Клод Пирон

Английский язык как первый в Швейцарии: реализм или пресмыкательство?

Жители Квебека называют a-plat-ventrisme-ом (пресмыкательство, подобострастие, шеегнутие) склонность постоянно давать уступки английскому языку. Интересно, решение многих германо-швейцарских кантональных советов преподавать английский первым иностранным языком – это подобный же случай потери собственного достоинства?

С самого начала заметим: очарование, которое создаётся английским языком, создаёт туннелеподобное восприятие. Зачарованные далёким светом, люди прекращают видеть окружающее. Так, президент Nissan’а, в связи с договорённостью с Renault, обязал свой персонал изучать английский язык, чтобы рабочие обеих фирм располагали общим языком (Jomiuri Shimbun, 17.04.2002). Французы ведь владеют английским так же плохо, как и японцы, пояснил он. Однако английский язык выступает словно бы компьютерное программное обеспечение.

Очарование английским ослепляет его: чего стоит программное обеспечение, которым не овладевают и за шесть лет? Тот факт, что английский язык сейчас доминирует, почти все рассматривают как нечто окончательное. Словно это факт означает это хорошо. Если бы подобное отношение царило бы на протяжении всей истории человечества, то до сих пор продолжалось бы рабство, а в швейцарском правительстве не было бы ни одной женщины.

Более демократичным является поставить следующий вопрос: Что отвечает интересам всех на поле языкового общения? Сравнивая разные средства, применяемые для преодоления языковых барьеров, можно открыть программное обеспечение более эффективное, нежели английский, а именно – эсперанто, и таковым он оказывается по каким угодно критериям: равноправие, беглость, точность, фонетическая лёгкость, быстрота изучения и т.д. (Claude Piron, Communication linguistique – Etude comparative faite sur le terrain, Language Problems and Language Planning, весна 2002, том 26, номер 1, стр. 24-50 или , кликните по Dokumentoj, англоязычная версия: ). Действительно, я лучше говорил на эсперанто через шесть месяцев, чем на английском через 6 лет, в течение которых я должен был забивать мозги всяческими бессмысленностями, от четырёх разных чтений одного и того же буквосочетания -ough (в tough, though, through, cough) до вводящих в заблуждение словопроизводных, таких как hard > hardly (я только что исправил текст одного молодого человека, который, желая сказать я старательно, напряжённо работал, написал I hardly worked, что на самом деле означает я едва, чуть-чуть работал).

Мои контакты по всему миру подтверждают, что эсперанто более приспособлен для международного общения, нежели английский. Конечно, разумеется, очень многие его насмешливо отвергают, но они никогда не наблюдали за совещанием на эсперанто, не видели, как на нём играют дети, не листали журнала на этом языке и даже хотя бы не поинтересовались мнением лиц, владеющих языками и Шекспира, и Заменгофа. Эти личности, вероятно, разносят дурную славу и о ресторанах, в которых они никогда не были, и об автомобилях, которыми они никогда не управляли. Широкая публика знает об эсперанто лишь критичные отзывы, но не знает фактов (Общая информация: ). Кто знает, например, что эсперанто, после английского, является одним из языков, наиболее часто используемых в интернете? Что это язык значительной по объёму литературы (, кликните по Documents)? Что пекинское и Варшавское радио по много раз на неделе вещают на нём (Радиопрограммы на эсперанто )? Что это один из языков Международной Академии Наук ()? Что семь нобелевских лауреатов были или являются эсперантистами? Что ежедневно где-то в мире это язык стажировок, культурных встреч, конгрессов ()? Что эсперанто-говорящих можно найти в очень многих городах более чем ста двадцати стран мира? Что эсперанто стимулирует интерес к другим культурам? Что многие молодые люди используют сеть бесплатного проживания, организованную эсперанто-ассоциациями ( или )?

Ясное дело, имеются широчайшие области общественной жизни, полностью незамечаемые средствами массовой информации. Есть ли смысл в том, что франко- и германоязычные швейцарцы будут общаться на паршивом английском через шесть лет изучения, пытаясь выговорить звуки, которых нет ни в немецком, ни во французском (th и т.д.), тогда как они могли бы вести лёгкий диалог на эсперанто уже через несколько месяцев? Если бы повсюду распространялась объективная реальность, а именно то, что из всех средств, используемых для покорения Вавилонской башни, эсперанто даёт наилучшие результаты за самые малые вложения времени, мысленного напряжения и денег (Claude Piron, Le defi des langues, Париж: L’Harmattan, 2-e изд. 1998, глава 11), то языковое разнообразие сделалось бы именно тем, чем оно является по сути: богатством, а не препятствием. Но люди занимаются мазохизмом. Возможно, чтобы прислушаться к здравому смыслу, необходимо, чтобы какой-нибудь адвокат оформил в стиле, присущем США, коллективную жалобу на государства от имени всех, кого они заставили потеть над английским, тогда как рядом существовало средство демократичней, эффективней в отношении его стоимости, психологически и культурно более приемлемое, о котором государства пренебрегли проинформировать своих граждан. В то время, когда столько сил уделяется так называемой рационализации, те миллиарды, которые высасывает преподавание английского, и те тысячи часов, которые миллионы молодых людей по всему миру посвящают ему с жалкой отдачей, всё это является неоспоримым непослушанием призыву действовать рационально. Не говоря уже ничего о катастрофическом культурном влиянии, которое повсюду оказывает распространение broken English.

На французском языке опубликовано в газете Tribune de Geneve 3.01.2003

Эсперанто-вариант опубликован в журнале Esperanto (февраль 2003)

С эсперанто на русский перевёл Можаев Павел.