Первые шаги

    Ерошенко поселился в доме Накамура. В первые же дни он рассказал профессору о всей своей жизни - с детских лет до приезда в Японию. Накамура тепло отнесся к слепому.
    Почти каждый вечер они проводили вместе. Профессор возил Ерошенко по Токио, часто они отправлялись на машине за город. Гость из России рассказывал о своем желании познать Японию - новый для него мир, непохожий на тот, что окружал его дома, слушать его, осязать, пройти его с котомкой за плечами.
    - О, как я хотел бы родиться заново! - с жаром сказал Ерошенко.
    Профессор полушутя ответил:
    - Я давно мечтал о таком сыне, как вы, Ерошенко-кун (2). С завтрашнего дня наша семья будет относиться к вам, как к новорожденному.
    Из дневника Ерошенко:
    "...Сегодня в семь утра я вновь родился на свет. Каймей (3) еще не состоялся, поэтому имени у меня пока нет. Я не умею еще говорить по-японски. Наша семья - отец, мать и семеро детей, включая меня. Я - второй сын. Старший брат - наследник профессора Накамура. Мы все должны почитать его и называть "ниисан", т. е. господин старший брат.
    Обращаясь к Накамура, нужно стать на колени и коснуться лбом пола, произнося при этом "почтеннейший отец". Мать в семье таким уважением не пользуется. С сестрами следует разговаривать вежливо, подчеркивая всем своим видом, что они - существа низшего рода.
    В первый день после приезда профессор обучил меня этому минимуму этикета, когда я нечаянно чуть не на-нес оскорбление его жене - пожалуй, самое большое из тех, какие можно вообще нанести терпеливой и все прощающей японской хозяйке, - я пытался прямо в бо-тинках войти в дом - ведь на улице было сухо, а к тому же мы приехали на машине. Накамура задержал меня, и я переобулся у порога в домашние туфли.
    Хотя профессор получил образование во Франции, живет он, как и большинство японцев, в одноэтажном деревянном доме. Одно и то же помещение служит и гостиной, и столовой, и спальней. На ночь стол, за которым мы ужинали, убрали и мне приготовили постель: положили на пол татами - соломенные циновки длиной примерно два метра и шириной с метр: сверху их покрыли толстыми покрывалами - футоны. Я переоделся в нечто напоминающее халат - юката из хлопчатобумажной ткани - и уснул.
    Утром, задвигая за перегородку свою циновку, узнал, что должен относиться к ней с особым почтением. Татами - мера многих вещей, говорят даже - комната площадью в десять татами. Эта циновка - символ дома, семьи, "татамосида" означает нечто вроде домашнего очага, хотя речь идет, разумеется, не об огне, а о соломенной циновке.
    Собственно очага я в доме не обнаружил. Есть хибати - сосуд с тлеющими углями, над которым можно погреть руки, и похожая грелка для ног. Накамура-сэнсэй (4) разрешил мне их ощупать, они холодные, потому что сейчас весна. А пищу его жена готовит в садике, подальше от боящегося огня дома - оттуда доносятся вкусные запахи. Японцы очень опасаются пожаров, деревянные домики вспыхивают, как спички. Раньше я думал, что жилища здесь строят из дерева из-за боязни землетрясений. Однако такое мое замечание Накамура встретил улыбкой: ведь подземные толчки вызывают пожары, поэтому каменные дома были бы лучше, но дерево дешевле, к тому же японцы привыкли именно к этому материалу. В Японии сейчас век дерева и бумаги.
    ... Сегодня совершил первое путешествие по дому. Одновременно учился говорить. Накамура сказал, что день мне засчитывается за несколько месяцев и такому взрослому ребенку, как я, уже пора начать понимать по-японски. Меня опекает самая младшая из моих сестер - Тосико, девочка лет семи-восьми. Делает она это очень серьезно, как взрослая. Как только я притрагиваюсь к какому-то предмету, она произносит его название. Я повторяю за ней, и несмотря на мой варварский русский акцент, она не смеется надо мной - поправляет. Звучание слов записываю на карточках по Брайлю - буду ощупывать их по ночам и заучивать наизусть.
    Проснувшись, я сказал Тосико: "Охайо годзаимос!" ("Доброе утро!"). Девочка ответила мне столь длинным приветствием, что от многочисленных поклонов, которые пришлось сделать, у меня заболела спина. Я чувствую себя новорожденным, потому что мне приходится учиться самым простым вещам - например, кланяться или сидеть. У японцев это настоящее искусство. Женщина сидит обычно на пятках, сложив руки на коленях. Мужчины принимают такую позу только в общественных местах или в присутствии гостей: дома же среди своих они сидят, скрестив ноги, но не так, как буддийские монахи в пору размышлений, - так легче отдыхать. Я убедился в этом сегодня, хотя, говорят, японцы учатся сидеть таким образом в течение полугода. Сидеть по-мужски женщина не имеет права; чтобы отдохнуть, она может высунуть из-под кимоно ноги и отвести их чуть в сторону.
    Научившись сидеть с помощью "ниисана" и Тосико, я встал. Слава богу, ходят японцы, как все люди. Правда, только мужчины. Женщины в деревянных сандалиях, гэта, видимо, вышагивают мелкими шажками, как бы пританцовывая (звук при такой ходьбе напоминает цокот) .
    Я ощупал стену. Это - деревянные планки, оклеенные бумагой. Дерево естественное, строганое, но ни в коем случае не крашеное (красят свои дома только иностранцы, вызывая презрительные насмешки японцев). Деревянные планки протирают полотном и с годами дерево становится "сибу". Ни Тосико, ни сам "господин старший брат" не могли объяснить мне, что это означает. И очень хорошо, потому что найди я эквивалент этому слову, не состоялся бы разговор с профессором Накамура о японской эстетике. Попробую его записать.
    Для того чтобы подчеркнуть различное эстетическое отношение к человеку, рисунку, одежде, японцы поль-зуются четырьмя словами, которые едва ли имеют точный перевод на русский язык. Об офицере в форме и при всех орденах, о молодой щеголихе, отправляющейся на бал, можно сказать, что они "хадэ". Слово это не подчеркивает отношения говорящего - ни уважительного, ни презрительного. Так говорят о новом экстравагантном танце или ярком девичьем кимоно. Развязные туристы кажутся японцам весьма "хадэ". Но этим же словом определяют и циркачей, выступающих на базарной площади.
    Об актере театра, да еще одетом в кимоно, нельзя сказать "хадэ", только "ики". Так же говорят об утонченных городских гейшах. Быть может, "ики" значит "шикарно"? Отнюдь нет. "Ики" - это нечто традицион-но красивое, тогда как понятие "шик" зависит от моды. Поэтому даже со вкусом одетая европейская женщина не может быть "ики" - ее модная одежда будет казаться смешной уже через 20 - 30 лет, в то время как красота кимоно, в котором щеголяют гейши, непреходяща.
    С годами и мужчины, и женщины носят более "осенние" кимоно. Их цвет обозначается словом "дзими". Правда, каждое новое поколение стариков носит менее яркую одежду, чем носили их однолетки раньше. Но так как молодежь одевается все более "хадэ", то оба эти слова - "хадэ" и "дзими" - являются антонимами.
    ...Профессор еще долго знакомил меня с японской эстетикой, но я признался, что понял совсем немного. Он улыбнулся и ответил: для такого "младенца", как я, это действительно сложно, но мне пора уже повзрослеть и пойти в школу.
    Эту приятную новость Накамура припас напоследок: министерство просвещения разрешило принять меня в Токийскую школу слепых - правда, "студентом на особом положении" (интересно, что это значит?). Я поблагодарил Накамура-сэнсэй за его хлопоты и сделал это так усердно, что у меня до сих пор болит от поклонов спина".

(2) Кун - "дорогой, любимый" (яп.).
(3) Каймей - традиционный обряд перемены имени. Новый член семьи, например, зять или приемный сын, может взять себе другое имя.
(4) Сэнсэй - букв. "учитель" - в Японии уважительное обращение к образованному человеку.

<< >>