Б.
Филиппов
Курочка
(Публикация Е.
Зудилова)
(Текст
взят из сборника эмигрантской
прозы "Пестрые рассказы".
Издательство имени Чехова. New York, 1953)
...
Плод любви
Цивильского
С Двадцатой Буровой:
Ричард не нахвалится:
- Эсперантик мой!
Эти безграмотные вирши были
вызваны основной страстью
Цивильского -
эсперанто. Ричард Тадеушевич и
получил свою "катушку"
(десятилетний срок
заключения) за упорное стремление
печатать свою многотомную работу
"САИЗМ"
(социально-архитектурное
мировоззрение) или философия
Эсперанто". И так как
второй том этого бреда (первый был
издан в "диком" 1921 году) не был
пропущен "марксической"
цензурой, Цивильский издал его в
тридцатых годах в
Польше. При попытке нелегально
"протолкнуть" в Польшу
рукопись третьего тома
Ричард Тадеушевич был арестован.
Всегда по-военному подтянутый,
чисто-выбритый и аккуратный во
всём, Павел
Васильевич был полной
противоположностью Ричарду и
Перовскому. Образованный,
насмешливый, хорошо воспитанный, он
сохранял многое от своего военного
прошлого: - "Слу-шаю-с!"
"Честь имею вам доложить..."
Безразличный к
религии, он с подчеркнутым
уважением относился, как к каждому
проявлению
веры, так и к служителям религии.
Искренняя почтительность его к
владыке
была трогательна, а его
предупредительность к нему была
безупречна. А чему
он был предан безраздельно и
беззаветно - это музыке. Часами он,
инженер-механик, мог говорить о ней,
насвистывать и напевать целые
симфонии,
оратории, оперы. На этой почве и
сошлись мы с ним, и часто целыми
часами
выли вдвоем то "Китеж", то
"Хованщину", то "По
прочтении псалма", то
симфонии Моцарта, Бетховена и
Малера.
Я писал скверные философические
стихи, и Павел Васильевич,
поклонник Тютчева
и Сологуба, одобрял их:
- Валите, Андрей Алексеевич,
выпишетесь еще, Бог даст!
А я нараспев читал свои упражнения
всей честной компании. Владыка
сосредоточенно слушал, стараясь
подавить улыбку, Павел Васильевич
одобрительно кивал головой, Архип
Сергеич дремал, Перовский норовил
рассказать что-либо на вечную тему:
"Вот и у нас в Невеле...", а
Ричард
Тадеушевич выскакивал со своим
постоянным:
- Нет, что там ни говорите, а русский
язык, да и все примитивные,
неусовершенствованные языки -
страшно грубы! Как плохо звучат не
только
ваши, Андрей Алексеевич (вы,
надеюсь, не обижаетесь на меня?), но
и
пушкинские стихи:
У лукоморья дуб зеленый,
Златая цепь на дубе том...
а как хорошо это звучит на
эсперанто! -
Sur bordo mare isolita...
И дальше: не безобразнейший "кот
ученый", а благозвучнейший "cato
instruito"...
- Замолчи ты! Сам ты "като
инструито"!
- Друзья! Назовем нашего ученого
кота Памву Берынду - "като
инструито"!
- Идет! Да будет так!
- Вы всё шутите, товарищи...
- Молчи, Ричард-Львиные....!
...
|
|