К. Горбачевич
(Русистика. - Берлин., 1990, № 2. - С.
70-80)
1. ВСТУПЛЕНИЕ
- В самом деле, перефразируя
известные стихи Тютчева, дано
ли нам, современникам, узнать,
какой будет русский язык в
грядущем столетии? В науке на
этот счет существуют разные
мнения. Одни ученые с
уверенностью говорят о
практически безграничных
возможностях современной
прогностики. Ведь еще
выдающийся русский ученый К.А.
Тимирязев как-то заметил:
"Никто так не ошибался в
своих предсказаниях, как
пророки ограниченности
человеческого знания".
Другие, скептики и маловеры,
пишут так: "Мысль о
возможности предвидеть
языковые изменения лишена
оснований. Вообще будущее не
является предметом
познания". Кто же прав? Об
инертности научного мышления
ярко сказал в книге "Черты
будущего" известный
писатель и ученый Артур Кларк:
"Шестерни воображения могут
завязнуть в избыточном бремени
знаний. Когда выдающийся, но
уже пожилой ученый заявляет,
что какая-то идея осуществима,
он почти всегда прав. Когда он
заявляет, что какая-либо идея
неосуществима, он, вероятнее
всего, ошибается" (Кларк, 1966,
37-38).
- Наше время - время массовых
социально-экономических
прогнозов. Как и планирование,
прогнозирование развития
общества становится не данью
преходящей моды, а осознанной и
устойчивой потребностью.
Прогнозируется сейчас
практически всё: добыча и
потребление угля, нефти газа,
врачи прогнозируют эпидемии
гриппа, работники текстильной
и обувной промышленности
ломают голову над судьбами
моды, утверждая, впрочем, что в
поведении даже этой
"капризной дамы"
наблюдается довольно строгая
повторяемость, цикличность.
Важно при этом подчеркнуть
высокую достоверность
научно-технических
предсказаний. В книге "Тайны
предвидения" (М., 1977)
отмечается, что прогнозы
первой четверти нашего века
сбылись на 75%.
2.
НЕОБХОДИМОСТЬ ЛИНГВИСТИЧЕСКИХ
ПРОГНОЗОВ
- На путь прогнозирования,
научно обоснованного
предвидения будущего вступает
и наука о языке. И вызвано это
отнюдь не праздным
любопытством. Не случайно
историк русского языка А.А.
Потебня недвусмысленно
утверждал: "Основной вопрос
всякого знания: откуда и,
поскольку можно судить по
этому, куда мы идем"
(Потебня, 1968, 5).
- Не секрет, что сегодяншяя норма
литературного языка
существует нередко в двух, а
иногда и более вариантах. Одни,
например, говорят творо'г,
индустри'я, и'скрится, другие
- тво'рог, инду'стрия,
искри'тся. Старшее поколение,
как правило, произносит:
коне[ш]но, ску[ш]но, у молодежи
все чаще встречается сближение
с орфографией: коне[ч]но,
ску[ч]но. Да и не только у
молодежи. Жесткая конкуренция
продолжается в грамматике.
Формы докторы, профессоры
ушли в прошлое, уступив новым доктора,
профессора, но ведут борьбу
за выживание токари и токаря,
инструкторы и инструктора,
корректоры и корректора.
Какие из этих и подобных
вариантов окажутся
победителями? Языковед,
который занят составлением
словарей и грамматик, должен
оценить такие факты
объективно, и не только с
позиции сегодняшнего дня, но и
с учетом языкового
"завтра". Ведь история
жестоко мстит тем, кто
основывается на языковом
пуризме и пытается остановить
естественный ход вещей.
- Таким образом прогнозирование
развития языка и установление
перспективных, наиболее
вероятных форм выражения в
будущем - это не отвлеченная
схоластика, не гимнастика ума,
а нужное дело, подсказанное
самой общественной жизнью.
3. ЯЗЫК И ПОСТУЛАТЫ
ПРОГНОСТИКИ
- Однако удовлетворяет ли наш
прогнозируемый объект
(литературный язык) тем
постулатам прогностики,
которые гарантируют наиболее
надежные, оптимальные
результаты? Думается, да.
Судите сами.
3.1.
Инерционность прогнозируемого
объекта
- Первым условием для получения
надежных прогнозов служит
инерционность исследуемого
объекта, т.е. эволюционный
характер его развития,
отсутствие резких скачков,
катаклизмов. Сейчас уже нет
необходимости доказывать, что
язык, как и все в нашем мире, не
стоит на месте, а изменяется,
развивается. Между тем
человечество долгое время
верило в неизменную, статичную
природу языка.
- Но нам важно подчеркнуть
другое. Эволюция языка
протекает медленно, его
развитие, обновление
складывается из мельчайших,
незаметных сдвигов, накоплений
и потерь, не нарушающих
преемственность языковых
навыков. Не случайно развитие
языка иногда образно
сравнивают со зрительно не
воспринимаемым движением
часовой стрелки. Более
заметные изменения происходят
в лексике, быстро реагирующей
на события в общественной
жизни. Глубинные же уровни
языка - фонетика, морфология,
синтаксис - развиваются по
своим внутренним законам и
мало зависят от
социально-экономических
факторов. Не случайно поэтому
выдающийся лингвист и
литературовед Роман Якобсон
как-то заметил: "Известные
языки мира - как древние, так и
современные - своей
фонологической и
грамматической структурой
никак не отражают степень
культурного развития
общества". (Якобсон, 1985, 379).
Итак, язык представляет собой
достаточно инерционную
систему и поэтому
удовлетворяет первому
постулату прогностики.
3.2. Долговременные
тенденции и экстраполяция
- Второе условие прогностики,
обеспечивающее относительно
надежные результаты,
заключается в наличии у
объекта прогнозирования
долговременных и
однонаправленных тенденция
развития. Дело в том, что при
экстраполяции, т.е. при
перенесении в будущее
устойчивых черт прошлого и
настоящего, нельзя забывать о
зависимости между базовым
периодом и дальностью
прогноза. Базовым периодом
называют срок действия
однонаправленной тенденции.
Считают, что надежный прогноз
может быть получен только в том
случае, если его дальность не
превышает одной трети базового
периода. А есть ли в языке
долговременные и
однонаправленные тенденции
развития? Конечно. Возьмем,
например, оттяжку ударения у
существительных мужского рода
ближе к началу слова. Это
однонаправленный процесс (в
науке он называется рецессией
ударения) продолжается как
минимум два столетия. В прошлом
говорили: возду'х, возгла'с,
призра'к, клима'т, профи'ль,
конку'рс, скульпто'р, фундаме'нт
и т.п. Еще в начале XX века
конкурировали тока'рь и то'карь,
на'сморк и насмо'рк, загово'р
и за'говор. Во времена
Пушкина произносили только загово'р.
Сравните: "Опальному
изгнаннику легко обдумывать
мятеж и загово'р" (Борис
Годунов). Теперь все скажут за'говор,
ударение сместилось к началу
слова. А что будет с ударением до'говор,
которое еще недавно словари
усердно браковали, а теперь
признали допустимым, хотя и
несколько сниженным вариантом?
Ведь так говорят не только
среди интеллигенции, новое
ударение до'говор
встречается даже у известных
поэтов. Например:
- Но ты не пугайся.
- Я до'говор наш не нарушу.
- Не будет ни слез, ни вопросов,
- Ни даже упрека.
- (О. Бергольц. Ничто не
вернется...)
- Исходя из наличия
долговременной и
однонаправленной тенденции в
перемещении ударения у слов
мужского рода, можно ожидать,
что в будущем установится
именно такое произношение: до'говор,
тво'рог, пла'нер и т.п. Хорошо
это или плохо? Автору этих
строк новое ударение режет
слух. Но что стоят вкусовые
оценки перед объективными
закономерностями развития
языка! Ведь многое, что
казалось разрушительным для
языка и вызывало гневное
осуждение, впоследствии
оказывалось необходимым и даже
благодетельным.
3.3.
Знание причины и вероятность
прогнозов
- Повышение вероятности
прогнозов в значительной мере
зависит от знания
причинно-следственной связи
происходящих явлений.
Известно, что одна и та же
причина при одних и тех же
условиях приводит к одинаковым
или, во всяком случае, сходным
результатам. В современном
языкознании установлены
многие причины, порождающие
изменение языка: действие
внутренней и внешней аналогии,
преодоление избыточности
информации, стремление к
системности и многие другие.
Ограничимся одним примером.
Долгое время формы женского
рода у кратких прилагательных
и страдательных причастий
пользовались особой
привилегией: в отличие от
других форм ударение у них
падало на окончание. Еще
недавно словари рекомендовали:
жесто'к, жесто'ко, жесто'ки,
но жестока'; скло'нен,
скло'нно, скло'нны, но склонна'.
Под действием аналогии
происходит выравнивание
ударения, формы женского рода
постепенно теряют свою
особенность: стали говорить не жестока',
а жесто'ка, не склонна',
а скло'нна. И заметься,
потеря избыточного
различительного признака
оказалась в целом полезной для
самих говорящих (особенно для
изучающих русский язык) - ведь
теперь не надо напрягать
память. Система ударения
становится более стройной,
организованной. Поэтому в
будущем можно ожидать
распространения этого
процесса на другие слова:
станут говорить не взята', а
взя'та, не продана', а про'дана
и т.п.
3.4. Статистика и
лингвистическое
прогнозирование
- Естественно, что научное
прогнозирование немыслимо без
привлечения обширных,
математически обработанных
материалов. Новые
автоматизированные способы
сбора и обработки информации
открывают широкие перспективы
перед статистикой, данные
которой служат важной опорой
языкового прогнозирования.
Наука о языке накопила уже
немалое количество
статистических сведений,
причем с учетом возрастных и
профессиональных отличий
информантов. Так долгое время
велись ожесточенные споры
относительно правильности
форм родительного падежа
множественного числа: грамм,
апельсин, помидор, вместо
традиционных граммов,
апельсинов, помидоров.
Социологическое обследование
показало, что подавляющее
большинство, независимо от
возраста и профессии,
употребляют сейчас именно
бракуемые грамматиками формы
без окончания -ов. При
обработке магнитофонных
записей выяснилось: из 400
информантов все 400 употребили
форму грамм, а не граммов,
394 человека сказали килограмм
помидор и только четверо - помидоров.
Глубоко прав был знаток
русского языка Корней
Чуковский, когда писал:
"Теперь мне даже странно
вспомнить, как сердило меня на
первых порах нынешнее
словосочетание: сто грамм.
"Не сто грамм, а сто
граммов!" - с негодованием
выкрикивал я. Но малу-помалу
привык, обтерпелся, и теперь
эта новая форма кажется мне
совершенно нормальной"
(Чуковский, 1962, 17). Жизнь взяла
верх над грамматической
догмой. Академическое издание
"Русской грамматики" (М.,
1980) признало нормативными обе
формы: граммов и грамм.
- Количественные сведения
получены сейчас о многих
фактах литературного языка.
Вышли в свет частотные словари,
в ряде вузов страны
составляются словари языка
отдельных писателей, с помощью
ЭВМ создаются исчерпывающие
списки слов к их произведениям.
Известно, например, что Пушкин
употребил в сочинениях и
письмах 21 290 разных слов.
Имеются данные и о количестве
слов у других писателей: Гомер -
около 9000 слов, Шекспир - около 15
000 слов (по другим источникам
около 20 000 слов), Сервантес -
около 17 000 слов, Гоголь (только
"Мертвые души") - около 10 000,
Шевченко - около 10 000 слов,
Есенин - 18 890 слов. Но больше
всего разных слов содержится в
произведениях В.И. Ленина -
свыше 37 500 (см. Словарь языка В.И.
Ленина. Алфавитно-частотный
словоуказатель к Полному
собранию сочинений. Т. I-II. М.,
1987).
- Таким образом, мы можем
признать, что сам
прогнозируемый объект (язык) и
состояние науки о нем в целом
удовлетворяют основным
постулатам прогностики.
Конечно, было бы опрометчивым
думать, что языковые прогнозы
(впрочем, как и любые прогнозы)
гарантированы от ошибок.
Статистика еще не охватила все
стороны языка, не все причины и
пружины языковых изменений
раскрыты с достаточной
достоверностью. В начале XX века
известный русский языковед В.И.
Чернышев признавался:
"Нелегко определить... что
является современным в языке,
что стоит в нем прочно, что
является случайным наносом,
что отжило свой век"
(Чернышев, 1970, 449). И хотя наука с
тех пор ушла далеко вперед, эти
слова в значительной степени
применимы и к нашему времени. В
преобразовании языка нередко
участвует множество
взаимодействующих и скрытых от
непосредственного наблюдения
факторов. "Природа, - как
писал Леонардо да Винчи, - полна
бесчисленных причин".
- Но если мы не в силах подчас
сделать прогноз относительно
какого-либо отдельного слова,
поведение которого может
зависеть от множества
непредсказуемых
обстоятельств, то в гораздо
большей вероятностью можно
говорить о некоторых общих
чертах языка в будущем.
Исследование и последующая
экстраполяция устойчивых
тенденций в развитии языка
служит, пожалуй, самым надежным
компасом лингвистических
прогнозов, именно это
позволяет навести мосты между
настоящим и будущим.
4.
ОСНОВНЫЕ ЧЕРТЫ РУССКОГО ЯЗЫКА
В БУДУЩЕМ
- Что же ожидает наш язык в
ближайшие десятилетия
грядущего века? Ставя перед
собой такую ограниченную
задачу, мы вправе надеяться на
более вероятные предположения,
к тому же языкознание еще не
накопило достаточных данных
для долговременного прогноза
языковых изменений. Д. Томсон в
книге "Предвидимое
будущее" заметил, что,
оставаясь на почве реального,
вообще можно делать
предположения не дальше чем на
100 лет вперед.
4.1.
Сближение общелитературного
языка с языком науки
- Оглядываясь назад и учитывая
неоднократно возросший ныне
авторитет науки, углубление
научного мировоззрения, мы
закономерно можем ожидать в
будущем дальнейшего и еще
более тесного сближения
общелитературного языка с
языком науки. Еще в начале XX
века В.И. Ленин считал
необходимым разъяснять в
тексте своих работ смысл таких
слов: эволюция, концепция,
тенденция, а в Словаре
Ушакова слова перспектива,
принцип, проблема снабжались
пометой "книжное", то
теперь такие слова известны
всем и употребляются без
стилистических ограничений.
Слова науки стали проникать в
литературный язык еще в XVIII
веке. Сейчас они хлынули в нашу
речь мощным, неиссякаемым
потоком: акселерация,
антибиотики, биотоки,
геронтология, гидропоника,
голограмма, датчик,
запрограммировать,
канцерогенный, компьютер и
тысячи других, еще недавно
неведомых нам. подсчитано, что
около 50% неологизмов
приходится на
терминологическую лексику. Но
суть дела даже не в количестве.
На наших глазах происходит их
качественное преобразование -
метафорическое
переосмысление. Мало кого
смутят сейчас такие выражения: душевная
травма, моральный вакуум, вирус
стяжательства, синдром
неуверенности, инфляция
совести и т.п. Еще пять-шесть
лет назад мало кто слышал о
книжном слове "аура"
(по-гречески буквально:
дуновение, воздушный ореол; в
терминологическом смысле его
использовали физики и медики).
Сейчас это словечко прокралось
в прессу и художественную
литературу. Например: "С
Капицей вынуждены были
считаться, его поведение
создавало ауру неподчинения, а
неподчинение - то, что смущает
чиновные души" (Д. Гранин.
Зубр).
- Наш язык (как, впрочем, и другие
развитые языки) твердо и
бесповоротно стал на путь
сближения с языком науки, и эта
тенденция, по всей видимости,
усилится в будущем. При этом
вовсе не следует думать, что
русский язык потеряет свою
выразительность, превратится в
сухой, наукообразный стандарт.
Уже для современной речи стало
характерным стремление
компенсировать сухость
научного языка употреблением
слов в новых, необычных
значениях, применением
разнообразных экспрессивных
средств. Как справедливо
заметил советский языковед В.Г.
Костомаров, терпимость к
новообразованиям,
нескованность традицией,
повышенная эмоциональность
возмещают строгость научного
изложения.
4.2. Русские
слова и их иноязычные
конкуренты
- Высказываются опасения и
другого рода. Некоторые
панически настроенные
ревнители языковой чистоты
пишут о непомерном засорении
русского языка иностранными
словами, полагают, что если
дело пойдет так дальше, то наш
язык потеряет свое лицо.
Оправданы ли такие суждения?
Известно, что обмен словами
между народами - естественный и
неизбежный процесс. Всякая
замкнутая национальная
культура проигрывает в своем
развитии. В петровское время, в
переломную эпоху нашей
истории, в русский язык влились
тысячи западноевропейских
слов. Сейчас главным
"поставщиком"
заимствований в разные языки
мира стал английский язык. Но и
он отнюдь не отличается
стерильностью, более 60% его
лексического состава
приходится на слова,
заимствованные из романских
языков. Много ли иноязычных
слов проникает в современный
русский язык? Оказывается,
сравнительно немного.
Подсчитано, что среди
зафиксированных неологизмов
доля прямых заимствований не
превышает 7-8%. В основном же
обновление лексики русского
языка происходит за счет
словосложения: авиамагистраль,
античастица, атомоход,
биотопливо, велоспорт,
нефтегазохранилище,
ракета-носитель, диван-кровать
и т.п. И заметьте, в этом
процессе важную роль играют
греко-латинские корни (анти...,
био..., теле... и т.п.),
составляющие общий фонд
европейских языков. Это очень
рационально. В век оживленных
международных контактов
"прозрачность"
интернациональной лексики
облегчает перевод,
взаимопонимание между
представителями разных
народов. Уже сейчас по
подсчетам исследователей
около 40% полнозначных слов в
европейских языках при
переводах
общественно-политических
текстов постоянно
соответствуют друг другу. Вот
несколько примеров из
современных газет, в которых
текст состоит почти сплошь из
слов интернационального
характера: "новый раунд
массированной кампании"
(Известия, 28.9.1984), "моральная
капитуляция" (Правда, 20.8.1987),
"конструктивный диалог двух
систем" (Известия, 6.7.1988). А
вот какие новые иноязычные
"пришельцы" замелькали в
наших газетах в 1989 году: менеджер,
спонсор, маркетинг, консорциум,
консенсус и др.
- Невольно возникает грустный
вопрос: что же будет с исконно
русскими словами, они что ли
отомрут?.. Нет, конечно. Даже
если в результате конкуренции
побеждает интернациональное
слово, исконно русское
приобретает особое
стилистическое звучание. Так,
например, произошло при
соперничестве
"архитектора" с
"зодчим"
(торжественно-возвышенное
"зодчий" восходит к
утраченному языком слову зод
- глина, стена из глины, отсюда,
кстати, здание, создатель,
созидание и т.п.). Но нельзя же
всерьез принимать и тех
фанатиков, которые упрямо
призывают очистить русский
язык от заимствований, даже
прочно вошедших в нашу речь.
Ведь находятся не в меру
горячие приверженцы старины,
требующие заменить латинское
слово "конституция"
старым термином - "Русская
правда" (так назывался свод
законов в Древней Руси)... Язык
не подчиняется ни
высокомерному поучительству,
ни произвольному
администрированию. Еще В.Г.
Белинский хорошо сказал:
"Слово мокроступы очень
хорошо могло бы выразить
понятие, выражаемое совершенно
бессмысленным для нас словом
галоши; но ведь не насильно же
заставить целый народ вместо
галоши говорить мокроступы,
если он этого не хочет".
4.3. Увеличится ли в
будущем словарный запас языка?
- Часто говорят об ожидаемом
значительном росте словарного
запаса русского языка в
будущем. Действительно,
увеличение количества слов
заметно даже при сопоставлении
академических словарей: в
"Словаре Академии
Российской" (1789-1794)
содержится несколько более 42 000
слов, в "Словаре
церковнославянского и
русского языка", изданного
Академией наук в 1847 году,
представлено уже около 115 000
слов, а в семнадцатитомном
"Словаре современного
русского литературного
языка" (1948-1965) - 120 480 слов.
Впрочем, данные словарей
весьма далеки от реального
количества слов в языке. И не
только потому, что в словари не
включаются диалектизмы и
специальные термины,
количество которых измеряется
семизначной цифрой. В словари,
как правило, не входят слова,
образованные по регулярной
модели и не нуждающиеся в
толковании. Например,
практически к каждому
существительному с конкретным
значением можно прибавить
приставку пол- (полдороги,
полдома, полкниги, полстакана
и т.д.), к прилагательным
приставку сверх- (сверхмощный,
сверхлюбопытный,
сверхмнительный и т.д.).
- Хотя, как мы выяснили, словари и
не совсем точно отражают
количество слов, других данных
наука о языке не имеет. Так вот
в изданных у нас словарях новых
слов (1971 г., 1984 г.) и пяти
выпусках словарных материалов
"Новое в русской лексике"
содержится примерно 20 000
неологизмов. Получается, что за
каждый год наш язык
приобретает более тысячи новых
слов. Зная это, можно как будто
подсчитать, сколько слов будет
в русском языке в 2050 году.
Однако такие подсчеты были бы
обманчивы. Дело в том, что
наряду с приобретениями
неизбежны и потери, переход
слов в пассивный запас и даже
полное отмирание. Например, в
прошлом были довольно
продуктивны слова на -чий (ловчий,
стряпчий, зодчий, певчий и
т.п.) и на -арь (бондарь,
гвоздарь, пушкарь и т.п.).
Слова этого типа постепенно
устаревают. На наших глазах
уходят в пассивный запас
десятки слов с суффиксом -ня:
гончарня, дегтярня,
лесопильня, мукомольня,
слесарня, хлебопекарня и др.
Теперь скорее скажут не лесопильня,
а лесопильный завод, а
непринужденной речи - лесопилка,
не маслобойня - а маслозавод.
Выход этих слов из активного
запаса обусловлен, видимо,
социальными причинами: они, как
правило, обозначали
немеханизированные
предприятия кустарного типа.
По аналогии с такой лексикой
покидают современную речь и
другие слова: кофейня,
купальня, курильня, читальня
и т.п. Не все сейчас помнят, чему
равны в современной системе
единиц измерения фунт (400 г),
пуд (16 кг), аршин (71 см), вершок
(4,4 см), сажень (2,13 м). Как ни
сетуют писатели, а новый тип
семейных и социальных связей
выталкивает из нашей памяти
даже наименование степени
родства. Горожане нередко уже
путают деверя с шуриным,
а золовку со свояченицей.
Эти потери слов неизбежны, а
если посмотреть шире - даже
полезны. Конкретный опыт людей
беспределен, пределы же
человеческой памяти все-таки
ограничены.
- Поэтому вряд ли можно ожидать
бесконечного прироста
словарного состава языка. Надо
сказать, что вообще как в
социальной жизни, так и в
природе мы нередко встречаемся
с потерей скорости прироста.
Так в книге "Тайны
предвидения" приводятся
данные о росте занятости
женщин в % от общего числа
трудящихся в СССР: 1925 г. - 25%, 1940
г. - 39%, 1972 г. - 51%. Однако в
дальнейшем прирост
естественным образом
приостановился. Известно
также, что живые организмы,
оказавшись в благоприятных
условиях, сначала размножаются
очень быстро. Но так не может
происходить вечно. Популяция
замедляется, т.к. в дело
вмешивается сама природа:
истощение ресурсов питания,
появление конкурентов и т.д.
Поэтому в прогностической
литературе нередко пишут о
переходе от развития по
экспоненте (т.е. со
значительной скоростью
прироста) к развитию по
линейной модели (т.е. без
резкого увеличения или
уменьшения) (Шляпентох, 1975,
213-221). Возможно, так случится и с
развитием лексического
состава: приток неологизмов
будет уравновешиваться
выходом многих слов из
активного запаса языка.
4.4. Сохранится ли
синтетический тип русского
языка
- Немало ожесточенных споров
ведется сейчас о том, каков
будет грамматический строй
русского языка в XXI веке.
Известно, что современный
русский язык принадлежит к
языкам синтетического типа.
Так вот некоторые языковеды
утверждают, что русский язык
развивается по типу
английского, т.е. переходит от
синтетического строя к
аналитическому. При этом
нередко ссылаются на слова В.И.
Ленина: "Русский язык
прогрессирует в сторону
английского" (т. 44, с. 503).
Однако это высказывание было
сделано относительно развития
аббревиатур (ВЦИК, РВС, ГОЭЛРО,
губком, совнарком и т.п.), и вряд
ли В.И. Ленин имел в виду
глубинные преобразования в
самом грамматическом строе
русского языка. Стремясь
доказать развитие аналитизма в
русском языке, сторонники этой
теории выдвигают такие
аргументы:
- а) даже давно заимствованные
слова не подчинились русской
грамматике и остались
несклоняемыми (пальто, депо,
кофе и т.п.),
- б) не склоняются современные
аббревиатуры (ГЭС, депо,
сельпо и т.п.),
- в) наблюдается потеря
склонения у некоторых
географических названий,
например, говорят: живу в
Переделкино, телестудия в
Останкино, выехал из Репино
вместо в Переделкине, в
Останкине, из Репина,
- г) в русском языке уменьшается
количество слов среднего рода:
так в прошлом их было 9,3% от
общего количества слов, а среди
неологизмов только около 4%.
- А раз так, считают
"аналитики", значит
русский язык движется в
двуродовой системе, ведь в
таких аналитических языках,
например, во французском,
обычно отсутствует именно
средний род.
- Думается, однако, что эти
аргументы малоубедительны.
Дело в том, что несклоняемых
иноязычных слов сравнительно
немного, около 5%, и они, конечно,
не могут послужить причиной
коренного преобразования
русского языка. Не совсем точны
и утверждения о несклоняемости
аббревиатур. Склоняются не
только старые
сложносокращенные слова (в
период нэпа, спектакль МХАТа),
но и относительно новые: трасса
БАМа, сотрудники МИДа и т.п.
Сильно преувеличивается и
распространенность
несклоняемых географических
названий. Под подсчетам
исследователей, их удельный
вес составляет около 19%, а шансы
роста таких общественно
неодобряемых речевых явлений
маловероятны. что же касается
убывания слов среднего рода, то
здесь мы имеем дело с обычной
стилистической иллюзией.
Известно, что среди
неологизмов весьма мало
глаголов, а поэтому мало и
отглагольных имен на -ание,
-ение (типа: рисовать - рисование,
лечить - лечение),
которые составляют
значительную часть старых слов
среднего рода. Данные словарей
новых слов, естественно, никак
не могут служить
свидетельством потери русским
языком категории среднего
рода.
- Было бы неверным, однако,
отрицать развитие аналитизма в
отдельных звеньях
грамматического строя
современного русского языка.
Это в особенности касается
составных числительных. Редкий
оратор рискнет сейчас
произнести пятизначное число в
каком-либо падеже, кроме
именительного. О тенденции к
упрощению склонения составных
числительных в устной речи
теперь открыто пишут в
грамматиках. Но дело здесь,
конечно, вовсе не в том, что
русский язык развивается в
сторону английского. Просто
побуквенное написание
составных числительных в наше
время встречается крайне
редко, если не считать школы и
надписей на денежных
документах, причем в последнем
случае обычно в именительном
падеже.
- Есть и другие проявления
аналитизма в обычной речи, но
они, как правило, касаются
периферийных сторон русской
грамматики. Поэтому говорить о
преобразовании самого типа
нашего языка в ближайшие
десятилетия совершенно
необоснованно.
4.5.
Повышение внутренней
организованности языка
- Каких же реальных изменений в
языке мы вправе ожидать?
- Думается, наиболее характерным
для языка будущего станет
повышение его внутренней
организованности, как теперь
говорят, системности.
Постепенно отомрут
непродуктивные формы в
грамматике, избыточные
варианты произношения,
значительно уменьшится
количество тех исключений из
общих правил, которые не
связаны с каким-либо особым
смыслом или стилистической
функцией. Развитие языка уже
давно идет по пути унификации
однотипных явлений. В этом
проявляется одно из
рациональных свойств
человеческого мышления -
стремление освободиться от
необходимости запоминать
ненужное, излишнее. Ведь не
случайно на вопрос, в чем
первопричина языковых
изменений, безвременно
погибший известный советский
языковед Е.Д. Поливанов дал
такой лаконичный и
парадоксальный ответ: "Лень
человеческая, или - что то же -
стремление к экономии трудовой
энергии" (Поливанов, 1931, 43).
- Вероятно, перспектива
унификации произношения и
грамматических форм вызовет у
многих эстетическое неприятие
этакого унылого речевого
стандарта. Но не следует видеть
будущее языка в таком мрачном
свете. Уже сейчас в лексике и
фразеологии идет процесс
обновления и в известном
смысле обогащения
выразительных особенностей
русской стилистики.
Стандартизация одних сторон
языка компенсируется
углублением своеобразия и
нескованности
словоупотребления.
- Кроме того, само понятие
языкового вкуса, как это уже
отмечалось, - явление весьма
нестойкое, исторически
преходящее. Кого сейчас не
удивит произношение: галстушный,
фабришный, яблошный, но так
говорили и даже писали в XVIII
веке. Еще Н.А. Некрасов писал табашный
дым, рифмовал слова наконешник
и грешник, а Словарь
Ушакова (надо заметить, что
профессор Д.Н. Ушаков был
рьяным сторонником
старомосковской орфоэпической
нормы) рекомендовал
произносить: беспроволо[шн]ый,
взято[шн]ик и т.п. Все это ушло
в прошлое, победило сближенное
с орфографией произношение
через чн. То же, разумеется,
произойдет и с оставшимися
пятью-шестью исключениями: ску[шн]о,
коне[шн]о, наро[шн]о, праче[шн]ая,
пустя[шн]ый, яи[шн]ица. Вроде
бы как-то жаль уходящей
орфоэпической нормы, сам автор
этих строк придерживается
традиционного произношения. Но
тут уж ничего не поделаешь:
всемогущий графический облик
слова безжалостно ломает
произносительные каноны. Как
не вспомнить здесь бессмертные
слова И.И. Срезневского:
"Считай прошедшим то, что
удерживается силой,
искусственно; считай будущим
то, что все более пробивается в
жизнь языка, хоть иногда
частями, по мелочам".
(Срезневский, 1887, 15).
- Нечто подобное происходит и в
морфологии. Как бы ни хотелось
сохранить приятные на слух
формы глаголов машет,
брызжет, плещет и т.п., они,
увы, обречены и в будущем
заменяться менее приятными для
современного восприятия, но
зато более рациональными
формами махает, брызгает,
плескает и т.п. Многие скажут:
это порча языка. Ничуть. Это
развитие по продуктивной
модели. Ведь в прошлом говорили
и писали: ичет, глочет,
черплет, а не так, как теперь: икает,
глотает, черпает. Здесь
сказалось непреоборимое
воздействие продуктивных
глаголов типа: играет,
ласкает. Постепенно влияние
аналогии распространится и на
другие исключения. Вам не
нравится форма плескает? Но
уже Пушкин писал: "Плеская
шумною волной / В края своей
ограды стройной, / Нева
металась как больной / В своей
постели беспокойной". Все
шире входит в употребление
форма махает. Недавно,
садясь в поезд "Красная
стрела", я слышал, как
интеллигентного вида дама
говорила мальчику: "Помахай
дяде ручкой". Примечательно,
что даже строгие нормативные
словари нет-нет да и признают
новые формы речи. Так в
составленном сотрудниками
Института русского языка СССР
"Орфоэпическом словаре
русского языка" (М., 1983)
рекомендуется: машет и
допустимо махает. Пройдет,
скажем, сто лет, и формы машет
и плещет будут казаться
нашим потомкам столь же
странными и неуклюжими, как нам
ушедшие в небытие - ичет и глочет.
Здесь, правда, необходима
существенная оговорка. Если
непродуктивный вариант имеет
какие-либо смысловые или
стилистические особенности, то
он может сохраняться
неопределенно долгое время.
Так, например, мы говорим: он
двигает шкаф, но им движет
самолюбие.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
- Надо полагать, что в будущем
неизмеримо возрастет
сознательное управление
языком. Если уже сейчас пишут
об экологии языка, то недалеко
время, когда специальные
комитеты
дизайнеров-языковедов будут
заниматься изобретением и
внедрением новых слов и
наименований, причем не только
рациональных и экономичных, но
и удовлетворяющих вкусам новых
поколений.
- Грядущий век - век умных машин.
Место громоздких картотек и
многотомных словарей займут
портативные электронные
компьютеры, способные хранить
и мгновенно выдавать любую
лингвистическую информацию. И
хотя тесная связь человека и
думающей машины в какой-то мере
и усилит рационализацию нашей
речи, сам русский язык сохранит
свою природную самобытность и
не будет уступать современному
языку ни по своему
лексическому запасу, ни по
стилистическим возможностям
для яркого и образного
выражения мысли.
-
Литература
БЕЛЯЕВСКИЙ А.,
ЛИСИЧКИН В. Тайны предвидения.
Прогностика и будущее. М., 1977.
КЛАРК А. Черты будущего. М., 1966.
ПОЛИВАНОВ Е.Д. Где лежат
причины языковой эволюции. - В
сб.: За марксистское
языкознание. М., 1931.
ПОТЕБНЯ А.А. Из записок по
русской грамматике. Т. 3. М., 1968.
СРЕЗНЕВСКИЙ И.И. Мысли об
истории русского языка. СПб.,
1887.
ЧЕРНЫШЕВ В.И. Культура речи. - В
кн.: Избранные труды. Т. 1. М., 1970.
ЧУКОВСКИЙ К.И. Живой как жизнь.
М., 1962.
ШЛЯПЕНТОХ В. Как сегодня
изучают завтра (современные
методы социального
прогнозирования). М., 1975.
ЯКОБСОН Р. Лингвистика в ее
отношении к другим наукам. В
кн.: Избранные работы. М., 1985.