Он сразу очутился на берегу моря, от которого дул сухой жаркий ветер. И к берегу пристал корабль под зелёным парусом. Он узнал этот корабль.

Море было тёмное; из глубины выглядывали рыбы с выпуклыми страшными глазами.

На палубе стоял Редисочный человек и вертел штурвал… Серебряные пуговицы на его куртке сверкали гораздо ярче, чем обычно, даже ярче, чем звёзды. На голове была новенькая фуражка с золотым гербом.

Не отрываясь от штурвала, он крикнул:

«Эй, там, на берегу! К пристани подходит корабль под командованием адмирала Редиски!»

Яблочный человек смотрел в длинную подзорную трубу. Когда Володя поднялся на палубу, адмирал Редиска усмехнулся в длинную белую бороду и спросил:

«Жарко?»

«Не очень», — ответил Володя.

Он думал: «Скажешь, жарко, голова болит, — оставят дома, не возьмут в путешествие». А ему очень хотелось путешествовать.

«Нет, жарко! — сказал адмирал Редиска, поворачивая штурвал. — Так и должно быть. Ведь мы плывём в Жаркую страну».

Рыбы, которые глядели из воды выпуклыми глазами, были огромные и страшные, но добрые.

«Виден берег», — доложил Яблочный человек, глядя в подзорную трубу.

«Это Жаркая страна» — сказала самая большая рыба; она плыла рядом с кораблём.

На берегу росла яблоня — та, которая раньше была сухой.

Володя сразу узнал яблоню, хотя на ней было очень много больших красных яблок и на всех ветках ярко зеленела листва.

Под яблоней в своём кресле сидел дедушка и читал газету.

«Поплывём дальше?» — спросил дедушку адмирал Редиска.

«Как же мы поплывём дальше, если сегодня первое число», — ответил дедушка, отрываясь от газеты.

— Ну конечно, первое число! — крикнул Володя. Он так обрадовался, что даже почти перестала болеть голова.

И только он крикнул: «Первое число!» — показался дядя Алёша.

Он бежал к кораблю очень быстро, семимильными шагами.

Справа от него бежал слон — настоящий, с хоботом, храбрый, но только очень маленький, не больше спичечной коробки. А слева бежала мышь — большая, как гора.

«Вот и мы!» — громко и красиво, так, что слышно было на сто километров кругом, подняв хобот, протрубил маленький настоящий слон.

«Вот и мы!» — еле слышно пискнула мышь, большая, как гора.

«А я по тебе соскучился», — сказал дядя Алёша, протягивая Володе руку.

«Все на палубу!» — приказал адмирал Редиска. И все поднялись на корабль.

Дядя Алёша шёл впереди и нёс дедушкино кресло.

Дедушка в кресле читал газету. Слон, подняв хобот, трубил.

Только мышь, большая, как гора, осталась на берегу; она бы не поместилась на корабле.

«Я и тут не пропаду!» — пискнула мышь. Слон трубил так, что звенело в ушах. Болела голова, но было весело.

«Мы поплывём в Очень Жаркую страну», — сказал адмирал Редиска, поворачивая штурвал.

И они поплыли.

А потом наступило утро.

Володя не спал, но не сразу открыл глаза.

Наконец открыл и увидел: дедушкино кресло пусто.

Нет ни дяди Алёши, ни маленького настоящего слона.

Только бабушка сидит рядом.

— Сегодня первое число? — через силу спросил Володя.

— Второе, маленький! Будет ещё первое число. Спи и ни о чём не думай.

«Ну конечно, — закрывая глаза, подумал Володя, — сегодня второе число, поэтому и нет ни дяди Алёши, ни слона, никого».

Они плывут по морю.

Адмирал Редиска вертит штурвал, Яблочный человек смотрит в подзорную трубу, дедушка сидит в кресле и читает газету.

Маленький настоящий слон трубит, и рыбы плывут в разные стороны, освобождая кораблю дорогу.

Перед носом корабля катится вал с белым гребнем, как мыльная вода перед шваброй.

«Не видно земли?» — скрипучим голосом спрашивает адмирал Редиска.

«Справа по борту Очень Жаркая страна», — с верхушки мачты отвечает дядя Алёша.

Горячий ветер дует в лицо.

— Пить! — пересохшими губами прошептал Володя.

— Сейчас! Сейчас!..

Не раскрывая глаз, Володя пьёт что-то прохладное, кисло-сладкое.

Ветер становится не таким жарким.

Володя спал.

Бабушка сидела рядом, и Володя крепко держался за её руку.

А потом Володя выздоровел. И было первое число, когда светило солнце, но всё время падал снег; дядя Алёша не приходил.

И первое число, когда ёлка.

На ёлку бабушка подарила Володе слона.

— Спасибо! — поблагодарил Володя.

— Я думала, ты обрадуешься, — сказала бабушка. — Ты, когда болел, всё время повторял: слон… слон… да разве тебя поймёшь?

— Я обрадовался. — «Немножко…» — про себя договорил Володя.

Но он совсем не обрадовался, потому что слон был хотя и маленький и с хоботом, но железный, холодный, а не настоящий.

Настоящего слона Володя помнил хорошо. Как слон трубил! Так, что звенело в ушах. А дядю Алёшу он забывал иногда, но очень редко...

Li tuj aperis sur bordo de maro, de kiu blovis seka varmega vento. Kaj apude albordighis shipo sub verda velo. Li rekonis tiun shipon.

La maro estis malhela; el la profundo rigardis fishoj kun konveksaj timindaj okuloj.

Sur la ferdeko staris Rafanetuleto kaj turnis la rudroradon… La arghentaj butonoj sur ghia jako brilis multe pli hele ol ordinare, ech pli hele ol steloj. Sur la kapo estis noveta kaskedo kun ora blazono.

Ne lasante la rudroradon, ghi kriis:

«Hej, tie, sur la bordo! Al la varfo venas shipo sub ordonoj de admiralo Rafanetuleto!».

Pomuleto rigardis tra la longa lorno. Kiam Volodja levighis sur la ferdekon, admiralo Rafanetuleto subridis sub la longa blanka barbo kaj demandis:

«Chu varmegas?»

«Ne tre», — respondis Volodja.

Li pensis: «Se mi diros: varmegas, la kapo doloras, — oni lasos min hejme, ne prenos al la vojagho». Sed li tre volis vojaghi.

«Ne, varmegas! — diris admiralo Rafanetuleto, turnante la rudroradon. — Tiel do devas esti. Ni ja shipas al la Varmega lando».

La fishoj, kiuj rigardis el la akvo per la konveksaj okuloj, estis grandegaj kaj timindaj, sed bonkoraj.

«La bordo videblas », — raportis Pomuleto, rigardante tra la lorno.

«Tio estas la Varmega lando» — diris la plej granda fisho; ghi naghis apud la shipo.

Sur la bordo kreskis pomarbo — la sama, kiu antaue estis seka.

Volodja tuj rekonis la pomarbon, kvankam ghi havis tre multajn grandajn rughajn pomojn kaj sur chiuj branchoj verdis foliaro.

Sub la pomarbo sur sia fotelo sidis avchjo kaj legis jhurnalon.

«Chu ni shipu plu?» — demandis avchjon admiralo Rafanetuleto.

«Kiel do ni shipu plu, se hodiau estas la unua nombro», — respondis avchjo, lasante la jhurnalon.

— Do certe, la unua nombro! — kriis Volodja. Li tiel ekghojis, ke ech preskau chesis dolori la kapo.

Kaj jhus li kriis: «La unua nombro!» — montrighis onklo Aljosha.

Li kuris al la shipo tre rapide, sepmejl-pashe.

Dekstre de li kuris elefanto — vera, kun rostro, kuragha, sed nur tre malgranda, ne pli granda ol alumetujo. Kaj maldekstre kuris muso — granda kiel monto.

«Jen estas ni!» — laute kaj bele, audeble en distanco de cent kilometroj chirkaue, levinte la rostron, trumpetis la malgranda vera elefanto.

«Jen estas ni!» — apenau audeble bleketis la muso, granda kiel monto.

«Mi pri vi sopiris», — diris onklo Aljosha, etendante la manon.

«Chiuj sur ferdekon!» — ordonis admiralo Rafanetuleto. Kaj chiuj levighis sur la shipon.

Onklo Aljosha iris antaue kaj portis la avchjan fotelon.

Avchjo sur la fotelo legis la jhurnalon. La elefanto, levinte rostron, trumpetis.

Nur la muso, granda kiel monto, restis sur la bordo; ghi ne enspacighus sur la shipo.

«Ankau chi tie mi ne perdighos!» — bleketis la muso. La elefanto trumpetis tiel, ke sonoris en la oreloj. Doloris la kapo, sed estis ghoje.

«Ni shipos al la Tre Varmega Lando», — diris admiralo Rafanetuleto, turnante la rudroradon.

Kaj ili ekshipis.

Kaj poste venis la mateno.

Volodja ne dormis, sed ne tuj malfermis la okulojn.

Fine li malfermis kaj vidis: la avchja fotelo estas malplena.

Estas nek onklo Aljosha, nek la malgranda vera elefanto.

Nur avinjo sidas apude.

— Chu hodiau estas la unua nombro? — pene demandis Volodja.

— La dua, etulo! Ankorau estos la unua nombro. Dormu kaj pensu pri nenio.

«Do certe, — fermante la okuloj, pensis Volodja, — hodiau estas la dua nombro, tial estas nek onklo Aljosha, nek la elefanto, neniu».

Ili shipas sur la maro.

Admiralo Rafanetuleto turnas la rudroradon, Pomuleto rigardas tra la lorno, avchjo sidas sur la fotelo kaj legas la jhurnalon.

La malgranda vera elefanto trumpetas, kaj la fishoj naghas al diversaj flankoj, liberigante por la shipo la vojon.

Antau la pruo rulighas ondego kun blanka surfo, kiel sapa akvo antau shvabrilo.

«Chu la tero ne videblas?» — per grinca vocho demandas admiralo Rafanetuleto.

«Lau tribordo estas la Tre Varmega Lando», — de la masta pinto respondas onklo Aljosha.

Varmega vento blovas al la vizagho.

— Trinki! — per sekighitaj lipoj flustris Volodja.

— Tuj! Tuj!..

Ne malfermante okulojn, Volodja trinkas ion malvarmetan, dolchacidan.

La vento farighas ne tiel varmega.

Volodja dormis.

Avinjo sidis apude, kaj Volodja firme tenighis je shia mano.

Kaj poste Volodja resanighis. Kaj estis la unua nombro, kiam lumis la suno, sed tuttempe falis negho; onklo Aljosha ne venis.

Kaj la unua nombro, kiam la Abio.

Sub la abio avinjo donacis al Volodja elefanton.

— Dankon! — dankis Volodja.

— Mi pensis, vi ghojos, — diris avinjo. — Vi, kiam malsanis, chiam ripetadis: elefanto… elefanto… Chu do oni vin komprenos?

— Mi ghojas. — «Iomete…» — enmense findiris Volodja.

Sed li tute ne ghojis, char la elefanto kvankam estis malgranda kaj kun rostro, sed fera, malvarma kaj ne vera.

La veran elefanton Volodja memoris bone. Kiel la elefanto trumpetis! Ke sonoris en la oreloj. Kaj onklon Aljosha li iufoje forgesadis, sed tre malofte…