мышление и облегчить его работу. Здесь мы вновь встречаемся с идеями Декарта и Лейбница. Браун называет свой проект "логическим" не потому, что он создан по законам логики, но потому, что он превосходит, по его мнению, этнические языки в тех сферах человеческого языка, которые логически перцептируются, т.е. более относятся к синтаксису, чем к семантике. Браун подчеркивает ( Broun, 1975a; 11), что он в своем проекте не видит нового кандидата на роль международного языка, но не исключает его международного применения. Проект Брауна вызвал довольно бурную дискуссию о существе лингвистической относительности* и получил несколько пространных рецензий**.

Логланом заинтересовалось небольшое количество людей, особенно в США, которые обсуждают в журнале "The Loglanist" не столько оригинальные идеи Брауна, сколько возможности Логлана как языка для ЭВМ.

Проверка гипотезы Сепира-Уорфа оказалась возможной лишь в том случае, если бы проект получил достаточное количество многонациональных приверженцев. А этого до сих пор не случилось.

1.3.2. Интерлингва (International Auxiliary Language Association)

Интерлингва А.Гоуда (1900-1970), разработанный при посредстве Ассоциации международного вспомогательного языка (АМВЯ) в 1951 г., является парадоксальным продуктом интерлингвистики. Он может быть классифицирован, как полуплановый язык из группы натуралистических систем, но, в отличие от окциденталь-интерлингве (1922) Э.Валя (1867-1948), он не задуман в качестве международного языка. Гоуд (Gode, 1983, 56) сам заявил, что он не верит в концепцию международного языка: "Я думаю, что идея всеобщего языка для всего человечества, по общему определению, является ложной, и может быть лишь представлена как гример интеллектуального заблуждения, как в музее, в котором заблудились наши отцы и деды из-за своей горячей поддержки рационального позитивизма".

Под "обычным определением" Гоуд понимает концепцию международного языка как родного наряду с родным. И Андре Мартине, который в 1946-1948 гг. был одним из лингвистических директоров АМВЯ, описал свое впечатление о Гоуде: "Когда я пришел в АМВЯ, я там встретил группу, состоящую из полдюжины романистов, безусловно преданных Гоуду, которые не стеснялись высказываться откровенно о том, что он не верит в международный язык... Гоуд производил впечатление человека, занявшегося приключениями (авантюрой)*** ... Какие же цели были у Гоуда? Он хотел смоделировать часть гипотезы лингвистической относительности. Если Браун хотел проверить эту гипотезу, то Гоуд принял гипотезу, как факт, и старался смоделировать "стандартный общеевропейский язык" (SAE). Его он хотел создать из европейских языков. О своей цели он писал: "Языковую форму Гоуда не называют только la Interlingua, но лишь unu Interlingua". Из этого вытекает серьезная возможность применить термин "интерлингва" вообще к "закрытой системе", у которой великие "вечерние"**** языки функционально переплетаются, то есть именно то, что Уорф ставил целью подвести понятие SAE. Гоуду принадлежит заслуга в том, что он первым сознательно и исключительно пытался закодировать закрытую систему западных языков" (Gode, 1958, 49). Свое евроцентристское элитарно-теоретическое кредо о превосходстве европейских языков он выразил в четырех пунктах:

1. "Языки мира нельзя свести к одной всеобщей модели. Не существует "абсолютной" лингвистической модели, и каждый язык - естественный или сконструированный - подвержен необходимости одного из многих возможных специализированных;

2. Глобальный интернационализм XX века форсируется идеологическими силами западного происхождения. Они могут зародиться только в западных моделях мышления (и речи), они воспринимаются всеми участниками, независимо от их случайной базы родного языка.

3. Языки Запада - по происхождению или по последствиям исторического влияния, или и того и другого - так близки один к другому, что разумно и показательно рассматривать их, как варианты одного типа языка, который удачно назван "стандартный среднеевропейский" (SAE).

4. Естественный и единственно возможный наднациональный язык науки, который в наиболее понятном смысле совпадает с силами современного интернационализма, - "стандартный среднеевропейский". Из всего этого интерлингва - наиболее удачное решение. Возможные улучшения в нем, характерные для всех живых языков, будут делаться путем органического развития в процессе употребления. Методика, использованная при разработке интерлингвы, была сознательно направлена на кодирование существующего общеевропейского языка. Результат - живой язык, а не мертвая схема. Отсюда интерлингва может изменяться и расти. Он может развиваться дальше в процессе употребления. Его даже можно реформировать, если кто-то докажет, что та или иная черта его методики не подходит к общезападному типу, как это должно бы быть. Но изменения и эволюция и реформы не могут заменить интерлингва на нечто совершенно отличное, пока наука со своей западной "грамматикой" управляет общим прогрессом человечества" (Gode, 1953, 89-90).

Совершенно очевидно, что полуплановый язык Гоуда интерлингва не является в первую очередь предназначенным служить вспомогательным средством международного общения в мире. Приверженцы интерлингвы создали из лингвофилософски ориентированного проекта, который сам пр себе основан на концепции антимеждународного общения, международный плановый язык. В этом - интерлингвистический парадокс интерлингвы. Европейский лингвоэлитарный компонент в концепции Гоуда и вообще натуралистической школы имеет реакционный, а позднее даже антикоммунистический аспект. Уже Валь и некоторые его сторонники видели в окцидентале (с 1947 г. - интерлингве) фактор спасения европейской культуры от большевизма во главе с эсперанто. В 1922 г. Валь ( Wahl, 1922, 14) писал:"Мне ясно, что победа той или иной системы зависит от того, победит ли большевизм и - после того, как он разрушит нашу старую культуру - построит с помощью новых понятий новую эсперанто-культуру, с промежуточной средней эпохой в несколько сотен лет. Либо великие нации Европы сохранят культурную гегемонию и тогда эсперанто тоже умрет подобно волапюку, так как он недостаточно интернационален. Только язык типа окциденталь может удовлетворить требования культуры, так как он заменяет изучение древней и тяжеловесной латыни, обладает большей гибкостью, силой выражения и автономностью, чем эсперанто и идо, напичканные произвольными грамматическими окончаниями. В эсперанто - диктатура, в окцидентале - свобода! После диктатуры всегда победит подлинная свобода".

А Пророк (Prorok, 1926, 27) сводит эту концепцию к формуле: "Итак, борьба между окциденталем и эсперанто - борьба между сохранением культуры и варварством, между Паневропой и международным коммунизмом, между общественным индивидуализмом и диктатурой пролетариата Это - борьба между двумя мировоззрениями".

Возможно, очевидные успехи эсперанто в Советском Союзе в двадцатых годах укрепили это шаблонное мнение Валя и Пророка о "большевистской опасности","исходящей от эсперанто. Возвращаясь к протагонистам интерлингвы, мы находим у некоторых из них очень открытую, элитарно поддержанную концепцию, с помощью которой они стараются скрыть нерешенную проблему относительной легкости языка, которая играет в эсперанто (и даже в окцидентале) большую роль, чем в интерлингве. Например, Фрицше (Fritzsche, 1958) пишет: "Вечная болтовня о легкости изучения есть ни что иное, как склонение головы перед пролетарием, для которого, при реальном рассмотрении, международный язык, легко или трудно изучаемый, совершенно не представляет интереса. Совсем не жаль, если в конце международный язык окажется несколько более трудным, чем это представлялось вначале. Духовный уровень получил бы стимул для удержания пустых голов от международного форума. Но не бойтесь, бездуховный человек тоже без этого не изучит "международного языка..." Эти аргументы напоминают некоторых швейцарских германистов, которые противятся реформам орфографии немецкого языка, так как они боятся, что и простые люди после реформы смогут приобрести хорошие орфографические навыки (Nerius, 1975, 205).

2. Пацифизм и мир между народами

Особенно часто высказываются гуманистические мотивы всеобщего мира с помощью универсального или международного языка.

Ян Амос Коменский (Comenius, 1592-1670)***** выразил мнение в "Панглоттии" о том, что языковой разнобой является главной причиной вражды между народами. Введением всеобщего языка, который должен бы быть совершенным, "все люди снова стали бы такими, какими они когда-то были: одной расой, одним народом, одной семьей, одной школой Бога" (de Mott, 1955, 1073). Для него универсальный язык был важной предпосылкой создания нового гармоничного порядка в мире. Эта мысль Коменского встречается у многих авторов проектов искусственных языков. Известным в этом отношении является высказывание Л.Л. Заменгофа (1859-1917), который писал: "В этом городе (т.е. в четырех племенном Бялостоке. - Д.Б.) более чем где-либо впечатлительная натура чувствует гнетущее несчастье разноязычия и на каждом шагу убеждается, что различие языков является единственной или даже главной причиной, которая разъединяет человеческую семью и делит ее на враждебные части" (Zamenhof, 1929, 418). Но для инициатора эсперанто главным моментом создания нового гармоничного мира были его универсальная религия и учение, известные под названием "гилелизма" (hilelismo) и "гомаранизма" (homaranismo), что вместе с международным языком должно было бы объединить человечество; ''Разноплеменная разобщенность и вражда полностью исчезнут в мире только тогда, когда все человечество получит один язык и одну религию, так как тогда все человечество действительно будет представлять собой только один род человеческий. На Земле и тогда будут продолжаться различные потрясения, которые довлеют внутри каждой страны и народа, как, например, волнения политические, партийные, экономические, классовые и т.д. Но самое ужасное из любой вражды - ненависть между народами - исчезнет вовсе" (Zamenhof, 1929, 351).

Наиболее лаконично эти и подобные предположения выражает одной формулировкой Помпьяти (Pompiati, 1918), автор проекта нов-латинлогви (Nov Latin Logui): "Если все люди смогут понять друг друга - войны не будет". Однако история уже многократно кровью доказала, что языковое единство не может помешать войне.

3. Националистические и шовинистические цели

Конечно, на первый взгляд кажется, что у авторов проектов искусственных языков нет националистических или шовинистических мотивов. Однако они проявляются. В большой группе "модифицированных современных языков" встречаются подгруппы "бэйсик языков", "реформированных языков" и "зональных языков". Создание и пропаганда их всех является в различной степени мотивированной националистически или шовинистически.

З.1. Бэйсик Инглиш (Basic English)

Хотя первоначально бэйсик-инглиш представлял собой результат семантических исследований Чарльза К.Огдена и Ивора А.Ричардса (в 1925 г. появилась его работа "Значение значения"), однако нельзя игнорировать тот факт, что британское правительство видело в нем очень удобную попытку усилить позиции английского языка в мировом масштабе.

Уинстон Черчиль заявил по этому поводу в 1943 г.: "Но я не понимаю, почему бы нам не постараться распространить наш общий язык еще шире во всем мире и, не занимаясь поисками преимуществ над кем-либо, владеть этим бесценным благом и правом рождения" (Arseinian,1945, 68).

3.2. Мировой диалект веде (Weltdialekt - Wede)

Вся группа "реформированных языков", подобно группе языков "бэйсик" (если последние предназначены в качестве международных явыков, а не только как моделирование лингво-методического принципа), исходит из превосходства одного языка (или языковой группы) над другими. Особенно ярко выразил свое кредо о превосходстве немецкого языка (и его носителей) Освальд Зальцманн, автор проекта реформированного немецкого, и Адальберт Бауманн, автор "вельтдиалекта" (Веде, т.е. мирового диалекта", который часто интерпретируется под названием "вельтдойч" (Weltdeutsch), которое, однако, является метафорой, а не официальным названием проекта). Зальцманн (Salzmann, 1915, 74), например, видит шанс для немецкого языка как (единственного) международного языка, если бы он не был столь трудным: "Иностранец..., который хочет или должен изучать немецкий, мог бы разозлиться из-за ужасов языка, недостойного большого культурного народа. Если нас, немцев, так не любят в мире, мы должны рассматривать эту печальную ситуацию почти исключительно как вину языка", а Бауманн, который не слишком заботился о репутации немцев, заявил (Baumann, 1915, 63)": Благодаря победе в мировой войне 1914/15 гг., политический вес и репутация Германии неизмеримо выросли. Весь мир ищет дружбы с сильным. Подобно цветку перед солнцем, так и все большие народы склонятся перед Германией в последующие десятилетия все больше и больше, чтобы получить от нее культурный свет и социальное тепло. Совсем не зря сделать как раз немецкий язык основой международного языка, сознавая, что никакой другой язык не подходит для этого лучше, и, кроме того, со всей скромностью справедливо сказать, что Германия по объективному суждению всех народов имеет самое большое моральное право дать миру вспомогательный язык, рожденный в ее недрах, всемирный язык в немецком, а не романском духе. Германия - один из самых больших фокусов цивилизации, который когда-либо знала история". Нигде мы не читали более шовинистической мотивировки для планового языка, чем здесь. Эти и подобные проекты являются специфическим выражением языковой политики германского реакционного империализма (Zorn, 1980).

3.3. Новославянский язык

Остается упомянуть, что зональные языки, как, например, "новославянский язык" Игнаца Гошека (Hoshek, 1907 г.), являются выражением политических воззрений против других народов, у Гошека стремлением поддерживать общеславянское сопротивление, в частности, южнославянских народов, против своих угнетателей - габсбургской монархии.

Примечания

* Из: The International Language Review, Denver, vol. VI, 1960, N 20, 21.

** См.: Matejka, 1961; Wellewens, 1967; Freudenthal, 1968; Verloren van Themaat (1976); Oarlevaro (1979).

*** Cosmoglotta, a. 36, 1957, H 199, p. 56-57.

**** "Вечерние страны" - несколько устаревшее название, которое иногда дается европейским странам.

***** О работах, трактующих идеи Коменского об универсальном языке, см.: Mott, 1955; Novobilsky, 1982.

Литература

1. Arsenian. S. (1945): Bilingualiam in the post-war world. - In: Psychological Bulletin, 42, N 2, p. 65-86.

2. Baumann, A. (1915): Wede, die Verstandigungeprache der Zentralmachte und ihrer Freunde, die neue Welthilfssprache. Diessen von Munchen.

3. Brown. J.C. (1975a): Loglan 1:.A Logical Language. 3.ed. Gainsville-Palm-Springs.

4. Brown, J.G. (1975b): Loglan 4+5: A Loglan-English/English-Loglan Dictionary. 2. ed. Gainsville-Palm-Springs.

5. Carlevaro. T. (1979) in: Language Problems and Language Planning , Den Haag-Paris-New York, 2, N-ro 3 (6), p. 169-173.

6. Coseriu. E. (1972): Die Geschichte der Sprachphilosophie von der Antike bis zur Gegenwart. Teil II. Von Leibniz bis Rousseau (p. 43-56: 2.4. Rene Descartes (Cartesius) und die Idee der Universalsprache). Tubingen,

7. Couturat, L. (1901): La Logique de Leibniz. Paris.

8. Dietterle. J. (1921, Red.): La Vendreda Klubo. 11 diversaj originalaj artikoloj. Leipzig.

9. Freudenthal. H. (1968) in: Lingua. Haarlem, 19, N 4, p. 445-448.

10. Fritzsche, A.M. (1958): Occidental und Interlingua. -In: International Language Review, vol. 4, Denver, n-ro 11, p. 45-48.

11. Gode. A. (1953): The Саsе for Interlingua. - In: The Scientific monthly. Lanchester, vol. 77, p. 80-90.

12. Gode. A. (1958): Anmerkungen. - In: International Language Review, vol. 4. Denver, n-ro 11, p. 49-50.

13. Gode. A. (1983): Discussiones de Interlingua. Beekbergen, 2. ed.

14. Hoshek. I. (1907): Grammatik der Neuslavischen Sprache (Eine Vermittlungssprache fur die Slaven der Osterreichisch-Ungarischen Monarchie). Kremsier.

15. Jespersen, 0. (1894): Progress in Language, London.

16. Liptay, A. (1891): Eine Gemeinsprache der Kulturvolker, Leipzig.

17. Liptay, A. (1392): Langue catholique. Projet d'un idiome international sans construction grammaticale. Paris.

18. Marr, N. (1928): К voprosu ob Jedinom jazyke. - In: Drezen, E.K. (1928): Za vseobshchim jazykom. Tri veka iskanij. Moskva-Leningrad, p. 3-9.

19. Matejka, M. (1961): Loglan. Un nov lingue universal. - In: Cosmoglotta, St. Gallen, 40, N 221, marte-april, p. 21-24.

20. de Mott. B. (1955): Comenius and the Real Character in England. - In: Publications of the Modern Language Association of America, vol. 70, p. 1068-1081.

21. Herius, D. (1975): Untersuchungen zu einer Reform der deutschen Orthographie, Berlin.

22. Novobilsky. V. (1982): Jan Amos Komensky a interlingvistika. - In: Sbornik z konference konane 25. brezna 1982 pri prilezitosti. 390. vyroci narozeni J. A. Komenakeho. Usti n. L., p. 20-34.

23. Ogden. Ch. K./Richards, J.A. (1925): The Meaning of Meaning, New York.

24. Pompiati, K. (1918): Die neue Weltaprache Nov Latin Logui. Wien.

25. Prorok, J. (1926): Li question cardinal. In: Kosmoglott, 5, n-ro 4 (35), p. 25-27.

26. Salzmann, 0. (1915): Das vereinfachte Deutsch. Die Sprache aller Volker. Leipzig.

27. Stalin, J.W. (1951): Der Marxismus und die Fragen der Sprachwissenschaft. Berlin.

28. Verloren van Themaat, W.A. (1976): A critique of Loglan. - In: Ecologos, Denver, 2_2, N 82, p. 2-3, 6.

29. de Wahl, E. (1922): Li incorrectibil defectos de Esperanto. - In: Kosmoglott, 2, N 3 (april), p.13-14.

30. Wellekens, W. (1967): E ancor Loglan. - In; Cosmoglotta, St. Gallen, 46, n 249, octobre-decembre, p. 53-57.

31. Whorf, B.L. (1963): Sprache-Denken-Wirklichkeit, Beitrage zur Metalinguistik und Sprachphilosophie. Hamburg.

32. Zamenhof, L.L. (1929): Originala Verkaro. Antauparoloj - gazetartikoloj - traktajhoj - paroladoj - leteroj - poemoj, eldonita de J, Dietterle. Leipzig.

33. Zorn, K. (1980): An den Quellen sprachpolitischer Bestrebungen des deutschen Imperialismus gegenuber fremden Volkern und anderen Staaten, - In: Deutsch als Fremdsprache, Leipzig, n 3, p. 171-177.