| Тиха украинская ночь. Прозрачно небо. Звезды блещут. Своей дремоты превозмочь Не хочет воздух. Чуть трепещут Сребристых тополей листы. Но мрачны странные мечты В душе Мазепы: звезды ночи, Как обвинительные очи, За ним насмешливо глядят. И тополи, стеснившись в ряд, Качая тихо головою, Как судьи, шепчут меж собою. И летней, теплой ночи тьма Душна как черная тюрьма. |
Kvietas la ukrajna
nokt'. Stelara glim'. Chielo puras. Aer' dormemas - spitas vok' De la vekigho. Nur susuras Arghenta popla foliar'. Sed mornas pensoj en malklar' De la animo: steloj noktaj Mazepan sekvas, ride mokaj - La akuzanta pupilar', Kaj densa vico de l' poplar' Kapsvingas moke kaj kulpige, Kvazau jughistoj flustras lige; Kaj morn' de l' varma nokt' en ver' Sufokas kvazau la karcer'. |
| Вдруг... слабый крик...
невнятный стон Как бы из замка слышит он. То был ли сон воображенья, Иль плач совы, иль зверя вой, Иль пытки стон, иль звук иной - Но только своего волненья Преодолеть не мог старик И на протяжный слабый крик Другим ответствовал - тем криком, Которым он в весельи диком Поля сраженья оглашал, Когда с Забелой, с Гамалеем, И - с ним... и с этим Кочубеем Он в бранном пламени скакал. |
Jen... febla kri'...
neklara ghem'... El la kastel' - li audas mem. Ghi estis songho fantazia, Au striga plor', au bleko nur De best', au ghemo de tortur' - Kaj tamen ekscitighon sian Ne venkis la oldul' en si - Al longa-longa febla kri' Respondis li per kri' alia, Per kiu li en gaj' ebria Aklamis kampojn en iam', Kun Gamalij kaj kun Zabela (t13) Kaj kun... kun Kochubej' ribela Rajdante en batala flam'. |
| Зари багряной полоса Объемлет ярко небеса. Блеснули долы, холмы, нивы, Вершины рощ и волны рек. Раздался утра шум игривый, И пробудился человек. |
Skarlata strio de l'
auror' Chielojn hele levas sor. Ekbrilis valoj, onda fluo, Montetoj, kampoj, boska kron', Kaj venis jam ludema bruo De la maten' - vekighis hom'. |
| Еще Мария сладко дышит, Дремой объятая, и слышит Сквозь легкой сон, что кто-то к ней Вошел и ног ее коснулся. Она проснулась - но скорей С улыбкой взор ее сомкнулся От блеска утренних лучей. Мария руки протянула И с негой томною шепнула: "Мазепа, ты?..." Но голос ей Иной ответствует... о боже! Вздрогнув, она глядит... и что же? Пред нею мать... |
Maria dume dolche
spiras, En songhsiegho plu deliras, Sed audas shi en dorma sven': Eniris iu en kvieto. Vekighis shi, kaj tamen - jen L' okulojn fermis kun rideto Pro sunradioj de maten'. La brakojn donas tuj Maria, Flustrante kun tener' pasia: "Chu vi, Mazepa?.." Tamen voch' Alia sonas... Sankta Dio! Kun tim' rigardas shi... Kaj kio? Ho, la patrin'... |
| Мать. Молчи, молчи; Дочь. в ужасе Какой отец? Мать. Иль ты доныне Дочь. Что со мною? Мать. Бог с тобою, Дочь. Боже, боже!... И дева падает на ложе, |
Patrino Silentu, chit! Filino (horore) Kia patr'? Patrino Ho, chu certe Filino Ho - en tuto! - Patrino Savu Dio! Filino Patro! Ne, ne! Kaj sur la liton frida
svene, |
| Пестреют шапки. Копья блещут. Бьют в бубны. Скачут сердюки. (25) В строях ровняются полки. Толпы кипят. Сердца трепещут. Дорога, как змеиный хвост, Полна народу, шевелится. Средь поля роковой намост. На нем гуляет, веселится Палач и алчно жертвы ждет: То в руки белые берет, Играючи, топор тяжелый, То шутит с чернию веселой. В гремучий говор всё слилось: Крик женской, брань, и смех, и ропот. Вдруг восклицанье раздалось, И смолкло всё. Лишь конской топот Был слышен в грозной тишине. Там, окруженный сердюками, Вельможный гетман с старшинами Скакал на вороном коне. А там по киевской дороге Телега ехала. В тревоге Все взоры обратили к ней. В ней, с миром, с небом примиренный, Могущей верой укрепленный Сидел безвинный Кочубей, С ним Искра тихой, равнодушный, Как агнец, жребию послушный. Телега стала. Раздалось Моленье ликов громогласных. С кадил куренье поднялось. За упокой души несчастных Безмолвно молится народ, Страдальцы за врагов. И вот Идут они, взошли. На плаху, Крестясь, ложится Кочубей. Как будто в гробе, тьмы людей Молчат. Топор блеснул с размаху, И отскочила голова. Всё поле охнуло. Другая Катится вслед за ней, мигая. Зарделась кровию трава - И сердцем радуясь во злобе Палач за чуб поймал их обе И напряженною рукой Потряс их обе над толпой. |
Glim' lanca. Chapoj
bunte tolas. Serdjukoj' (p25). Tamburina knar'. Vicighas regimenta ar'. Kortremo. La amasoj bolas. La voj', kvazau serpenta vost', Sin movas brue, homoplena. Mezkampe pretas jam namost' (t15). Ekzekutist' en gaj' promena Soifas tie pri l' viktim': Ludante prenas lau kutim' Per forta man' toporon pezan, Incitas plebon ghojfrenezan. Tordighis tondre tie chi Ridego, plend', sakrad', jelpado. Sed jen audighis ies kri' - Kaj mutas chio. Nur frapado De hufoj en minaca mut'. L' hetman' kun gvidantaro glora Sur la stalon' korvokolora Direktis sin al ekzekut'. Sed jen, lau la kvieta vojo Veturis charo. En malghojo Amasoj ekrigardis - hej - Kun mond' kaj alto pacigita, Per sankta kredo fortigita, Senkulpa sidis Kochubej', Kaj Iskra, paca kaj kvieta, Shafide preni l' sorton preta. La charo haltis. En la strech' Levighis fumoj incensilaj. Eksonis tondre lauta pregh'. Por la pacigo de l' humilaj Animoj preghas la popol'. Jen ili al la lasta sojl' Alvenis. Kun krucsign' instalis Sin sub toporon Kochubej'. Amasoj kvazau en tombej' Silentas. Jen brilante falis Topor'. La kapo saltis for. La kampo ohhis. Jen la dua Ghin sekvas en rulado skua. Skarlatas herbo en stupor' - Kaj malickore sen prokrastoj L' ekzekutisto je la kvastoj La kapojn post kruela far' Ekskuis super la homar'. |
| Свершилась казнь. Народ
беспечный Идет, рассыпавшись, домой И про свои заботы вечны Уже толкует меж собой. Пустеет поле понемногу. Тогда чрез пеструю дорогу Перебежали две жены. Утомлены, запылены, Они, казалось, к месту казни Спешили полные боязни. "Уж поздно", - кто-то им сказал И в поле перстом указал. Там роковой намост ломали, Молился в черных ризах поп, И на телегу подымали Два казака дубовый гроб. |
Okazis chio. Pleb'
senzorga Disiras hejmen en trankvil', Kaj al eterna viv' de morgau Jam flue venas la babil'. La kampo preskau jam malplenis, Kiam du inoj kure venis Trans buntan vojon de popol'. En troa lac', en troa polv' Ili al loko ekzekuta Direktis sin en timo muta. Sed iu diris: "Tardas jam". Kaj montris kampen per la man'. Tie l' namost' rompata krevis, Preghadis popo en sutan', Sur charon du kozakoj levis Du lignajn cherkojn kun rikan'. |
| Один пред конною толпой Мазепа, грозен, удалялся От места казни. Он терзался Какой-то страшной пустотой. Никто к нему не приближался, Не говорил он ничего; Весь в пене мчался конь его. Домой приехав, "что Мария?" Спросил Мазепа. Слышит он Ответы робкие, глухие... Невольным страхом поражен, Идет он к ней; в светлицу входит: Светлица тихая пуста - Он в сад, и там смятенный бродит; Но вкруг широкого пруда, В кустах, вдоль сеней безмятежных Все пусто, нет нигде следов - Ушла! - Зовет он слуг надежных, Своих проворных сердюков. Они бегут. Храпят их кони - Раздался дикой клик погони, Верхом - и скачут молодцы Во весь опор во все концы. |
De l' ekzekuta loko for
Antau amas' en rajdo kura Mazepa saltis en terura Vakuo stranga kaj angor'. Neniu lin proksimis, nura Silento kaj ventega son'. En shaumo trotis la stalon'. Veninte hejmen, "... kaj Maria?" Mazepa diris. Sed respond' Timema sonas, au nenia... Kaptita de la tima ond' Li iras al helejo shia, Tumulte vagas tra gharden', En arbustar' senemocia, Chirkau lageta akvseren'; Sed spurojn trovas li neniajn - Shi iris for! Li vokas nur Servantojn plej fidindajn siajn. Serdjukoj lertaj al postkur' Jam pretas. La chevalojn spronas - Postkura vok' sovaghe sonas. - Al sel'! - Kaj en vespera klar' Ekrajdis chien bravular'. |
| Бегут мгновенья дорогие. Не возвращается Мария. Никто не ведал, не слыхал, Зачем и как она бежала... Мазепа молча скрежетал. Затихнув, челядь трепетала. В груди кипучий яд нося, В светлице гетман заперся. Близь ложа там во мраке ночи Сидел он, не смыкая очи, Нездешней мукою томим. Поутру, посланные слуги Один явились за другим. Чуть кони двигались. Подпруги, Подковы, узды, чепраки, Всё было пеною покрыто, В крови, растеряно, избито - Но ни один ему принесть Не мог о бедной деве весть. И след ее существованья Пропал как будто звук пустой, И мать одна во мрак изгнанья Умчала горе с нищетой. |
Momentojn karajn nokto
prenas. Maria tamen ne revenas. Kiel kaj kial fughis shi - Neniu audis, nek konjektis. Mazepa grincis pro l' nesci'. La servistaro treme spektis. Kun bolveneno en la sin' Li en helejo shlosis sin. Che la kushej' dum nokta morno Li sidis sen parol', sen dormo, Tordata de la fremda trist'. Kaj en mateno la senditoj Servist' revenis post servist'. Chevaloj pene pashis. Bridoj, Mordajhoj, seloj, hufumar' - Chio chi estis shaumkovrita, Sanganta, chifa, disrompita. Pri sort' de l' povra junulin' Neniu ja sciigis lin. Ech spuro de l' ekzist' perdighis, Degelis, kvazau muta son'. Kaj sole la patrin' oldighis En la ekzila region'. |
<< >>
|
|