28 АВГУСТА 1968 г., ЛИТЕРАТУРНАЯ ГАЗЕТА

---

64	ЯЗЫКА... И ЕЩЕ ОДИН

ЯЗЫК НАУКИ. Как сделать его общедоступным? Обсуждение этой проблемы было начато недавно в "ЛГ". Продолжая разговор, авторы публикуемых сегодня материалов поднимают вопросы, касающиеся научной информации в широком плане. Как облегчить общение специалистов, говорящих на разных языках? Что нужно сделать, чтобы не засорять безбрежный океан информации бесполезными сведениями? Наконец, как добиться профессионального уровня популяризации научных знаний?

    Все чаще перед наукой встают задачи, которые можно решить лишь путем прямого сотрудничества ученых всего мира. Исследования в рамках Международного геофизического года, Международной биологической программы, изучение Антарктики, сотрудничество в борьбе с раком, исследования космоса по самой сути своей требуют многоязыкового обмена информацией.
    Патенты всех стран составляются на государственном языке - в общем на нескольких десятках языков. Число патентов перевалило за 13 миллионов и увеличивается ежегодно на 300 тысяч. Нужно ли удивляться, что сравнение их вырастает в задачу исключительной сложности? Помимо языка, на котором составлен патент, необходимо владеть и специальной терминологией.
    Знания главных европейских языков уже недостаточно, чтобы ученый смог уследить за мировой научной литературой. Так, почти вся японская научная периодика печатается на родном языке. Социалистические страны публикуют материалы на своих языках. При попытке обобщить материал по климату Африки потребовалось знание 25 языков, а ведь еще не все языки этого континента обрели письменность. Можно предположить, что в ближайшие десятилетия уменьшится удельный вес публикаций на английском, французском и немецком языках и возрастет роль японского, хинди, арабского, суахили.
    Как же быть специалистам, не знающим этих языков?

    Можно, например, представить себе настолько усовершенствованную систему информации, что каждый специалист может быстро получать нужные ему сведения на родном языке. Однако такой путь приведет к чрезвычайному увеличению числа переводных изданий. Издательства "Мир" и "Прогресс" выпускают книги, переведенные на русский с 43 языков и, в свою очередь, переводят с русского на 30 главных языков мира. Однако с русского научной литературы переводится очень мало: это нерентабельно, так как каждым языком владеет небольшое число специалистов по данному вопросу, и это обусловливает малые тиражи издания.
    Основной поток научной информации идет через серийные издания и журналы. Во всем мире издается около 400 реферативных журналов, как-то отражающих научно-техническую информацию. В Москве, помимо 63 отраслевых, находятся 3 центральных информационных учреждения и крупнейший в мире Всесоюзный институт научной и технической информации (ВИНИТИ). Сюда стекается литература на 64 языках из 108 стран мира. Около двух с половиной тысяч штатных сотрудников просматривают более 15 тысяч зарубежных журналов и затем передают их 22 тысячам внештатных референтов. Институт перерабатывает в год немногим менее миллиона статей. И все-таки продукция ВИНИТИ не охватывает литературу по строительству, сельскому хозяйству, медицине и гуманитарным наукам.
    Перерабатываемая информация не отличается точностью, так как каждая публикация проходит 6-8 операций: классификацию, перевод, реферирование, редактирование и т.д. Это типичный пример многоконтактной связи. Суммирование ошибок на разных этапах обработки приводит к потере, или, в терминах кибернетики, энтропии информации. Ошибки обильны, поскольку невозможно найти специалистов-переводчиков десяти тысяч узких профилей (64 языка и 164 отрасли).
    Медленно происходит доставка информации потребителю: в реферативных изданиях ВИНИТИ она поступает к читателю через 5-12 месяцев, а в книгах иногда года через три после опубликования оригинала.
    Не легче и с устным переводом. У нас во Дворце съездов существует оборудование для синхронного перевода на 28 языков. Однако, взяв наушник, можно услышать оратора в лучшем случае на 6-7 языках; для остальных не находится переводчиков. А когда начинаются ответы на вопросы и прения, в наушниках слышны только сильно искаженные отрывочные фразы.
    "Поистине дикое зрелище, - пишет Джон Бернал, - представляет собой множество людей, собратившихся на научную конференцию, которые совершенно одинаково одеты, одинаково выглядят, охватывают, как нам отлично известно, своими мыслями и познаниями почти тождественные области знания и все-таки абсолютно не способны общаться между собой и нуждаются в услугах переводчика... Нужно выработать радикально лучшее средство общения, особенно ныне, когда мир становится действующим комплексом, в котором вавилонская мешанина языков является ужасающими путами".
    В отличие от Джона Бернала, большинство ученых стоит за традиционные решения. Так, генеральный секретарь Реферативного бюро Международного совета научных союзов Г.А.Бутри предложил заключить конвенцию: каждая книга или статья должна снабжаться аннотацией на четырех главных европейских языках - английском, русском, французском, немецком. Такое временное соглашение возможно, но почему только четыре языка? Сюда, вероятно, следует добавить испанский, японский, арабский, хинди...

    Успехи в разностороннем применении счетно-решающих устройств породили мысль использовать их также для машинного перевода.
    Однако Норберт Винер, отец кибернетики, человек, который говорил на тринадцати европейских и азиатских языках, предупреждал о сложности этой проблемы. Он писал: "...Откровенно говоря, я боюсь, что границы слов в разных языках слишком расплывчаты... чтобы какий-нибудь полумеханический способ перевода был многообещающим... В настоящее время механизация языка... представляется мне преждевременной..."
    Действительно, задача очень трудна, особенно в части построения моделей языков оригинала и перевода. Каждая грамматика состоит из сотен, иногда тысяч правил правописания, морфологии, синтаксиса. С точки зрения логики, эти правила в значительной части абсурдны. Так, академик В.Виноградов писал, что русская орфография изобилует "противоречиями, неоправданными пережитками... случаями спорного или двойственного написания". В результате электронные машины после длящейся годами подготовки машинных словарей в какой-либо узкой области знаний выдают лишь полуфабрикат; их переводы требуют доработки человеком, знающим как оба языка, так и эту область
знаний. Для того чтобы получить сколько-нибудь удовлетворительный результат, требуется чрезвычайное усложнение машин-переводчиков. Так что этот метод как средство преодоления языковых барьеров в науке едва ли может оказаться в скором времени эффективным.
    Может быть, пойти по другому пути и попытаться обучить специалистов всем главным языкам мира? Едва ли это реальное решение. Наша средняя школа выкраивает с трудом на обучение иностранному языку 750 часов. К этому вуз добавляет 210 обязательных и 150 необязательных часов. А между тем, по нашему мнению, для свободного овладения только одним языком нужно около 5000 часов. Не мудрено, что окончившие вуз зачастую едва могут разбирать научный текст со словарем. Где уж тут говорить о многих языках!
    Видимо, реальнее свести проблему к одному языку. Принять для науки по взаимному соглашению какой-либо один национальный или международный язык и публиковать на нем все научные тексты. При этом возможно сохранить и параллельные публикации на национальных языках.
    Однако в качестве международного языка науки национальный язык по многим соображениям неприемлем. Вот два из них. Во-первых, страна, язык которой станет всеобщим научным языком, окажется в привилегированном положении. Ее ученые, не тратя по три-пять лет на изучение чужого языка, отдадут это время науке. Будут сэкономлены сотни миллионов часов рабочего времени, страна эта вырвется вперед по уровню развития науки. Во-вторых, она получит большие возможности экономической и идеологической экспансии. За научными работами последуют технические условия, проспекты, каталоги, рекламы товаров, наконец, газеты и радио. Это даст ей огромный перевес и в политическом отношении. Другие страны никогда не согласятся предоставить ей такие преимущества.
    Остается единственный выход, который нам представляется целесообразным: взять в качестве единого вспомогательного языка науки какой-нибудь искусственный или, вернее, упорядоченный язык, построенный на основе логичной грамматики и, по возможности, международной терминологии. Введение его в практику возможно, например, следующим путем.
    В сфере научной информации на первом этапе вводятся обязательные резюме на общем языке науки. Они составляются самими авторами на родном языке, ими же, по возможности, осуществляется и их перевод, чем гарантируются точность и содержательность сокращенного изложения текста. Публикация резюме на карточках, прилагаемых к журналу или книге, уже принята в ряде иностранных издательств. Обязательное визирование статей самим автором на русском языке широко практикуется в СССР.
    На втором этапе научную литературу имеет смысл печатать параллельное на родном языке и на том, который будет принят для международного научного общения, или же только на последнем. Это откроет зеленую улицу для публикации работ узкого профиля (а таких сейчас большинство), ибо в несколько раз вырастет их тираж.
    Могут сказать, не предлагаем ли мы вернуться к тем временам, когда в науке господствовала латынь? Что же, новое - это хорошо забытое старое, однако развитие науки идет по спирали, и если что-то повторяется, то на другом, качественно отличном уровне. Латынь безнадежно устарела, однако идея использования в науке одного и притом нейтрального языка была, несомненно, здравой.
    Мир уже принял такие средства общения, как морской и авиационный коды, арабские цифры, нотные знаки, медицинские термины, математические и фимические формулы. Неужели мы остановимся перел тем, чтобы унифицировать то, что эти символы объединяет: слова-связки, суффиксы, правила грамматики?

А.БЕРГ,
академик
Д.АРМАНД,
доктор географических наук
Е.БОКАРЕВ,
доктор филологических наук