4. ПРИНЦИП НАЦИОНАЛЬНОГО РАВНОПРАВИЯ И ТРУДНОСТЬ ИЗУЧЕНИЯ ИНОСТРАННЫХ ЯЗЫКОВ

Владимир Ильич Ленин был в высшей степени чуток к национальным чувствам, особенно людей, принадлежащих к малым нациям и народностям, угнетаемых империализмом.

Говоря о значении национальной политики большевиков, об опасности уклона к великодержавности, Ленин со всей решительностью заявлял о необходимости «.доказать, что мы н е империалисты, что мы уклона в эту сторону н е потерпим.

Это мировой вопрос, без преувеличения мировой.

Тут надо быть архистрогим.

Это скажется на Индии, на Востоке, тут шутить нельзя, тут надо быть 1000 раз осторожным» (323).

Неоднократно и в самой категорической форме Ленин выражал мысль о недопустимости того, чтобы язык какой-нибудь господствующей или господствовавшей нации занимал привилегированное положение среди национальных языков, был господствующим языком, для всех обязательным, всем навязываемым. Тезис о национальном равноправии, сформулированный им в статье «Рабочий класс и национальный вопрос»: «Ни одной привилегии ни для одной нации, ни для одного языка!» (324), он повторил и в «Критических заметках по национальному вопросу»: «...никаких безусловно привилегий ни одной нации, ни одному языку» (325а) Принципиальная постановка вопроса о равноправии наций и их языков не исключает, однако, постановки и положительного решения вопроса о временном использовании широко распространенных национальных языков в качестве интернациональных средств общения. Этого требует объективный ход истории. И Ленин принимал это в расчет, отмечая, что «централизованное крупное государство есть громадный исторический шаг вперед от средневековой раздробленности к будущему социалистическому единству всего мира...» (325б) и что экономические потребности в таких государствах заставляют население овладевать языком национального большинства. Ленин писал об этом в условиях всемирного капитализма и имел в виду именно эти условия. А в этих условиях национальные чувства бывают особенно обострены и нарушение языкового равноправия приводило и приводит к социальным конфликтам. Такие конфликты, в основе которых лежит ревнивое отношение к языку своему и чужому, нередки и в наши дни.

В Бельгии обострилась борьба вокруг определения языковых границ между территориями, где проживает валлонское и фламандское население. В этой маленькой и густо населенной стране 4 млн. валлонцев, говорящих на французском языке, и 5 млн. фламандцев, говорящих на голландском языке. В феврале 1962 г. бельгийская палата депутатов приняла закон о проведении языковой границы между ними, закон был утвержден сенатом. При практическом определении этой границы возникло много разногласий и споров, которые привели к столкновениям между разноязычными бельгийцами. В том же году 14 октября в Брюссель съехалось около 100 тыс. фламандцев, устроивших шумную демонстрацию протеста: говорящие по-голландски считали себя обиженными.

Полнейшее, не формальное, а фактическое равноправие всех национальных языков - это только одна сторона вопроса. Другая сторона его - трудность национальных языков для тех, кому они чужды, особенно для иностранцев. Об этом писалось и пишется, говорилось и говорится бесконечно много во всем мире, едва заходит речь о расширении интернациональных функций того или иного национального языка.

* * *

Нередко полагают, что чтение иностранной литературы в подлиннике уже означает знание иностранного языка. Однако не только умение читать, но и писать на иностранном языке еще не показательно для настоящего овладения им: надо еще и свободно понимать устную речь и самому свободно владеть ею.

В своих воспоминаниях о Владимире Ильиче Н. К. Крупская поведала о том, как в апреле 1902 г. они приехали в Лондон и «очутились в довольно-таки беспомощном состояний. Думали, что знаем английский язык, так как в Сибири перевели даже с английского на русский целую толстую книгу Веббов... Когда приехали в Лондон, оказалось - ни черта мы не понимаем, нас никто не понимает. Попадали мы вначале в прекомические положения. Владимира Ильича это забавляло, но в то же время и задевало за живое. Он принялся усердно изучать язык. Стали мы ходить по всяким собраниям...» (326)

В августе 1921 г. американский бизнесмен Арманд Хаммер посетил Ленина и нашел, что вождь русской революции «в совершенстве изъясняется по-английски». На этот комплимент Ленин скромно вздохнул: «Ох, как мне далеко до совершенства!» Хаммер так передавал мнение Ленина о трудностях изучения иностранного языка: «Сначала идет неплохо, но чем больше вы изучаете язык, тем труднее вам становится» (327). Труднее, вероятно, потому, что возникает все больше точек соприкосновения с языком во всем его сложнейшем объеме, с его бесчисленными сложностями и исключениями.

С тех пор как ученые обратились к проблеме искусственного международного языка, много писалось о трудностях якобы естественных, т. е. эволюционно сложившихся, языков. Эти трудности заключаются в бесчисленных исключениях из всех правил грамматики, обусловливающих отсутствие логической стройности морфологической структуры, в многозначимости слов, в пробелах и излишествах словаря, в нерегулярной и нелогичной системе словообразования, в национальной специфике произношения, в несовпадении правописания с произношением и т. д.

У каждого этнического языка свои трудности. Хорошо известны, например, исключительные трудности орфографии английского и французского языков, трудности немецкого синтаксиса и русской морфологии. Если взять только глагольные окончания, то в русском языке с его малоразвитой глагольной системой их сравнительно немного - 157, в немецком - 354, в английском - 651, а во французском - 2651! Шарль Балли в своей книге «Общая лингвистика и вопросы французского языка» писал, что французский язык «ненавидит всякие правила», в нем сохранилось 350 архаических глаголов, которые «бредут в беспорядке» (261б). Беспорядочность этнических языков - следствие их длительного стихийного развития, наслоения пережитков далеких эпох.

В русском языке для иностранцев большую трудность представляют не только грамматические сложности, но и его синонимическое богатство. Их просто озадачивают такие семантические гнезда русского словаря, как замолкнуть, замолкать, умолкнуть, умолкать, смолкнуть, смолкать, стихнуть, стихать, притихнуть, притихать, затихнуть, затихать, утихнуть, утихать, приутихнуть. Если между замолкнуть и замолкать есть какая-то разница в значениях, в категории вида, то какая разница между замолкнуть и умолкнуть, между стихнуть, затихнуть, утихнуть?...

В каждом историческом языке не хватает многих слов для выражений лексических понятий и многих морфем и вообще формальных средств для выражения грамматических значений, но в то же время в каждом языке много лишнего, много лексических и грамматических дублетов.

«Адвокат дьявола» Марио Пей на воображаемом конкурсе языков, претендующих на роль посреднического языка между всеми народами, критикуя наиболее распространенные национальные языки и наиболее известные проекты международного языка, сказал в адрес русского языка: «...Твои слова чрезмерно длинны и отягчены огромным грузом окончаний...» - и упрекнул его в непостоянстве и произвольности ударений (206з). Но ведь хорошо известно, что ни окончания, ни ударения в русском языке самим русским трудными не кажутся, как и окончания французского языка - французам, произношение английского языка - англичанам и т. д. Усвоение родного языка со второго года жизни приучает человека ко всем его трудностям, но они остаются во всей своей неприглядности для иностранцев.

Прав был О. Есперсен, когда утверждал, что всякий национальный язык в использовании его иностранцами это совсем не тот самый язык, на котором говорят и пишут те, для которых он является родным. Не только иностранцы, но даже большинство нерусских граждан Советского Союза не овладевают в полной мере или не овладевают вовсе как раз теми пластами русского языка, которые составляют его достоинства, его богатство, выразительность.

Недостатки национальных языков, разумеется, не исключают у них различных достоинств и красот. Так, русский язык дает, в частности, богатые возможности для художественных произведений, для поэзии. Он гораздо более приспособлен для стихов, чем английский, немецкий и даже французский: он гибче их синтаксически, в нем больше данных для многообразия ритмики и рифм. Начиная с лирики и поэм Пушкина и кончая лучшими стихами лучших советских поэтов, пишущих по-русски, русская поэзия показывает все достоинства и красоты языка русского народа. Но они недоступны или почти недоступны для плохо владеющих русским языком... Всего этого совершенно не хотят учитывать сторонники теории перерастания одного из национальных языков во всеобщий.

Г. Палмер в предисловии к книге Г. Джекоба «Плановый вспомогательный язык» вспоминает поговорку: «What do they know of England who only England know?» («Что знают об Англии те, кто знают только Англию?») - и, исходя из этой поговорки, спрашивает: «Что знают об английском языке те, кто знают только английский?» Палмер приходит к выводу, с которым нельзя не согласиться: «Если это верно, что те, кто знают только английский язык, знают его очень мало, то верно будет и утверждение, что те, кто знают только естественные языки, очень мало их знают» (203).

Пытаться теоретически решать проблему всеобщего языка без того, чтобы предварительно не изучить проекты международного языка, созданные в условиях капитализма, и историю идеи искусственного международного языка,- занятие бесполезное. Голословные заверения о совершенстве того или иного национального языка как интернационального, международного средства общения не имеют никакой доказательной силы.

Национальные языки выполняют функции интернационального средства общения во всех областях общественной деятельности достаточно успешно лишь в тех случаях, когда ими владеют в совершенстве, когда они стали родными, привычными для представителей других национальностей. Человеку надо с ранних лет прививать знание иностранного языка, прежде всего разговорного, надо и пожить в той стране, в которой изучаемый язык звучит на каждом шагу, чтобы вполне освоиться с ним, свободно на нем читать, писать, говорить и понимать его в устной речи. Это мало кому доступно.

До того времени, как идея общечеловеческого языка претворится в жизнь, люди все же будут изучать иностранные языки, тратя на это массу времени и умственного труда, но достигая очень немногого. Еще Лейбниц говорил, что если бы в мире был один язык, можно было бы считать, что человеческая жизнь удлинилась на целую треть, ибо треть наших жизней, нашего бодрствования, как полагал великий ученый-полиглот, мы посвящаем языкам.

Не все, конечно, посвящают языкам треть жизни. Даже одна десятая жизни была бы слишком дорогой ценой за овладение главными иностранными языками. Тем более, что овладение несколькими ими в совершенстве - задача для большинства людей непосильная, хотя бы даже по недостатку времени. К тому же три-четыре, даже пять-шесть наиболее распространенных языков мира это только частичное преодоление языковых барьеров..

В Советском Союзе и за рубежом изыскиваются средства к повышению эффективности преподавания иностранных языков. Не так давно «Литературная газета» (328) и другие органы нашей печати преподнесли читателям как научную сенсацию и вместе с тем как серьезное научное открытие гипнопедию - обучение иностранным языкам спящих. Подопытным учащимся за ночь вводится в подсознание через органы слуха по 40 слов. Руководители этих экспериментов Л. А. Близниченко (Украинская ССР) и А. М. Свядош (Ленинград) утверждают, что это только начало.

Будущее покажет, оправдает ли гипнопедия надежды, возлагаемые на нее энтузиастами этого интереснейшего новшества. Если оправдает и найдет массовое применение, овладение иностранными языками значительно облегчится. Но потребности во всеобщем языке это все равно не устранит ни в какой мере!

* * *

Как бы ни критиковать теорию перерастания одного из национальных языков во всеобщий, все же нельзя отрицать возможность, как на этом настаивал покойный М. Д. Каммари, именно такого решения проблемы международного языкового общения. Ведь возможности того или иного развертывания событий и даже того или иного общественного развития на решающих этапах истории различны: закономерности прокладывают себе путь через случайности, их действие может быть ускорено или замедлено. В принципе возможно, что представители всех или большинства, многих или нескольких народов, собравшись на конференцию по проблеме международного языка, в качестве такового изберут один из существующих проектов его или один из национальных языков, либо в том или другом из этих направлений проблема будет решаться эволюционно. Насколько то или другое было бы целесообразно, прогрессивно и научно - вопрос уже другой.