Chapitro VI
Moskvo en
junio 1928
Ghi lumis, la lumoj dancetis,
estingighis kaj denove brilis. Sur la
Teatralnaja-placo cirkulis blankaj fajroj de
autobusoj, verdaj lumoj de tramoj; super la eksa
"Mjur kaj Meriliz"*, super la deka
alkonstruita etagho, saltadis elektra buntkolora
virino, eljhetante politere diverskolorajn
vortojn "Laborista kredito". En skvaro
antau la Granda Teatro, kie nokte shprucis
buntkolora fontano, tumultis kaj rumoris
homamaso. Kaj super la Granda Teatro giganta
megafono sirenis:
- Antikokaj inokuloj en
Lefortova veterenaria instituto donis brilajn
rezultojn. Kvanto da ... kokaj mortoj dum hodiaua
dato duonighis...
Poste la megafono shanghis
tembron, io mughis en ghi, super la teatro
ekbrilis kaj estingighis verda strio, kaj la
megafono plendadis per baso:
- Estas formita ekstrema
komisiono por batalo kontrau la koka pesto en
konsisto de la popola komisaro pri sanprotekto,
popola komisaro pri agrokulturo, fakestro pri
bestbredado kamarado Ptahha-Porosjuk, Profesoroj
Persikov kaj Portugalov... kaj kamarado
Rabinovich!.. Novaj provoj de invado!.. - ridegis
kaj ploris, kvazau shakalo, la megafono, - lige
kun la koka pesto!
La Teatralnij-strato,
Neglinnij-strato kaj Lubjanka-strato flamis per
blankaj kaj violkoloraj strioj, shprucis per
radioj, sirenis, kovrighis per polvonuboj. La
homamasoj tumultis che muroj kun grandaj
anoncfolioj, prilumataj per fortaj rughkoloraj
reflektiloj:
"Sub minaco de pezega
respondeco estas malpermesate al la loghantaro
uzi por manghado kokajn viandon kaj ovojn.
Privataj komercistoj pro provoj vendi tiujn en
bazaroj estos submetataj al kriminala respondeco
kun konfisko de la tuta havajho. Chiuj civitanoj,
havantaj ovojn, devas urghe fordoni ilin en
distriktajn milicejojn".
Sur la tegmento de
"Laborista jhurnalo" en la ekrano are
ghis la chielo kushis kokoj, kaj verdozaj
fajrobrigadanoj, dispecighante kaj trembrilante,
survershis ilin el hosoj per petrolo. Poste
rughaj ondoj plenigis la ekranon, nereala fumo
shvelis kaj disfalis floke, rampis strie,
aperadis fajra surskribo: "Forbruligo de
kokaj kadavroj sur la Hhodinka-kampo".
Blindokule rigardis inter la
arde brilantaj vitrinoj de vendejoj, funkciantaj
ghis la 3-a horo nokte, kun du mangh-pauzoj, la
fermnajlitaj fenestroj sub shildoj "Ova
komerco. La kvalito estas garantiata". Tre
ofte, alarme sirenante, postlasante pezajn
autobusojn, preter milicistoj kuregis siblantaj
autoj kun surskriboj: "Moskva sanprotekta
fako. Urgha helpo".
- Iu ankorau tromanghis putrajn
ovojn, - oni susuris en la amaso.
En la Petrov-linioj per verdaj
kaj oranghkoloraj lanternoj brilis fama en la
tuta mondo restoracio "Ampir", kaj en
ghi sur la tabloj, che transporteblaj
telefonaparatoj, kushis kartonaj kartetoj,
makulitaj per likvoroj: "Lau la ordono -
omleto mankas. Estas ricevitaj freshaj
ostroj".
En "Ermitejo", kie
malgaje lumis vitroperlaj chinaj lanternetoj en
malvivaj, asfiksiitaj kreskajhoj, sur la
frapokule prilumita estrado la kupletistoj Shrams
kaj Karmanchikov kantis kupletojn, verkitajn de
la poetoj Ardo kaj Argujev:
Ha, panjo, kion do mi faros
Sen ovar'??
- kaj bruegis en piedklaka
danco.
Teatro, portanta nomon de
Vsevolod Mejerhhold, kiu pereis, kiel estas
sciate, en la jaro 1927 dum prezento de
"Boris Godunov" de Pushkin, kiam
falegis trapezoj kun nudaj bojaroj, aranghis
movighantan diverskoloran elektran afishon,
anoncantan teatrajhon de la verkisto Erendorg
"Koka morto" en scenigo de la dischiplo
de Mejerhhold, honora reghisoro de la respubliko
Kuhterman. Apude, en "Akvario",
shanghlumante per reklamaj fajroj kaj brilante
per duonnuda virina korpo, en verdajhoj de la
estrado, sub bruo de aplaudoj, estis prezentata
la revuo de la verkisto Lenivcev "Kokinaj
idoj". Kaj sur la Tverskaja-strato, kun
lanternetoj flanke de la muzeloj, pashis vice
cirkaj azenetoj, kiuj surportis kolorbrilajn
afishojn. En la teatro de Korsh estas restaurata
"Chanteclaire" de Rostand.
Buboj-jhurnalvendistoj mughis
kaj sirenis inter radoj de autoj:
- Koshmara trovajho en
subterejo! Pollando preparighas al koshmara
milito!! Koshmaraj eksperimentoj de Profesoro
Persikov!!
En cirko de eksa Nikitin sur la
agrable odoranta sterke brunkolora oleeca areno
la mortepala klauno Bom estis diranta al la
shvelinta pro chelkolora hidropso Bim:
- Mi scias, pro kio vi estas
tiom malgaja!
- Plo kio? - akutvoche
demandadis Bim.
- Vi enfosis ovojn en la teron,
sed milico de la 15-a milicejo trovis ilin.
- Ha-ha-ha-ha, - ridegis la
cirko tiel, ke en la vejnoj ghoje kaj sopire
malvarmighis la sango kaj sub la malnova kupolo
shvebis trapezoj kaj araneajhoj.
- Ho-op! - akute kriadis la
klaunoj, kaj sata blanka chevalo elportadis sur
si virinon de mirakla beleco, sur la sveltaj
gamboj, en frambokolora trikotajho.
Al neniu rigardante, neniun
rimarkante, ne respondante al pushetoj kaj
mallautaj kaj teneraj alvokoj de prostituitinoj,
la inspirplena kaj soleca, kronita per neatendita
gloro Persikov estis trairanta la
Mohovaja-straton, direktanta sin al la fajra
horlogho apud Manegho. Tie, ne rigardante
chirkaue, absorbighinta per siaj pensoj, li
koliziis kontrau stranga, malnovmoda homo,
dolorige pushighinte per la fingroj kontrau ligna
revolveringo, pendanta sur la zono de la homo.
- Ha, diablo! - akutkriis
Persikov, - pardonu.
- Pardonu min, - respondis la
homo per malagrabla vocho, kaj ili apenau
malkrochighis unu de la alia en la homa kacho.
Kaj la profesoro, direktante sin al la
Prechistenka-strato, tuj forgesis pri la
kunpushigho.
* Nun Centra Universala
Magazeno en Moskvo (Trad.).
Глава 6.
Москва в июне 1928 года
Она светилась,
огни танцевали, гасли и
вспыхивали. На
театральной площади
вертелись белые фонари
автобусов, зеленые огни
трамваев, над бывшим Мюр
и Мерилизом, над
десятым надстроенным
на него этажом,
прыгала электрическая
разноцветная женщина,
выбрасывая по буквам
разноцветные слова:
"Рабочий кредит".
В сквере против
Большого театра, где
бил ночью разноцветный
фонтан, толкалась и
гудела толпа. А над
Большим театром
гигантский рупор завывал:
- Антикуриные
прививки в Лефортовском
ветеринарном институте
дала блестящие
результаты. Количество
куриных смертей за
сегодняшнее число
уменьшилось вдвое.
Затем рупор менял
тембр, что-то рычало в нем,
над театром вспыхивала и
угасала зеленая струя, и
рупор жаловался басом:
- Образована
чрезвычайная комиссия по
борьбе с куриной чумой в
составе наркомздрава,
наркомзема,
заведующего
животноводством
товарища Птахи-Поросюка,
профессоров Персикова
и Португалова... и
товарища Рабиновича!..
Новые попытки
интервенции!.. - хохотал и
плакал как шакал, рупор, -
в связи с куриною чумой!
Театральный проезд,
Неглинный и Лубянка
пылали белыми и
фиолетовыми полосами,
брызгали лучами, выли
сигналами, клубились
пылью. Толпы народа
теснились у стен у
больших листов объявлений,
освещенных резкими
красными рефлекторами:
"Под угрозой
тягчайшей
ответственности
воспрещается населению
употреблять в пищу куриное
мясо и яйца. Частные
торговцы при попытке
продажи их на рынках
подвергаются уголовной
ответственности с
конфискацией всего
имущества. Все граждане,
владеющие яйцами, должны в
срочном порядке сдать их в
районные отделения
милиции".
На крыше "Рабочей
газеты" на экране
грудой до самого неба
лежали куры, и зеленоватые
пожарные, дробясь и
искрясь, из шлангов
поливали их керосином.
Затем красные волны
ходили по экрану,
неживой дым распухал и
мотался клочьями, полз
струей, выскакивала
огненная надпись:
"Сожжение куриных
трупов на Ходынке".
Слепыми дырами
глядели среди бешено
пылающих витрин
магазинов, торгующих до 3
часов ночи, с двумя
перерывами на обед и ужин,
заколоченные окна под
вывесками: "Яичная
торговля. За качество
гарантия". Очень часто,
тревожно завывая, мимо
милиционеров проносились
шипящие машины с
надписью:
"Мосздравотдел. Скорая
помощь".
- Обожрался еще кто-то
гнилыми яйцами, - шуршали в
толпе.
В Петровских линиях
зелеными и оранжевыми
фонарями сиял знаменитый
на весь мир ресторан
"Ампир", и в нем на
столиках, у переносных
телефонов, лежали
картонные вывески, залитые
пятнами ликеров: "По
распоряжению - омлета нет.
Получены свежие
устрицы".
В Эрмитаже, где
бусинками жалобно горели
китайские фонарики в
неживой, задушенной
зелени, на убивающей
глаза своим
пронзительным светом
эстраде куплетисты Шрамс
и Карманчиков пели
куплеты, сочиненные
поэтами Ардо и Аргуевым:
Ах, мама, что я буду
делать
Без яиц??. -
и грохотали ногами в
чечетке.
Театр покойного
Всеволода Мейерхольда,
погибшего, как известно, в
1927 году при постановке
пушкинского "Бориса
Годунова", когда
обрушились трапеции с
голыми боярами, выбросил
движущуюся разных цветов
электрическую вывеску,
возвещавшую пьесу
писателя Эрендорга
"Курий дох" в
постановке ученика
Мейерхольда,
заслуженного режиссера
республики Кухтермана.
Рядом, в Аквариуме,
переливаясь рекламными
огнями и блестя
полуобнаженным женским
телом, в зелени эстрады,
под гром аплодисментов,
шло обозрение писателя
Ленивцева "Курицыны
дети". А по Тверской, с
фонариками по бокам морд,
шли вереницею цирковые
ослики, несли на себе
сияющие плакаты: "В
театре Корш
возобновляется
"Шантеклэр"
Ростана".
Мальчишки-газетчики
рычали и выли между колес
моторов:
- Кошмарная находка в
подземелье! Польша
готовится к кошмарной
войне!!. Кошмарные опыты
профессора Персикова!!
В цирке бывшего
Никитина, на приятно
пахнущей навозом
коричневой жирной арене
мертвенно-бледный клоун
Бом говорил распухшему
в клетчатой водянке Биму:
- Я знаю, отчего ты
такой печальный!
- Отциво? - пискливо
спрашивал Бим.
- Ты зарыл яйца в
землю, а милиция 15-го
участка их нашла.
- Га-га-га-га, -
смеялся цирк так, что в
жилах стыла радостно и
тоскливо кровь и под
стареньким куполом веяли
трапеции и паутина.
- А-ап! -
пронзительно кричали
клоуны, и кормленая
белая лошадь выносила на
себе чудной красоты
женщину, на стройных
ногах, в малиновом трико.
* * * * *
Не глядя ни на кого,
никого не замечая, не
отвечая на подталкивания и
тихие и нежные зазывания
проституток, пробирался
по Моховой, вдохновенный и
одинокий, увенчанный
неожиданной славой
Персиков к огненным часам
у манежа. Здесь, не
глядя кругом,
поглощенный своими
мыслями, он столкнулся
со странным, старомодным
человеком, пребольно
ткнувшись пальцами
прямо в деревянную кобуру
револьвера, висящего у
человека на поясе.
- Ах, черт! - пискнул
Персиков. - Извините.
- Извиняюсь, -
ответил встречный
неприятным голосом, и
кое-как они расцепились в
людской каше. И профессор,
направляясь на
Пречистенку, тотчас забыл
о столкновении.
|
|