У Редисочного человека было красное лицо, длинная белая борода, спичечная шея, куртка из красного пластилина с пуговицами из серебряной бумаги, а на спичечных ногах чёрные пластилиновые сапоги. Раньше лицо у него было красивое, круглое, а теперь стало маленьким, морщинистым. Он всё время улыбался себе в бороду. Глаза у него были узенькие, тоже все в морщинках.

Володя рассказал Редисочному человечку о дереве, которое забыло своё имя; он ему всё рассказывал.

Тот стоял, расставив ноги в чёрных сапогах, улыбался в бороду и поглядывал на свои серебряные пуговицы так, будто красивее этих пуговиц ничего нет на свете.

— Иногда дерево умрёт, а потом оживает, — рассказывал Володя.

— А потом оживает, — подтвердил Редисочный человечек.

— И дедушка тоже умер, а потом оживёт?

Послышались шаги, Володя быстро спрятал Редисочного человека под шкаф.

Вошла бабушка с сумкой, полной всякой всячины.

Дедушки с нею не было.

Бабушка хозяйничала. Володя всё смотрел на дверь и прислушивался.

— Чего ты? — спросила бабушка и потрогала ему ладонью лоб. — Не заболел?.. Какой-то не такой ты, мальчишка. То шумишь, бегаешь, безобразничаешь, никакого покою. А то сидишь тихий, как старичок, и тоже никакого с тобой покою.

Володя сидел и прислушивался. А когда лёг, с головой накрылся одеялом.

…А потом наступила весна.

Когда немного подсохло, Володя с дядей Алёшей сговорились и однажды вечером начали окапывать то сухое дерево, которое забыло своё имя. Володя копал маленькой лопаткой, а дядя Алёша принёс большую лопату.

Иногда дядя Алёша с корнем вырывал целые кусты, как настоящий богатырь.

Они оба очень увлеклись работой и не заметили, что к ним подошла тётя Вера.

— Связался чёрт с младенцем! — сказала тётя Вера, поджимая тонкие красные губы. — Очень мило…

Длинный человек отбросил лопату и молча стоял, счищая с ладоней комья грязи.

А Володя сказал:

— Я не младенец! Я совсем не младенец. Я уже хожу в детский сад.

Тётя Вера пожала плечами и пошла своей дорогой. А дядя Алёша вслед за ней.

Володя слышал, как тётя Вера сердито говорила:

— Несерьёзный ты человек, Алексей. И подумать только, каких он находит друзей и какие занятия!..

— Я и верно несерьёзный человек, — грустно ответил дядя Алёша. — Но что поделаешь, Верочка, если я такой…

Володя поработал ещё немного. Но одному работать скучно, и он пошёл домой.

— У-у, чумазый! — сердито сказала бабушка. — И где только ты умудрился так перепачкаться? Другие дети как дети, а ты…

— Я несерьёзный человек. Ведь правда? Да?

Бабушка молчала.

«Вот тётя Вера серьёзный человек, — про себя думал Володя, пока бабушка больно тёрла ему чёрные руки намыленной щёткой. — И бабушка. И Редисочный человек тоже немножко серьёзный. А мы с дядей Алёшей — нет».

— Что поделаешь, бабушка, если я такой… — сказал Володя.

— Молчал бы уж! — ответила бабушка.

А дерево Володя с дядей Алёшей окопали всё-таки.

И каждый день поливали. И на дереве начали набухать почки.

А потом бабушка увезла Володю на дачу.

В один день собрались и уехали; он даже с дядей Алёшей не успел попрощаться.

Вернулся он только осенью. Шёл дождик, но он сразу побежал к дереву. Оно было не совсем мёртвое: на некоторых ветках виднелись и зелёные, и уже совсем пожелтевшие листья.

Володя смотрел на дерево, но не узнавал его. Оно было не осина и не берёза, не тополь, не клён. Неизвестное дерево. Но пахло от него очень знакомо и хорошо.

«Вот бы дядя Алёша…» — подумал Володя.

И только он успел подумать это, дядя Алёша подошёл.

— А я по тебе соскучился, — сказал он.

— И я соскучился, — ответил Володя.

Дядя Алёша наклонился, поднял с земли что-то круглое, маленькое, зелёное и положил на Володину ладонь. Володя даже не сразу узнал, что это такое. А потом поднёс поближе к лицу и почувствовал сильный и чудесный запах яблока, яблочного варенья, пирогов с яблоками.

— Яблоня! — сказал Володя.

Дядя Алёша кивнул головой, и дерево тоже закивало ветвями с жёлтыми и зелёными листьями.

— Что же ты сделаешь с яблоком? — спросил дядя Алёша.

— Не знаю, — ответил Володя. Потом тихонько, по секрету сказал: — Я сделаю Яблочного человека. До свиданья, дядя Алёша!

Rafanetuleto havis rughan vizaghon, longan blankan barbon, alumetan kolon, jakon el rugha modlopasto kun butonoj el arghenta papero, kaj sur alumetaj kruroj nigrajn modlopastajn botojn. Pli frue ghia vizagho estis bela, ronda, sed nun farighis malgranda, sulkabunda. Ghi tuttempe ridetis al si en barbon. Ghiaj okuloj estis mallarghaj, ankau tute sulkabundaj.

Volodja rakontis al Rafanetuleto pri la arbo, kiu forgesis sian nomon; li chiam chion al ghi rakontadis.

Tiu staris, dismetinte kruroj en la nigraj botoj, ridetis al si en barbon kaj rigardis siajn arghentajn butonojn tiel, kvazau pli bela ol chi tiuj butonoj estas nenio en la mondo.

— Iufoje arbo mortas, sed poste revivighas, — rakontis Volodja.

— Sed poste revivighas, — konsentis Rafanetuleto.

— Chu ankau avchjo mortis, sed poste revivighos?

Audighis pashoj, Volodja rapide kashis Rafanetuleton sub la shrankon.

Eniris avinjo kun sako, plena je chia chiajho.

Avchjo kun shi ne estis.

Avinjo mastrumadis. Volodja chiam rigardis la pordon kaj fiksauskultadis.

— Kion do? — demandis avinjo kaj tushis lian frunton per palmo. — Chu vi ne malsanas? Iom vi ne estas chiama, bubo. Jen vi bruas, kuras, fiagas, neniu paco. Kaj jen vi sidas trankvila kiel maljunuleto, sed kun vi ne estas paco ankau.

Volodja sidis kaj fiksauskultis. Kaj kiam li enlitighis, li kunkape kovris sin per la litkovrilo.

…Kaj poste venis la printempo.

Kiam iomete sekighis, Volodja kun onklo Aljosha interkonsentis kaj foje vespere komencis chirkaufosi la sekan arbon, kiu forgesis sian nomon. Volodja fosis per malgranda fosileto, kaj onklo Aljosha alportis grandan fosilon.

Iufoje onklo Aljosha kun radiko elshiradis tutajn arbustojn kiel vera prodo.

Ili ambau estis tre absorbitaj de la laboro kaj ne rimarkis, ke ilin alvenis onklino Vera.

— Amikighis diablo kun bebo! — diris onklino Vera, kunpreminte la maldikajn rughajn lipojn. — Tre charmas…

Longulo forjhetis la fosilon kaj staris silenta, purigante de polmoj bulojn de koto.

Sed Volodja diris:

— Mi ne estas bebo! Mi tute ne estas bebo. Mi jam frekventas infanghardenon.

Onklino Vera levetis shultrojn kaj ekiris sian vojon. Kaj onklo Aljosha post shi.

Volodja audis, kiel onklino Vera kolere diris:

— Vi estas neserioza homo, Aleksio! Pripensu nur, kiajn amikojn kaj kiajn okupojn vi trovas!..

— Mi vere estas neserioza homo, — malgaje respondis onklo Aljosha. — Sed kion fari, Verjo, se mi estas tia…

Volodja laboretis ankorau iomete. Sed labori sole estas enue, kaj li iris hejmen.

— U-u, malpura! — kolere diris avinjo. — Kie do vi sukcesis tiel kotighi? Aliaj infanoj estas kiel infanoj, sed vi…

— Mi estas neserioza homa. Chu veras? Jes?

Avinjo silentis.

«Sed onklino Vera estas serioza homo, — enmense pensis Volodja dum avinjo dolore frotis liajn nigrajn manojn per sapumita broso. — Ankau avinjo. Ankau Rafanetuleto estas iomete serioza. Sed ni kun onklo Aljosha — ne».

— Kion fari, avinjo, se mi estas tia… — diris Volodja.

— Vi prefere silentu! — respondis avinjo.

Sed la arbon Volodja kun onklo Aljosha chirkaufosis.

Kaj ili akvumis ghin chiutage. Kaj sur la arbo komencis shveli burghonoj.

Sed poste avinjo veturigis Volodja al vilao.

Ili dum unu tago pretighis kaj forveturis; li ech al onklo Aljosha ne sukcesis adiaui.

Li revenis nur en la autuno. Pluvis, sed li tuj alkuris la arbon. Ghi estis ne tute morta: sur kelkaj branchoj vidighis kaj verdaj, kaj jam tute flavighintaj folioj.

Volodja rigardis la arbon, sed ne rekonadis ghin. Tiu estis nek tremolo kaj nek betulo, nek poplo, nek acero. Nekonata arbo. Sed odoris de ghi tre konate kaj bone.

«Se estus onklo Aljosha… » — pensis Volodja.

Jhus li sukcesis pensi tion, onklo Aljosha alvenis.

— Mi do pri vi sopiris, — diris li.

— Ankau mi sopiris, — respondis Volodja.

Onklo Aljosha klinis sin, levis de surtere ion rondan, malgrandan, verdan kaj metis sur polmon de Volodja. Volodja ech ne tuj rekonis, kio estas. Kaj poste ekportis pli proksime al vizagho kaj eksentis fortan kaj miraklan odoron de pomo, poma konfitajho, kukoj kun pomoj.

— Pomarbo! — diris Volodja.

Onklo Aljosha kapjesis, kaj la arbo ankau komencis jesi per branchoj kun flavaj kaj verdaj folioj.

— Kion do vi faros pri la pomo? — demandis onklo Aljosha.

— Mi ne scias, — respondis Volodja. Poste mallaute, lausekrete diris: — Mi faros Pomuleton. Ghis revido, onklo Aljosha!