Языкознание
Сон о трех
красных девушках
Людвиг
Заменгоф создал эсперанто –
язык-суицид, самый мертвый в мире,
родившийся с пулей в сердце
Алексей
Парщиков
Либретто оперы о жизни и смерти языка предполагает хор из 32 человек, по
числу букв в русском алфавите, или 29 хористов, если текст будет по-немецки,
или 26 - в английском переводе. В хоре могут участвовать дети и карлики -
исполнять партии прописных букв, но необходимы вокалисты африканского,
восточного и латиноамериканского происхождения. Отдельные партии должны
отводиться грамматическим знакам: ария точки, ария запятой, дуэт тире и
запятой, дуэт двоеточий и точки с запятой, ария пропущенной буквы и т. д.
Людвиг Заменгоф (1859-1917) был одной из самых впечатляющих фигур на
переломе XX века. Он искал обобщений для языков и взимопонимания в личной
жизни, кажется, несуществующих людей, что и обратило его лингвистический
проект в пыль.
Но миллионы поддались циклически возникающей утопии братства и вызубрили
эсперанто.
"Тот, кто надеется"
Людвиг Заменгоф был поэтом, переводил "Быть или не быть", используя кроме
инглиш русские и польские переводы знаменитого монолога, ставящего под
сомнение веру и целостность мира.
Людвиг Заменгоф сочинял слепорожденные гимны своему проекту, к которому сам
относился как к учению. Он разрабатывал проект теософической церкви
Галлелитов, в которой службы проходили бы на понятном для всех языке и,
таким образом, собирался решить "еврейский вопрос". Совершенная ересь для
иудаиста. Заменгоф фантазировал: "Мы перестанем быть летучими мышами,
которые сами не знают, к какому лагерю животных себя причислить, и поэтому
презираются и одним классом, и другим. Когда нас спросят, кто мы такие,
каждый из нас сумеет ответить ясно и смело, без всякого заикания, краснения,
невольной фальши и колебания: "Я происхожу из евреев, принадлежу к такой-то
нации и к такой-то религии и мое имя такое-то". ("Галлелизм". Анонимная
брошюра Л.Заменгофа, 1901). Им владели сумрачные химерические образы и
чистые помыслы.
Из романо-германских, латинских и славянских словарей он сконструировал
всеобщий единый язык - эсперанто: корни, приставки, суффиксы и окончания
одного слова могли принадлежать разным языкам.
Людвигу Заменгофу был сон. Интернационалисту привиделось, что он находился
среди нескольких людей на опушке леса. И тут один из его компаньонов сказал
ему: мол, что-то ужасное произойдет, если три красные девушки выйдут из
леса. Когда они появились, один из сопровождающих Заменгофа заорал:
"Смотрите, три красные девушки вышли из леса!"* И потрясенный Людвиг
уверовал во множественность как таковую.
Людвиг Лазар Заменгоф родился в Белостоке, в имперской России, в
польско-белорусском местечке. Он получил медицинское образование,
разрешенное выкрестам, и стал практиковать в Варшаве. С лица он походил на
Зигмунда Фрейда, в нем проступали типичные для изобретателей, виртуозов и
домедийных знаменитостей черты одержимости и презрения к рутине. Подробнее
не скажешь о такого рода внешностях именно потому, что они были вполне
типичны для определенного отряда новаторов и слишком преданы общему
промежутку истории.
Заменгоф получил профессию окулиста, и это ярко для сегодняшнего образа
лингвистического новатора. Мы видим доктора включенным в визуализацию
информации, инструментом будущего: круглый отражатель во лбу. Этим
ухогорлоносьим зеркалом Заменгоф умерщвлял, как Горгона, хотя без злого
умысла, формы естественных языков. Сам того не желая, он создал язык-суицид,
самый мертвый в мире, родившийся с пулей в сердце. Для эсперантского словаря
он использовал индоевропейские корни. Подобное можно найти и в
словотворчестве русских футуристов или дада, но Заменгоф, конечно, был глух
к модернистской эстетике. Полные примитивной назидательности и однообразной
риторики, стихи Людвига Заменгофа напоминают баптистские песенки, иногда
имитации псалмов.
Затея создания конвенционального языка была притягательной для Европы, чьи
народы сражались за единство, еще не представляя, что это единство в конце
концов окажется не территориальным или идеологическим, а специфически
информационным. Для мертвого языка находилась вакансия в самой реальности:
количество мертвецов прогрессировало в войнах и революциях. Слово, приравнен
ное Маяковским к штыку, было терминатором, вестником уравнения: пришедший с
мечом от меча и погибнет. Безжизненная языковая машина Заменгофа была все же
слишком арифметична, наивна и неповоротлива, обречена на навязчивое
коммивояжерство и вымирание уже во второй попытке доказать свою
конкурентоспособность.
Трудно не сострадать (и не сопротивляться этому чувству) попытке обращения к
чисто человеческому ресурсу для создания утопии, логика которой неоспорима,
а жизнеспособность обречена. В действительности универсальные языки,
возникшие после информационного взрыва, - это машинные произведения,
откровения и наития математиков.
Юрий Лотман в предсмертной книге "Культура и взрыв" предположил, что
существует внеязыковое пространство (мысль, врожденная для художника, но не
для ученого): "Передача информации внутри структуры без памяти действительно
гарантирует высокую степень идентичности. Если мы представим себе
передающего и принимающего с одинаковыми кодами и полностью лишенными
памяти, то понимание между ними будет идеальным". Мертвый язык абсолютно
подходит для передачи сообщения. Азбука Сэмюэла Морзе успешно унифицировала
коммуникацию и вышла из употребления только в конце XX века.
Почти в каждом университетском городе - в Лондоне, в Киеве, в Цюрихе или в
Запорожье и Дели - собираются энтузиасты эсперанто, хотя на этом языке не
написаны тексты, сформировавшие актуальные идеи, повлиявшие на умозаключения
и теории. Однако на эсперанто переведены Толстой, Достоевский, Данте, Ибсен
и Сартр. Но там, в пространствах эсперанто, "сброшенные с парохода
современности", они живут, как беспамятные электронные псевдонимы, не
авторы. В умозрительных библиотеках Борхеса обыгрывается образ смешения
языков и Вавилонской башни. Эсперанто, само собой, представляет вариант
вавилонской инициативы. Самый известный образ этой башни - брейгелевский, но
у художника есть и другая картина, изображающая связку слепых, ведомых
слепым поводырем. На содержательном уровне эти картины иронично
гармонизируются в образе самого окулиста Заменгофа, который окривел на один
глаз к концу жизни. Тщетность предприятия, направленного в никуда. Правда,
само слово "эсперанто" означает "тот, кто надеется".
Генералиссимус языка
"Земля свободы, земля будущего, я приветствую тебя!", - обратился к
конгрессу эсперантистов доктор Заменгоф в 1910 году в Вашингтоне. На
фотографии 1911 года господин Людвиг Заменгоф торжественно плывет в
банкетном, пышном, как клумба, ландо - генералиссимус языка, в окружении
поклонниц и обожателей, уже готовых к экзальтациям Игоря Северянина и
вступлению в постиндустриальную эпоху: кумир съезда эсперантистов.
"И внезапно сделался шум с неба, как бы от несущегося сильного ветра, и
наполнил весь дом, где они находились. И явились им разделяющиеся языки, как
бы огненные, и почили по одному на каждом из них. И исполнились все Духа
Святаго, и начали говорить на иных языках, как Дух давал им провещевать".
(Деян. 2:2-4).
Врубель воспроизвел это событие на потолке Кирилловской церкви в Киеве, на
Куреневке. Церковь располагается на территории больницы для душевнобольных.